Письма героев (СИ) - Максимушкин Андрей Владимирович
Работа успокаивала. Изучение документов настраивало на нужный лад. Нежданно-негаданно вознесшийся на самые вершины власти престарелый маршал не обманывал себя. Его затащили на алтарь. Предавшим все и вся политиканам, никчемным людишкам из правительства, самому народу, приветствовавшему разгром своей страны, требовался козел отпущения. Что-ж, сдаваться старый маршал не привык. И не в таких передрягах бывал. Тем более за ним стояли люди, настоящие патриоты страны.
Петен сочно выругался, разворачивая план обороны Парижа. Прекрасный, проработанный специалистами своего дела документ. Совершенно бесполезная, никчемная бумага. Сжечь ее? Нет. Уже через два дня появится масса желающих предать огню, вычеркнуть из памяти позорные минуты и часы бесчестья. Не стоит давать им повод для радости. Может быть, через много лет найдутся настоящие французы, которым будет знать, как так получилось, что всего через месяц после немецкого наступления некому было оборонять Париж?
Смешно получается, глава правительства, без пяти минут диктатор работает в Версале, разгребает наследие республики. А немцы вошли в Париж. Сам Версаль обороняют какие-то новобранцы и полиция. Реально войск нет. Впрочем, сейчас немцы или русские куда безопаснее своих идиотов. Маршал невесело рассмеялся над грустными мыслями. Да, такое в мемуарах лучше не писать.
Петен находил мрачное удовольствие в спасении материалов для будущего суда над пораженцами. Суда, на котором и ему попытаются найти место на скамье подсудимых. Желающие подставить найдутся. Что-ж, у него не хватило сил отказаться от власти, уйти в отставку, уехать. Это грех. Кто-то ведь должен был принять на себя удар, пусть на переговорах с победителями, но выступить за Францию, защитить то немногое, что еще осталось от чести нации. Пусть лучше самому испить до дна горькую чашу, чем позволить подобрать власть мошенникам из левых партий. Социалисты, конечно, найдут общий язык со своими немецкими сородичами, но чем это обернется для страны?
Увы, о войне все знали заранее. К войне готовились двадцать лет — оказались не готовы. Да еще гениальные политические маневры поспособствовали. Это надо было суметь сделать все так, что старый верный союзник вдруг выступил на стороне Германии! И ведь не умыслом, а благими намерениями. Одно радует, старому маршалу не придется подписывать капитуляцию. На этот позор есть другие люди.
Филипп Петен только успел убрать папку в стол, как в дверь постучали.
— Войдите!
Вот еще один признак поражения и разложения, даже позвонить через секретаря не могут.
— Добрый день, маршал, — на пороге возник незнакомый мужчина средних лет в светлом костюме. Незнакомец жизнерадостно улыбнулся.
— Чем могу быть полезен, месье?
— Простите, я князь Дмитрий Романов. Спешу развеять Ваше недоумение, маршал. Я прибыл, чтобы провести с Вами предварительные переговоры об условиях мира. Предупреждаю, я не вхожу в состав официальной делегации Империи, но выполняю поручение моего венценосного родственника.
— Какого черта? — проревел Петен, поднимаясь, чтоб выкинуть за дверь этого наглеца.
— А теперь серьезно, — глаза князя светились холодным льдом.
Сказано это было тихо, но так, что старый маршал остановился.
— Так лучше.
— Присаживайтесь. Говорите.
Маршал взял трубку, чтоб вызвать секретаря. Раз уж этот бездельник пропустил Романова, пусть тогда несет кофе и крюасаны.
— Нет смысла звонить, — русский по-своему истолковал движение собеседника. — Дворец под охраной пластунов. Через два часа подъедут немцы. У нас мало времени чтобы поговорить без чужих ушей.
Почему-то маршал поверил этому русскому. В ситуации Петена не стоило игнорировать личного представителя русского императора, тем более, члена дома Романовых. Маршал кивнул, сложив пальцы перед собой. Хуже не будет.
Князь Дмитрий с наслаждением опустился в кресло и вытянул ноги. Признаться, чувствовал он себя не в лучшей форме. Банально не выспался. Только позавчера его пластуны нагрянули в уютное парижское предместье Иври-сюр-Сен. Именно там работала Лаборатория атомного синтеза. Русские парашютисты успели в последний момент, персонал уже грузил оборудование, на железной дороге стояли пломбированные вагоны с ураном и тяжелой водой.
Дмитрий успел. Дальше уже дело техники. Да, пришлось потратить силы на разговор с учеными. Небезуспешно. Князь мог собой гордиться — двое из списка Вернадского согласились переехать в Россию. С ними под крыло русской администрации спрятались с полдюжины докторов и специалистов масштабом помельче. Остальных не слишком вежливо выпнули за ворота. Пусть сами решают свои проблемы. Что-то подсказывало князю, что немцы не будут столь великодушны, если и предоставят выбор, то между лабораторией, деньгами и признанием с одной стороны и концлагерем с другой. Впрочем, это уже не интересно.
Очень удачно на связь вышел сюзерен. У Алексея талант. Радио заработало именно в тот момент, когда пластуны уже готовили специальный поезд к отправке в Россию. Задачу царь поставил соответствующую, так что пришлось срочно хватать батальон и гнать в Версаль. Ночью, разумеется. Время на сон не предусмотрено.
— Господин премьер-министр, не буду скрывать, Вы приняли пост в не самый лучший день для Франции и для Вас лично. Те, кто еще вчера кричал о тщетности сопротивления и готов был рвать на клочки последних защитников страны, завтра первыми обвинят Вас в предательстве. Симпатии черни непостоянны, они любят красивые слова, уверенный голос, громкие лозунги и простые решения. Социалисты терпеть не могут молча спокойно работать на будущее, не выносят ответственности, они тратят все сегодня, не откладывая ни сантима на завтра. Сейчас Вас называют спасителем, завтра будут плевать в спину, — русский говорил по-французски бегло с легким акцентом.
— Молодой человек, Вы пришли, чтоб сломать меня перед капитуляцией? Вашему императору нужно не только победить, но растоптать и унизить бывшего союзника?
— Нам нет нужды добивать упавшего. Вы знаете, Алексей не хотел вступать в эту войну. И не мы победили, а французы не захотели драться. Вы это знаете лучше меня, мой маршал.
Маршал грозно нахмурился, скрипнул зубами, тут ему в глаза попалась большая карта. Красные и синие линии фронтов. Нависшая над Бретанью тяжесть немецких дивизий, уже заштрихованный Париж, глубокая рана врубившихся в тело страны русских танковых армий. Кровоточащий клин почти до Орлеана. Плечи маршала опустились, взгляд уперся в стол. Дмитрий Александрович встал с кресла и выглянул за дверь, коротко бросил что-то по-русски.
— Так, месье Филипп, вспомните растоптанную Версалем Германию. Кто протянул немцам руку дружбы? Кто не дал вам раздеть их донага, окончательно унизить и раздавить?
— Предатели. Раньше мы считали русских союзниками.
— У всех свои интересы, — Романов сделал акцент на последнем слове.
— Мы дали хлеб голодающим, защитили слабых. Сейчас у нас сильный союзник. Кстати, немцы выплатили нам все свои долги по репарациям, пусть им и пришлось залезть в долг к американцам. Вы считаете это аморальным? Но нам нужна была здоровая Германия, а не нищая страна населенная обозленными на весь мир варварами на границах.
Филипп Петен молча кивнул. Пусть с возрастом пропала живость ума, но он прекрасно понимал, куда гнет собеседник. Русские вырастили себе бульдога, позволили немцам восстановить форму, но они не хотят чрезмерного усиления своего союзника. Они правы, с бошами надо держать ухо востро.
— Нам не нужна униженная, растоптанная Франция, — продолжил Романов. — Ваши политиканы начали эту войну, они же бросили французов на растерзание после первых же поражений. Что ж, пусть горечь поражения не мешает Вам действовать разумно, мой маршал. Император Алексей пока считает Вас достойным стать спасителем Франции. Но он готов рассмотреть любую другую кандидатуру.
— Эльзас и Лотарингия?
— Это не обсуждается. Грегор Штрассер обещал немцам вернуть эти земли. У него нет причин нарушить свое слово.
