Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества - Сергей Николаевич Шкенев
В русалок сержант Антипенков не верил, как и в домовых с лешими, потому прыгнувшего на него из темноты человека встретил не крестным знамением, а ударом железной лопаты:
– Тревога, братцы!
Нападавший (а как понимать иначе?) упал без звука, но шагах в десяти впереди послышался щелчок и вспыхнул порох на полке пистолета. Или ружья, один хрен не видно. Артиллерист упал на колени… промах… и тут же загрохотали выстрелы со всех сторон.
– Тревога! – повторил сержант, хотя вряд ли кто-то не сообразил.
На крик прилетели сразу две пули – первая выбила лопату, а вторая обожгла плечо. Вообще-то стреляло не меньше полудюжины и почти в упор… Кривые руки из задницы растут? Ладно еще, в этот момент сержант потянулся за отлетевшим в сторону оружием, то есть лопатой. А что, при умелом-то обращении… Палили на голос, и если бы не раскоряченная поза, то вырытую яму вполне можно было использовать как могилу. Когда, кстати, из нее выскочить успел?
На приткнувшемся к берегу «Гусаре» частые вспышки – у часового на винтовке ночезрительная труба академика Ломоносова, немного усовершенствованная сестрорецкими умельцами, и выбор целей затруднений не вызывает. К превеликому сожалению, она в единственном числе, как труба, так и винтовка… Подразумевалось, что канонерка является прежде всего артиллерийским кораблем, потому экипаж вооружили устаревшими ружьями, носимыми скорее из привычки и как предмет экипировки. Но тем не менее и они затявкали в ответ. В ответ кому? Непонятно…
– Всех убью, один останусь! – Мощный голос министра Белякова смог бы перекрыть и орудийную пальбу. – Круши в хузары!
Артиллерист всегда одобрял Александра Федоровича как человека солидного, обстоятельного и справедливого, поэтому долго не раздумывал, а подхватил лопату и широкими скачками кинулся на шум разгорающейся рукопашной схватки.
– Руби их в песи, братцы!
* * *
– Мать твою об якорь и ей же им же! – выдохнул Денис Давыдов, пропуская над головой приклад допотопной фузеи, и в ответ достал обидчика по ногам кончиком короткой абордажной сабли. Хотя та носилась исключительно для форсу, но в бою оказалась куда как сподручнее длинной шпаги.
Впрочем, полуторааршинный вертел, которым орудовал громко матерящийся Александр Федорович Беляков, тоже имел определенные достоинства. Интересно, как он в темноте отличает своих от чужих? В то, что министр бьет всех подряд, верить не хотелось. Сам лейтенант действовал от обороны, да и то пару раз в последний момент чудом получалось сдержать удар, поворачивая клинок плашмя. Ничего, дубовая голова от тренировок только крепче становится.
Но все же что за сволочь осмелилась атаковать со столь бесцеремонной и удивляющей наглостью? Стрелки из них аховые, из тех, что в привязанную корову с трех шагов промахнутся, но свистящие пули весьма неприятно действуют на нервы. А вот в ближнем бою опасны. И в первую очередь многочисленностью.
По спине холодок – верное предупреждение об угрозе сзади. Поздно! Что-то тяжелое прилетает по затылку, и лейтенант молча падает лицом в истоптанную траву.
– Ах ты тварь! – Хлесткий шлепок лопатой по лицу снес лоцмана, примеривавшегося добить Давыдова гирькой на цепочке. – Мне твоя рожа никогда не нравилась!
Антипенков вложил в удар всю силу, помноженную на обиду, – именно Митрий уговорил взять те злополучные гранаты. Теперь стало понятно, что таким образом хотел дать знак своим… этим… как их там… сподвижникам.
Вспыхнул яркий свет. Это часовой на «Гусаре» прекратил стрельбу и наконец-то догадался зажечь прожектора. И чего столько времени телился, черт безрукий? Там и делов-то всего – дернуть за веревочки. Дальше кремневый замок уже сам запалит уходящую к фитилю огромной свечи пропитанную пороховой мякотью нитку.
Вот сейчас, когда враг освещен, стало малость веселее. Шаг вперед, вогнать под подбородок супостату железное острие лопаты, следующего наотмашь по колену… еще одного возвратным движением черена под дых… добавить чуть ниже затылка. Однако не хуже ружья со вбитым в ствол багинетом.
– Пригнись! – Крик Белякова заставляет упасть на четвереньки.
Ничего себе! Если в России все министры так ловко бросают топоры, то Отечество может спать спокойно.
– Спаси тя Господи!
– Сочтемся! – При освещении в профиль улыбка Александра Федоровича кажется кровожадным оскалом. – На том свете угольками расплатишься!
Но министр на тот свет не торопится – вертелом отбивает чужую саблю и в ответ бьет сам, втыкая свою импровизированную шпагу нападавшему в живот.
– Сзади! – Антипенков возвращает долг.
– Ага! – Беляков бросил попытки вытащить застрявшее оружие и встретил противника кулаком. – Ох…
И тут все разом закончилось, так же неожиданно, как и началось. Сержант огляделся с немым вопросом в глазах: ну, где?
* * *
Противный скрежет, доносившийся откуда-то слева, заставил лейтенанта очнуться. Страшно болел затылок, руки и ноги отказывались повиноваться, глаза застилала кровавая пелена, и подозрительно пахло свежевырытой землей.
«Похоронили? – заметались панические мысли. – Но я живой. Живой? Мертвый… Меня убили, я лежу в могиле, а звуки – это скрежет зубовный, издаваемый грешниками в предчувствии адских мук».
– Как он там?
«Голос Александра Федоровича Белякова. Он тоже погиб?»
– Оклемается, вась сиясь, не извольте беспокоиться.
«А это сержант-артиллерист. Как его там… Филин? Нет, вроде Филимон. А, точно… Филипп Антипенков. И этого сгубили лихие людишки».
– Как очнется, сразу меня позови. – Беляков левой рукой подоткнул укрывающее Дениса Давыдова тяжелое меховое одеяло, заботливо поправил на его голове мокрую тряпку, на которую не пожалел собственную рубаху алого шелка, и ушел.
Ночью не до того было, а сейчас, когда солнце вот-вот поднимется над камышами, есть время внимательно осмотреть захваченные с боем разбойничьи лодки, похоронить павших своих, выбросить в воду дохлых чужих, допросить взятых живьем татей. Особенно интересно будет лоцмана Митрия порасспрашивать, со всевозможным тщанием, вдумчиво и обстоятельно. Ведь не просто же так шарахнул лейтенанта кистенем по башке? И не просто так привел «Гусара» именно на этот островок? За все и за всех с мерзавца спросится.
А сержант Антипенков проводил министра взглядом и вновь принялся затачивать попорченную в ночной схватке лопату. Негоже оставлять справный струмент в зазубринах и вмятинах, ему еще сегодня работать. Вспомнив о работе, Филипп помрачнел: экипаж канонерки потерял девять человек, в том числе троих артиллеристов, а тяжелораненый механик Горбатов может и не дотянуть до Астрахани. Да и тамошние лекаря вряд ли смогут заправить на место порезанные и выпавшие из живота кишки. То, что Дмитрий Яковлевич жив до сих пор, вообще можно считать чудом.
Александр Федорович тоже пострадал: кроме мелких царапин, которые и во внимание не принимаются, правая рука с наложенным лубком висит на перевязи. Сломал министр
