Алексей Шепелёв - Грани судьбы

Едва Дак завершил стихотворение, как Наромарт попросил его повторить чтение, но теперь — на зыке оригинала. Дракон уважил просьбу целителя. Остальные выслушали непонятную, но удивительно певучую и гармоничную речь в полном молчании и совсем не удивились, когда эльф подвёл итог:

— Очень жаль, что вы не можете оценить стихи на языке их сочинения.

— Ещё бы не жаль, — согласился Нижниченко. — Стихи всегда лучше слушать в оригинале, а не в переводе.

— А кто придумал эти стихи? — тихо спросила Анна-Селена.

— Не знаю, — Дак снова сделал легкое движение крыльями, словно плечами пожал. — Это очень древние стихи. Говорят, их написали наши предки, до того, как спустились со звезд в этот мир.

— Говорят? — уточнил Мирон, от которого не ускользнула легкая заминка на этом слове.

— Наши знания погибли почти сразу же после Катастрофы — вместе с теми, кто хранил их. На континенте сейчас осталось едва ли больше десятка Крылатых, которые помнят мир таким, как он был прежде.

— А ты? — не утерпел Сережка. — Ты же родился раньше, правда.

— Правда, но не намного. Когда случилась Катастрофа, мне не исполнилось и сорока оборотов.

— Но всё равно, ты же должен был многому научится и многое узнать, — не отступал мальчишка. Но Дак отрицательно покачал огромной головой.

— Я не знаю, Шустренок. Мы, драконы, живем не так, как люди, ведь мы — другие. Драконы бессмертны, нам некуда спешить. Поэтому маленькие дракончики не изучают знания старших, они просто живут и познают мир, стараясь везде побывать и все увидеть, услышать, ощутить. И только повзрослев, они приступают к обучению. Я был тогда еще ребенком. Я парил над равнинами Паннонты и петлял в ущельях Ласских гор, я купался в Восточном Океане и нырял в озеро Пэлла, я жил среди бака-ли, считавших меня маленьким живым богом и спускался в город Горного Народа Тронтандин, который сейчас считают легендой. Я помню это так хорошо, будто это было вчера. Но знания моего народа… Я лишь успел к ним только чуть-чуть прикоснуться. Тем, кто уничтожал драконов, нужны были только наше золото и драгоценности. Больше их ничего не интересовало. В такой войне знания обычно гибнут первыми.

— Знания в любой войне гибнут первыми, — мрачно констатировал Мирон. — Потому что именно они представляют самую большую ценность. Золото, драгоценности, территории — всё это можно вернуть назад, а вот раскрытые секреты уже не скроешь.

— Однако же, Инквизиция именно этим и занимается. И довольно успешно, — не преминул вставить своё слово вечный спорщик Женька.

Мирон отрицательно покачал головой.

— Инквизиция — плотина. Прогресс — поток. Да, таких плотин в истории нашего мира не было, поэтому и кажется, что прогресс остановился. Покажи человеку из Киевской Руси Днепрогэс — представляешь, как он впечатлится? Пороги исчезли, Днепр разлился — конца-края не видать.

— Редкая птица долетит до середины Днепра, — с иронией процитировал Гоголя подросток. Как известно, во времена создателя "Мёртвых Душ" никаких гидроэлектростанций на Днепре не было даже в проекте. Другое дело, что и преувеличил писатель изрядно: наверняка самая заурядная ворона способна из Троэщины перебраться в Оболонь.

Мирон кивнул, признавая правоту классика, и хотел продолжить объяснение, но не тут-то было.

— Пингвин — точно не долетит, — рот у Серёжке был набит печёной рыбой пополам с репой, поэтому говорил мальчишка очень неразборчиво. — Значит он — птица не редкая.

— Чучело, ты пингвина-то хоть раз вживую видел? — рассердился Женька, попутно удивляясь, что в морритском языке оказалось нужное слово. Значит, и на этой Грани где-то птички прижились.

— Два раза, — мальчишка ничуть не обиделся. Он проглотил еду и пустился в объяснение, помахивая зажатым в руке прутом с насаженным на него кусочком рыбы: — В кишинёвском зоопарке и в московском. Они забавные такие. Зимой с горки на пузе катаются.

— Я бы дорого дал, чтобы посмотреть на это вблизи, — горестно вздохнул Дак.

— Не удавалось? — сочувственно спросил Наромарт.

— Ни разу. Пингвины чуют нас издалека, принимают за хищников и тут же разбегаются и прячутся. Когда я был маленьким хетчлингом, то пытался подкрадываться, маскируясь за скалами, но тщетно. А сейчас, — морду дракона исказила гримаса, обозначавшая улыбку, — сейчас и не спрячешься никуда.

— Даже у драконов есть свои недостатки, — серьёзным до издевательства голосом подвела итог Анна-Селена.

— И немало, — согласился Дак. — Но мне бы хотелось услышать окончание той истории, которую начал рассказывать Мирон. Насколько я понимаю, речь шла о какой-то реке и о плотине.

Нижниченко кивнул.

— Об очень большой реке, наподобии Валаги.

Дракон выгнул шею, морда разительно изменилась, рога, можно сказать, встали дыбом. Такая мимика означала крайнее удивление.

— Люди могут перегородить такую реку? — он особо выделил голосом слово "такую".

— Изучая науки и совершенствуя технику, люди способны очень на многое.

— Однако, подобная плотина по сравнению с теми, которые они строят сейчас и строили до Катастрофы…

— Соотносится примерно так же, как и попытки остановить прогресс в нашем мире и Инквизиция. Но суть остаётся неизменной: у каждой плотины либо есть водосброс, либо вода её обтечёт или перехлестнёт. Запретные знания рано или поздно станут всеобщим достоянием.

— Хотел бы я иметь такую уверенность. Боюсь, всё случится иначе.

— Что ж, надеюсь, что у тебя будет возможность вспомнить о сегодняшнем разговоре, когда нас рассудит время.

— Я о нём никогда не забуду, — заверил дракон.

Они ещё долго разговаривали о самых разных вещах.

Звезды медленно плыли по ясному чёрному небу, спрятался за горные отроги нарастающий Умбриэль, взошла бледно-голубая, словно маленькая льдинка Иво. Ветер шумел в кронах недалёкой сосновой рощи. Где-то рядом стрекотали совсем земные кузнечики, а где-то вдали перекликались порой совершенно незнакомые птицы. Потрескивали в костре прогоравшие сучья.

Словно нарочно кто-то пытался опутать странников путами уюта и комфорта, убедить отказаться от дальнейшего путешествия. Маленький дом в горах, спокойная размеренная жизнь среди друзей, возможность заниматься любимым делом — чем не счастливый конец для опасного приключения? Но всё-таки каждый из них выбрал иную судьбу. И когда Сашка сказал: "Пора собираться", никто не стал с сожалением задерживаться у костра, ну, разве самую малость.

Лишь Серёжка попросил:

— Я хочу Дака спросить наедине. Вы идите, я догоню.

— Мы во дворе тебя подождём, — пообещал Сашка, прочувствовав умоляющий взгляд мальчишки. — Вещи твои я возьму.

— Спасибо, — горячо поблагодарил Серёжка.

А когда спутники отошли подальше, он горячо зашептал в ухо дракону:

— Дак, Сашка — бессмертный. Его убить нельзя, совсем. И от старости он не умрёт, всегда таким же останется. Понимаешь?

— Удивительно, но случаются чудеса и побольше, — отреагировал Дак.

Мальчишка досадливо рубанул воздух левой рукой.

— Да нет. Я сказал, что он счастливый, а он рассердился. Почему? Ведь никогда не умирать — это же счастье. Верно?

— Нет, Шустрёнок, счастье — это другое. Совсем другое. А то, что ты сказал — больше похоже на проклятье. Можно понять, почему он рассердился.

Серёжка огорчённо моргнул. Вот так: всем понятно, а ему — нет. Неужели он такой глупый? Словно прочитав его мысли, Дак пояснил:

— Ты вовсе не глупый, Шустрёнок. Ты просто очень мало прожил на свете, а чтобы понимать, мало быть умным или много видеть. Нужно ещё осознавать, а осознание требует времени. Даже от человека. Поэтому не переживай: всему своё время.

— А мне нужно — сейчас понять, — упрямо ответил Серёжка.

— А вот подумай: он будет жить вечно. А остальные. Вы все — его друзья, что с вами будет? Жизнь человека не так уж длинна, для него пройдёт лишь миг, а вас уже не будет рядом. И исправить это он не сможет никаким образом. И так будет с любым человеком, к которому он привяжется: с друзьями, с любимой. Ты же понимаешь, невозможно жить, чтобы не прикипать душой к другим людям. А если это у кого-то и получится — разве это жизнь?

Мальчишка согласно кивнул. Если тебе все безразличны — тогда и жить незачем. Сашка, конечно, не такой. Теперь-то понятно, почему он так сердился.

— Спасибо, Дак. Ты мне очень помог. А теперь — я побегу?

— Беги, Шустрёнок. Тебе пора.

— Спасибо… Дак, я никогда тебя не забуду. И Шипучку тоже не забуду. И Рию. И Ская.

— Мы тоже будем помнить о тебе. А сейчас — торопись. Временя уже поджимает. Твои друзья ждут тебя.

И Серёжка побеждал к темнеющему невдалеке дому. А дракон, когда мальчишка оказался на безопасном расстоянии, тяжело подпрыгнул в воздух и распростёр могучие крылья. Даку некуда было торопиться, но он не хотел видеть, как странники покинут его мир. Драконы — бессмертны и терпеливы, но мудрый Дак не сомневался, что никого из путешественников ему больше увидеть не суждено.