Бурят - Квинтус Номен
С Владимиром Григорьевичем Николаю Павловичу обсуждать различные «инженерные конструкции» было просто: они уже почти два года жили в одном доме. Дом этот (и два соседних) по специальному заказу Николая Павловича построил архитектор Шехтель. Поставленные неподалеку от Ботанического сада они выглядели игрушечными — издали выглядели. А вблизи эти восьмиэтажные «домики» высотой по тридцать пять метров, да еще и с башенками со шпилями сверху смотрелись… тоже очень красивыми. В квартирах этих домов Николай Павлович старался селить «важных государственных людей», только не чиновников (из собственно чиновников в соседнем доме жили лишь Кржижановский и Струмилин), а инженеров и ученых.
Вообще-то сейчас в Москве и просто отдельная квартира была высокой наградой, а уж такие — в пять-девять просторных комнат, с горячей и холодной водой в кранах, с кухней, в которой плиты электрические стояли — и мечтать не приходилось, однако Николай Павлович именно «уговаривал» людей в этих квартирах поселиться:
— Ну вы войдите в мое положение: иногда приходится что-то по технике срочно уточнить, а спросить не у кого. А если вы согласитесь соседом моим стать, то ведь не откажете иногда в помощи советом профессиональным?
Собственно, именно такой подход приводил к тому, что никто от предложения переселиться не отказывался. Кстати, сам Федор Осипович тоже в одном из выстроенных им домов жил. Правда он поскромничал и выбрал небольшую пятикомнатную квартирку…
Для общения с нужными товарищами в центральной (трехподъездном) доме на втором этаже среднего подъезда был устроен отдельный «кабинет» из четырех больших комнат и маленькой (метров шестнадцать всего) кухонкой — и Николай Павлович в ней обычно разные срочные вопросы с соседями и обсуждал. Очень удобно было что угодно там обсуждать: в одной из комнат имелась обширная библиотека, набитая различными справочниками, три девушки, работающие в секретариате, при необходимости и поесть могли быстро приготовить — так что в квартире самого Николая Павловича побывать мало кому удавалось. Но летом двадцать пятого товарищ Бурят очень неудачно поскользнулся на лестнице, мокрой после ливня — и для обсуждения какого-то очередного вопроса пригласил товарища Струмилина подняться к нему домой.
Станислав Густавович с интересом оглядел кабинет, в который его привела секретарша Андреева. Очень необычный кабинет: в нем, казалось, стен вообще не было — они были закрыты поднимающимися до потолка книжными полками, забитыми разными книгами под завязку. Нечто подобное Станислав Густавович видел в некоторых британских особняках, но — в отличие от британских «домашних библиотек» здесь было видно, что книгами активно пользуются. Да и два больших стола были завалены разными иностранными газетами и журналами.
— Вы, я гляжу, много читаете… — начал он «непринужденный разговор».
— А чем еще заниматься-то? Просто делать вид, что чем-то руковожу, много времени не требует, вот и развлекаюсь как могу. А пригласил я вас по вопросу не сказать что уж очень срочному, однако, думается мне, важному. Вот мы сейчас каждый божий день запускаем по одному-два завода…
— Больше.
— Не намного больше, но я не об этом. Заводы мы, конечно, растаскиваем по городам разным как можем, но все одно в городах этих с жильем становится крайне печально. Причем и мужики есть чтобы домов побольше строить, но с материалами для стройки тоже не ахти выходит.
— Это ненадолго, сейчас уже заработал завод по выпуску оборудования для заводов уже кирпичных. А если мы в следующем году начнем электростанции древесными гранулами питать вместо угля, то для питания этих кирпичных заводов топлива у нас вполне хватит.
— Про кирпич я и сам знаю, с цементом, опять же, уже скоро все будет прекрасно. А вот с окнами… стекла у нас выделывается крайне мало.
— Насколько я помню, до осени еще два завода стекольных будет запущено.
— Это да, вот только… вы на эти-то стекла посмотрите, — Николай Павлович махнул рукой по направлению к окну. — Что про них сказать можно?
— Ну, стекла… прозрачные.
— Вот именно, свет пропускают — и уже хорошо. Однако разглядеть через них мелочи всякие никак не выходит. А теперь посмотрите на это зеркало, я его из родового дома забрал.
— Честно говоря, с иного слова даже не подберу: зеркало просто шикарное.
— Вот-вот, а сделано оно куда как более ста лет назад. Я тут специально книжки умные почитал, изучил как венецианцы такие зеркала делали: они стекло на расплавленное олово лили.
— Я это слышал, и знаю, что получалось у них стекло почти идеальное, но жутко дорогое.
— Это потому, что они стекло это несколько дней одно делали. Я тут вот что подумал: нынче мы стекла для окон тянем вверх…
— Мне подробности неизвестны…
— Так я и рассказываю: стекло тянем вверх поскольку оно густое и тянется неплохо. Но все равно где-то на лодочке изъян — и он тоже наверх тянется, не девается никуда. А где-то стекло остыть в должной мере не успело и вверх не столь быстро протянулось, оплыло. А если стекло лить, как венецианцы, на то же олово и тянуть не вверх, а вбок… Его можно и погорячее на олово лить, оно пожиже будет и все такие неровности исчезнут, оплывут.
— Честно скажу: я вообще в изготовлении стекла ничего не понимаю.
— А вам и не надо. Я вот что подумал: если мы создадим специальный институт по
