Анатолий Спесивцев - Черный археолог из будущего. Дикое Поле
— Косой крест с перекладиной вверху! — тихим голосом, но безусловно воскликнул Бульк.
Аркадию на мгновение показалось, что он не может вздохнуть. Это было именно то известие, которого он ждал.
— Это точно? Голубь ваш?
— Да, совершенно точно. И голубь наш, один из пяти, остальные, боюсь, не добрались.
— Это уже не имеет значения. Поехали сразу к Петрову. Иди за мной.
«Ирония судьбы. Всегда относился к голубям как к летающим крысам. То есть, даже много хуже, чем к крысам. Пацюков, по крайней мере, за ум можно уважать, а голуби… тупые, наглые и вредные твари. И вот важнейшее в моей жизни сообщение приносит голубь. Причём, как понял, посланы в путь были пять птиц, а долетела только одна. Значит остальные сгинули по пути, заплатив своими жизнями за своевременный приход вести к нам. Н-да… а любить их всё равно не тянет».
10 глава
Круиз по Черноморью
Чёрное море у побережья Малой Азии, … августа 7146 года от с.м
Голос Иван сорвал дня два назад, и командовать приходилось шёпотом в ухо громкоголосого Василия Свистунова. А уж он, выкрикивал команды наказного атамана эскадры в сделанный по указаниям Москаля-чародея большой медный рупор. Для других кораблей приказы, естественно, дублировались флажками, поднимаемыми на мачту и привычным казацкому уху барабанным боем. Да вот беда, для большой эскадры и «правильного боя» флажков и их сочетаний использовать надо много, а командиры галер и сигнальщики выучить их твёрдо сподобились не все. И новые «барабанные» команды иногда понимались самым неожиданным образом. Да и сам атаман, чего уж там, временами не успевал вовремя дать нужную команду. Не было у него необходимых навыков.
«Старому кобелю учиться новым выкрутасам… трудно. Но куда деться? Идти в монастырь рановато, вроде бы. Отдать атаманство? Оно, конечно, в таком деле и говорить ничего не надо. Жаждущие покомандовать сами быстро заметят, что у атамана хватка не та, сил меньше стало, мигом из рук булаву выхватят, ещё ею же и голове навернут. Чтоб не попытался за неё бороться. Только становиться под власть разных молокососов… нет уж. Есть ещё порох в пороховницах!»
Казацкий флот, разбитый на пять эскадр, тренировался. Легче всех было Фёдорову, он командовал стругами. Пусть их было больше сотни, но дело для казаков привычное. Правда давно уже не был на стругах столько новичков. Ведь не только бывшие хлопы с Малороссии, но и сноровисто обращавшиеся с оружием бывшие городовые казаки и стрельцы из Великороссии, черкесы-горцы, решившие стать казаками татары, по морю не плавали. Одно дело слушать рассказы о захвате турецких судов, и другое, ох, совсем другое, брать чужой корабль на абордаж. Даже на тренировках, когда в тебя не палят из пушек и ружей. Нескольких человек из упавших в воду во время тренировок не успели выловить из воды. В отличие от опытных казаков, многие из новичков плавать не умели.
На бывших турецких, а ныне казацких галерах эта проблема стояла также во весь рост. Новичков было заметно больше, чем ветеранов. И вопрос был не только в неопытности новиков и молодыков. До недавнего времени главным, практически основным источником оружия у казаков были трофеи. Следовательно и вооружение на флоте было, по казацким меркам, очень плохое. Немалые трудности были и у возглавлявших галеры и абордажные команды опытных казаков. Ходить на струге — совершенно не то, что командовать несравненно большей галерой. Да и оглядываться на флажки, не всегда легкоразличимые, казаки не привыкли, как и к новым барабанным командам. В результате даже простейшее перестроение из походного строя в развёрнутую линию выполнялось медленно и редко обходилось без происшествий. Три галеры уже ремонтировались на казацкой верфи после столкновений и чуяло Иваново сердце, они были не последними. Оставалось благодарить Бога, что не было пока самотопов.
Хуже всего дела шли на пятой, парусной эскадре. Помимо отсутствия опыта хождения на чисто парусных судах, пришлось привлечь для работы с парусами греков-рыбаков, капитанов и наказного атамана эскадры, Трясило донимала разнородность эскадры. Кроме двух гафельных шхун, построенных на собственной верфи, в неё входило семнадцать судов турецкой и греческой, в общем, османской постройки. Все эти скафо, чектирмы, поллуки строились в разное время и с совершенно различным предназначением. Естественно, они существенно разнились не только по величине, но и скорости и манёвренности. Половина изначально не могла нести пушек крупнее шестифунтовок, а то и трёхфунтовых фальконетов. А уж как эти суда шли вместе… слов нет, одни эмоции. Зато мат над эскадрой висел постоянно, временами сгущаясь до почти зримой ощутимости. На полутора десятках языках. Однако, помогали энергичные выражения плохо. Наказному атаману и его командирам не удалось ещё ни разу даже выдержать походный строй. То одно, то другое, часто два-три судна сразу, вываливались из строя, чрезмерно ускорялись или неожиданно замедлялись. То, что они не посталкивались друг с другом в первый же день, можно было объяснить только божьей милостью. Но сколько же можно испытывать Его терпение!
Предназначалась пятая эскадра не для боя, а для перевозки десанта, но при нынешнем положении дел возникали серьёзные сомнения в том, что эти суда смогут вовремя и вместе добраться до цели. Тем более, что идти предстояло по ночам, как и высаживать десант. Учитывая, как «ловко» обращались казаки с гафельными и латинскими парусами, как «хорошо» понимали своих командиров новые казаки-греки, перспективы вырисовывались самые мрачные. А ведь шхуны несли самое мощное вооружение из всех кораблей казацкого флота, по шестнадцать двенадцатифунтовых пушек и четыре восьмифунтовки. Ох, сколько пришлось потратить усилий, чтобы перелить пушки под единый калибр… вспоминать не хотелось.
Само собой, раз уж вышли в море, наведались в пару небольших турецких городишек и посетили несколько расположенных неподалеку от моря турецких сёл. Тяжёлая работа на свежем воздухе очень способствует хорошему аппетиту. Несколько тысяч казаков, пусть и в основном неопытных, регулярно хотели есть. И необходимо было обеспечить их (иначе какие из них гребцы?) доброй едой три раза в день. Между тем на Дону с едой было плохо. Если бы не двойное жалованье, присланное из Москвы, людей, которых стало много больше чем обычно, давно нечем бы было кормить. Срочно нужно было раздобыть еды. Вот и запылали турецкие сёла, закричали и заплакали их жители, милосердно уничтожаемые поголовно. Всё равно большая часть вымрет с голоду без увезённого казаками урожая. У греков, в их рыбачьих поселениях, рыбу покупали и выменивали на свежие трофеи, а не забирали, как бывало ранее. Атаманский совет надеялся привлечь многих из них на переселение в очищенные от татар земли: к приглашениям грабителей вряд ли кто будет прислушиваться.
Вперёдсмотрящий крикнул, что по курсу виден парус, и Иван скомандовал ускорить ход. Походный тулумбас загремел чаще, постепенно увеличивая темп гребли. Большой, как выражался попаданец, адмиральский тулумбас, с особо «толстым» звучанием, предназначенный для передачи сообщений на другие корабли, передал приказ разворачиваться в линию, чтоб не дать туркам ни малейшего шанса уйти. Если встреченное судно было такой же галерой, шанс избежать нежелательной встречи с пиратской эскадрой у него был. Если вовремя заметит опасность и не пожалеет рабов за вёслами. Впрочем, жалостливых турок Васюринскому за свою достаточно длинную для казака жизнь, встречать не доводилось. С другой стороны, а может они не успевали его проявить, в связи со скоропостижной кончиной?
Услышав от вперёдсмотрящего, что встреченное судно парусник, Иван успокоился.
«Ну уж паруснику от нас не уйти. Даже на берег они не успеют выброситься, мигом догоним и захватим».
Однако время шло, казаки гребли изо всех сил, а к турецкому судну казацкая эскадра приближалась медленно, пусть и ветер почти попутный. Уже можно было рассмотреть, что преследуемое судно имеет длину сходную с галерной, три мачты с одним большим косым, парусом на каждой. Шло оно с непривычной для парусников Черноморья высокой скоростью. Но, на счастье умаявшихся гребцов, ветер стал стихать. Несравненно меньше от него зависимые галеры стали стремительно сокращать отставание от парусника. На нём, видимо обеспокоенные ослаблением ветра, установили вёсла. Однако спастись в этот день им было не суждено. Два десятка вёсел — плохая альтернатива пяти десяткам, работавшим на каждой галере. Видимо капитан парусника это понял и приказал их убрать.
«Хороший кораблик нам достался. Быстрый. Думаю, видя сколько врагов их настигает — а они явно поняли, что мы враги — сопротивляться турки не будут. Сдадутся без боя».
Иван ошибся. Турецкий корабль неправдоподобно быстро для парусника развернулся и окутался дымом по всей длине борта. Донёсшийся до пиратской эскадры звук залпа безусловно сказал бы им о хорошей вооружённости противника. Но для такого вывода им не надо было прислушиваться к громкости вражеского залпа. Эти враги не только быстро ходили по морю, но и стреляли метко. На шедшей впереди галере Васюринского одно из вражеских ядер разбило пополам мачту, другое легко, будто картонный, пробило борт, поразив при этом гребцов, третье пронеслось сквозь собравшуюся на носу толпу казаков, приготовившихся к абордажу, прервав жизни минимум троих из них. Ещё несколько ядер подняли непривычно высокие для казацкого глаза всплески невдалеке. Галера вильнула, из-за появившейся неравномерности в гребле разных бортов. Её тут же опередили соседи справа и слева. У Ивана от такого неприятного сюрприза голос вернулся, что было очень кстати. Удалось избежать врезания в бок опережавшей флагмана галеры слева.
