Герман Романов - Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала
Я предложил выкупить данные грузы, если, по недостатку вагонного парка, союзникам не удастся их вывезти, все же им давали вчетверо меньшее число эшелонов от прежних. И когда Гирс заломил цену, я понял, что мы их победили. Они начали торговаться, значит, воевать не станут, и вопрос только в цене, — Яковлев не скрывал победной, но презрительной улыбки. И на то имел полное моральное право…
Скандал получился первостатейный, громкий — их союзники из Политцентра, Калашников и Ходукин, обвинили своих благодетелей чехов во всех преступлениях и грехах, причем обличали искренне, с огоньком и напором. Так из-под палки интеллигенты не выступают, так ведут себя только убежденные в своей правоте люди.
Затем Яковлев огласил длинный перечень захваченного у чехов имущества, а также допросные листы легионеров, в которых те живописали о своих «подвигах» — мародерстве, грабежах, убийствах, карательных акциях и сожженных селах. И губернатор чисто риторически спросил насчет мирового общественного мнения, когда все эти материалы будут изданы.
После чего все ультиматумы и декларации стали фиговыми листочками, и для союзников, вернее — для чехов, не осталось выбора. Да его изначально не было — надо или ломиться три тысячи верст, теряя солдат в этом «анабазисе», или договариваться. Попытка шантажа адмиральским золотом никакого впечатления на министров не произвела. Наоборот, Яковлев лишь заметил, что это не более, чем недоразумение, глупая неудачная шутка. Если это произошло бы, то переговоров как таковых не было бы. И дальнейший диалог с чехами вел бы полковник Арчегов…
Сам Константин понимал, почему военных, как русских, так и чехов, отстранили от переговоров. У него сложилась репутация ярого и непримиримого противника чехов. Более того, вся Сибирская армия была охвачена слухами, что тому причиной. Будто бы чешские солдаты то ли грязно домогались, то ли изнасиловали его жену. Все это было ложью, если мягко сказать, но такая информация немедленно произвела на послов определенного рода давящее воздействие. Смешно сказать, но ему союзные послы даже попытались принести официальные извинения…
— Чехи передадут нам все вооружение и военное снаряжение, включая запасы обмундирования, в том числе и на Дальнем Востоке от первой дивизии, — Яковлев говорил с самой гнусной ухмылкой. — Вагоны с имуществом будут передаваться по мере продвижения наших войск по железной дороге. Главное, обеспечить их охрану…
— Павел Дмитриевич, у меня готовы три охранных батальона, — Ермаков положил ладони на стол, демонстрируя уверенность. — Кроме того, для охраны железной дороги я выделяю три дивизиона вспомогательных бронепоездов, по две единицы в каждом. Итого на три полка из пехоты и броневиков.
— Где вы их взяли?! — чуть ли не хором спросили его все министры, и лишь Сычев загадочно улыбнулся.
— Все свои «шпальные» броневики на два разделил, добавив к орудийной площадке десантный вагон и платформу с бомбометами. Ну и паровозы, конечно. Бронировали наскоро шпалами и рельсами, листом железным. Зато имеем целую охранную железнодорожную бригаду. Так что теперь можете быть спокойными…
— Хорошо, — отозвался Яковлев и продолжил: — Теперь можно быть спокойным. В уплату за имущество и грузы мы должны заплатить корпусу 17 миллионов рублей золотом. Гирс и Павлу поначалу запросили тысячу рублей на каждого чеха, но нам удалось вдвое сбить цену.
— Но если чехи с поляками помогут армии Каппеля сбить красных под Красноярском и обеспечить отступление наших войск и проводку эшелонов до Нижнеудинска, то сумма выплат должна быть увеличена…
Министры переглянулись — дело было отнюдь не в деньгах, хотя братушки по сути становились наемниками. Судя по всему, большевизация корпуса зашла не столь далеко, что чехи предпочли воевать за золото.
— Я думаю, даже тридцать миллионов не столь высокая плата за сохранение армии, — осторожно выразил мнение всех собравшихся Михайлов. — Нам следует принять их предложение.
— Вот только отдаст ли адмирал добром столько золота? — тихо выразил сомнение Серебренников.
— Я берусь уговорить адмирала и его конвой, — негромко бросил Ермаков, и в вагоне воцарилась мертвая тишина.
Михайлов вытер платком пот со лба. Серебренников уткнулся взглядом в стол — «уговоры» полковника Арчегова стали общеизвестны, а Ивану Иннокентьевичу претила сама мысль, что свои начнут убивать своих. А вот Сычев радостно взглянул на Яковлева — свалить грязную работу на Арчегова было его заветной мыслью.
Ермаков внутренне усмехнулся — игра этой сладкой парочки была для него понятна, тем более что правительство давно разгадало их комбинации. Недаром час назад Вологодский порвал на его глазах рапорт и заявил, что освобождать от командования армией его не станут, и пусть не просит. А Яковлев доказал, что умеет играть в политические игры, войдя в полное доверие к Сычеву своим антиарчеговским поведением. Но в то же время исправно сообщая Ермакову обо всех помыслах военного министра, и не только об этом…. Потому Константин был удовлетворен деятельностью бывшего каторжанина, но понимал, что прилюдно ему надо несколько остудить спевшихся силовых министров.
— Я буду убеждать, а не разоружать или убивать. Для нас достаточно войны с красными и партизанами, чтобы начинать еще проливать кровь своих же, — Ермаков остановился и пристально посмотрел в лица министров. Тут дело не в том, что адмирал Колчак для Сибирского правительства стал ненужной и опасной фигурой.
— А почему вы не замените генерала Розанова на генерала Келлера, Ефим Георгиевич, — неожиданно сменил тему Серебренников. — Ведь граф, насколько я знаю, пользуется популярностью в войсках, и как мне сообщили, бедствует во Владивостоке.
— Он монархист, Иван Иннокентьевич, и категорически отказывается от службы. Ему и я предлагал телеграммой, сегодня ответ с отказом получил, и атаман Семенов предлагал, и адмирал Колчак.
— Генерал Келлер командовал третьим конным корпусом? — с ошарашенным видом спросил Ермаков.
— Да. И после отречения императора ушел в отставку. А летом этого года прибыл во Владивосток и работает конторщиком. Чего-то ждет, — Сычев не скрыл некоторого пренебрежения в голосе.
«Что же такое творится? Его должны убить петлюровцы еще год назад в Киеве. И это точно. Во всех книгах говорится, и тут нет никакой ошибки. Е-мое, а покойный генерал живехонек. Лучший кавалерийский генерал России той войны. И император Михаил Александрович тоже жив», — Ермаков достал платок и вытер холодный пот со лба. Его немного трясло от волнения, мысли путались.
— Что с вами, Константин Иванович? Вам плохо? — Серебренников и Михайлов спросили одновременно, и голоса слились в один, но с разными вопросами. Ермаков поморщился.
— Нормально со мной, нормально. Зазнобило чуть-чуть, пройдет, — Константин медленно ответил министрам, а сам подумал: «Если с ППС может быть неизвестная страница гражданской, неясная случайность, то с Келлером и царем Михаилом уже далеко не случайность. Что происходит? Надо ждать четвертой нестыковки, и вот тогда нужно будет делать выводы!»
Ермаков настолько углубился в размышления, что слушал дальнейший разговор лишь краем уха. Министры горячо обсуждали перипетии гражданской войны, крах Юденича, стремительное отступление армии генерала Деникина от Орла и Тулы к Ростову и Крыму.
— А это хорошо, господа, что генерал Миллер эвакуировался летом из Архангельска и вывез все привезенное союзниками имущество в Мурманск. Теперь большевикам будет крайне затруднительно выбить наши войска не только с Кольского полуострова, но и с территории Карелии, — Сычев говорил с убежденностью и напором в голосе.
— Я служил в Петербурге и знавал те места. Природа зимой своей суровостью не уступит нашей. Кругом тайга и камни, дорог нет. Полярная ночь к тому же. До весны красные наступать не смогут, а весной там начинается такая распутица от таяния вечной мерзлоты, что до самого июня только по рекам и железной дороге передвигаться можно. А вот летом большевики и надавят, дай сил ему удержаться!
«Да что же это такое?! Это уже не просто случайность, а некая закономерность», — мысленно взвыл Ермаков и осознал, что его колотит самым натуральным образом — привычная картина гражданской войны одну за другой получила несколько пробоин. Но если первые три были мало существенны, то четвертая напрочь не вписывалась в привычную картину. Ведь Миллера должна была постичь катастрофа только в феврале, и белая власть рухнула там карточным домиком. Спаслись лишь те, кто вовремя уплыл на кораблях из Мурманска и Архангельска в Норвегию или ушли пешком в Финляндию.
«Либо это иная реальность, и я в нее попал, либо, кроме меня, сюда попал еще некий пришелец или пришельцы из будущего. И, скорее всего, второе — самопальный ППС о многом говорит. Надо о сих немчиках узнать подробнее, и пусть Насонов всех ижевцев тщательно опросит. Такое ощущение, что именно здесь собака зарыта!» — приняв решение, Константин с трудом сосредоточился на беседе, которую оживленно продолжали вести министры. А те говорили уже об аэропланах.
