Благословенный. Книга 6 (СИ) - Виктор Коллингвуд
— Да, но наши восточные земли отойдут к Польше…
— Лишь те, что мы сами забрали у поляков в результате разделов, и те, где действительно большинство населения состоит из славян. Не вижу в этом решительно никакой беды! — отрезал Штейн.
— А контрибуция? — напомнил фон Блюхер.
— Контрибуция не в счёт — это всего лишь деньги. Кроме того, значительная часть этих средств теперь потрачена на реорганизацию бывших прусских вооружённых сил. Фельдмаршал Суворов, тесть императора, творит чудеса; вы бы не узнали теперь нашей армии! Уже сейчас у нас есть сто двадцать тысяч вполне боеспособного войска, а на подходе еще и ландвер в количестве добрых ста сорока тысяч. Да, император взял с прусских земель контрибуцию, — но посмотрите, как он ее тратит! Ни один русский вельможа не получил ни единого пожалования из этих средств! Русская императрица, недавно столь трагически погибшая, как милосердный ангел, разъезжала по стране, устраивая то больницы, то школы. Согласитесь, это совсем не поведение варвара-завоевателя! Вы видели императора лишь единожды. А я удостоился чести много раз разговаривать с ним, и могу заявить со всею ответственностью — это человек грандиозных замыслов и глубочайших мыслей, видящий будущее человечества на многие годы вперёд! Сам Фридрих Великий, будь он теперь жив, непременно стал бы его внимательным учеником! Кстати, вы слышали, сколь уважительно император отнёсся к последней воле великого короля?
— Да, — нахмурившись, ответил Блюхер, — захоронение праха Фридриха Великого на холме Сан-Суси произвело громадное впечатление на наших сентиментальных немцев. Но не было ли в этом жесте позы, холодного расчёта именно на такой, популистский, эффект?
Ещё до того, как он окончил говорить, барон яростно замотал головой, отчего его длинный нос стал похож на клюв дятла.
— Определённо, вы мало общались с Его Императорским Величеством. Он чуд всякой позы, и уж тем более, пальцем о палец не ударит ради восторгов толпы. Нет, тут дело в другом: просто русский царь — один из немногих людей на земле, что способен был бы понять душу нашего прославленного короля. Они стоят на одной доске, вернее даже — на одном пьедестале величия. Будь король Фридрих теперь жив, они бы прекрасно поладили. Великие люди прекрасно понимают друг друга, в то время как обывателям их мысли недоступны. Он очаровывает всех, кому выпадает счастье с ним общаться; большинство депутатов Конгресса от него без ума, множество наших офицеров считают его высшим образцом бескорыстно-честного правителя. Я уже не говорю о том простом и постыдном для нас факте, что в России крепостное право отменили еще три года тому назад, так что низшие классы связывают с его именем самые радужные надежды!
Герхард фон Блюхер слушал эту горячую речь в мрачном молчании.
— Ваши доводы понятны, экселенц, — с горечью произнёс он. — Мои офицеры, начитавшись брошюрок этого Коцебу, каждый день твердят то же самое, и теперь устроили мне бойкот!
— Они правы, — категорично заявил Штейн. — Германия просто не может, не имеет права упустить такой шанс! Все наши соседи, да что там — все европейские страны, не считая многострадальной Италии и маловразумительной Польши, давно уже объединились в своих естественных границах, и теперь пользуются своим преимуществом перед нами, откусывая то тут, то там? Маленькая Дания овладела Шлезвиг-Гольшейном, и через несколько поколений тамошние немцы будут уже датчанами. Франция заполучила весь левый берег Рейна — какая судьба ждет наших соотечественников там? Это не может далее продолжаться: мы должны что то делать. Подумать только — нас опередила даже Россия! Царь Александр набрался смелости и отменил крепостное право, до сих пор процветающее во многих немецких землях! Мы до сих пор самонадеянно считали русских варварами: теперь они смеются и уже нас называют рабовладельцами-варварами! Мы ужасно, безнадёжно отстаём! Именно поэтому, генерал, я всей душой поддержал устремления императора Александра реформировать нашу страну — не потому, что я так уж люблю русских, не потому, что мне нравится идея изменить королю, которому я когда-то присягал. Нет, всею душою я немец; но это не мешает мне понимать, что сейчас нам нужен такой правитель, как Александр Павлович Романофф!
Люхер слушал эту страстную речь с самым насупленным видом; и не успел Штейн закончить, как он тотчас же бросился возражать:
— А не кажется ли вам, что русский царь, сея ветер, закономерно пожинает бурю? Как это возможно, что всегда законопослушные немцы, грубо проигнорировав своих природных и законных государей — королей, герцогов, принцев — собрались на этот самый «Конгресс» что обращается напрямую к народу? Что такое этот «народ»? Сборище болванов, неспособных выбрать, с какой ноги вставать утром; как они могут чего-то там решать? Ведь именно такой якобинской риторикой мы и обратили против себя решительно все правительства, в том числе и французскую Директорию, или кто там у них сейчас… Народы, может быть, будут сочувствовать Германии; но армии-то подчиняются не народам, а правителям, и будут противодействовать нам всеми силами!
Выслушав его с бесстрастным видом, Штейн лишь пожал плечами.
— Так или иначе, жребий брошен. Бурю пожнёт теперь не русский царь — он всегда может попросту увести свои силы за Вислу — а наша несчастная Германия. По последним известиям, французы уже двинули на нас свои силы из Баварии и Пфальца; война теперь — решённое дело! И, если у нас не будет русской поддержки — мы обречены! Вы видели, как они воюют, не так ли? Уверен, если русский царь пришлёт нам Суворова с пятнадцатью тысячами войска, мы станем просто непобедимы: войска фельдмаршала увлекут наших флегматичных немцев в неудержимой, сметающей всё на пути атаке, так что даже безусловно сильные французские полки не смогут нам противостоять. Таковы настроения армии; мы готовы идти в бой за наши западные земли, за права немцев, но пусть нас ведет венценосный вождь, признанный всей Германией, а главное — признанный армией!
Некоторое время генерал молча раздумывал, качая ногою в кавалерийской ботфорте. Затем, подняв на барона проницательные серые глаза, наконец произнёс, очень медленно и тщательно подбирая слова:
— Герр обер-президент, ваши доводы понятны. Могу даже признать, что я во многом признаю вашу правоту. Да, русский император был бы лучшим покровителем нашей страны изо всех возможных вариантов. Но,
