Константин Костин - Сектант
Сергей вовремя успел заметить, что Виктор Алексеевич девочку все-таки не гладит, а промывает коленку, разбитую до крови.
— Не ругайтесь на дядю Витю, — посмотрела Леночка на Сергея, — я просто поранилась и попросила его смазать коленку…
— Да не ругаюсь я, не ругаюсь…
Вот еще… дочь полка. У нее что, родителей нет?
Сергей погладил Лену по голове, взглянул в спину химику…
Замер.
А кто он такой?
Химик Виктор Алексеевич, ученик профессора Крещенского, который приехал в Песков из Питера, и, по рекомендации профессора, пришел работать сюда. И, что самое интересное — все это Сергей знает ТОЛЬКО со слов самого химика.
Так кто он такой?
Ну, что химик, понятно. А кроме этого? Пистолет в кармане, кашель в результате тяжелого ранения — разборки среди своих? — скрывается в городе от кого-то… Может, это какой-нибудь взломщик сейфов по кличке Химик? Хоть бы у самого профессора поинтересовался, знает ли он своего «ученика»?
Охваченный подозрениями, Сергей уже забыл о том, что Камов говорил о другом Викторе.
* * *И что теперь делать?
Витя и Кирилл таскали и устанавливали на место оборудование. Сергей же вспомнил, что собирался поговорить с химиком по поводу разработки пасты для шариковых ручек.
И что теперь делать?
Можно ли рассказать о планируемом изобретении возможному шпиону? Или все же не стоит записывать человека во враги только на основании собственных домыслов? Кто бы подсказал…
Сергей немного помучался сомнениями. Однако мучайся, не мучайся, а что-то нужно решать. Славе он пообещал, а другого химика поблизости не было. Да и вообще, без пасты можно сразу сворачивать всю изобретательскую деятельность.
Нужно принимать решение. И быстро.
Сергей подошел к химику:
— Виктор Алексеевич, я хотел бы дать вам одно задание… вроде просьбы…
— Так задание… — химик захлебнулся кашлем, — … Или просьба?
— Просьба, так как я не знаю, сможете ли вы сделать то, что мне нужно.
— Ну давайте, говорите, — судя по всему, Виктора Алексеевича задело сомнение в его силах.
— Вы знаете о шариковых ручках?
— Мм… Нет. Возможно, что-то слышал, но не помню точно.
— Я, с одним… товарищем…
Слава — товарищ? Или кто?
— …хочу попробовать изобрести ручку. С емкостью для чернил в рукояти и маленьким шариком на конце пишущего узла…
— Так-так-так, — заинтересовался химик, — и что?
— Вот, смотрите, — они зашли в кабинет, на стене которого красовалась абстрактная картина, бывшая в прошлой жизни столешницей.
Сергей изобразил схему ручки в блокноте. Виктор Алексеевич присмотрелся:
— Значит, здесь чернила… Ага… Шарик вращается? Ага… Значит, вращается и оставляет линию… Что ж, удобно. Сам бы наверное не отказался. И что вы хотите от меня?
Сергей задумался. Все же тяжело быть начальником. Не бестолковым самодуром, которому достаточно бросить «Мне нужны чернила. Исполнять», а настоящим руководителем, который хочет, чтобы его приказ был исполнен.
Правильно поставленная задача — уже наполовину решена.
— Понимаете, обычные чернила не подходят. Они либо сохнут в емкости, либо вытекают через шарик. Нужно нечто вроде пасты…
— Понимаю… Чернила должны быть достаточно вязкими, чтобы не вытекать и достаточно жидкими, чтобы все-таки поступать через этот ваш шарик… Хм… Любопытно…
Виктор Алексеевич задумался. Видимо, он тоже любил хитрые задачки, бросающие вызов его интеллекту.
— К тому же, — добавил Сергей, — они не должны слишком быстро высыхать в емкости, но достаточно быстро сохнуть на бумаге.
— Ого! Как перевезти козу, волка и капусту через реку… Хорошо, я подумаю. Сколько времени вы мне даете?
— Неделю. Успеете?
— Откуда же я знаю? Нужно будет попробовать. В любом случае, не раньше… Когда запускаем производство?
Зачем он спросил?
— Если не случится ничего непредвиденного — в понедельник, — осторожно заметил Сергей.
— Мне ведь для проб будет нужен метилфиолет.
Логичное объяснение. Правдивое ли?
— Если у вас получится паста, — легкомысленно пояснил Сергей, — то, я думаю, всё наше производство переналадить на неё. Будем делать шариковые ручки для летчиков. По моим прикидкам, они летчикам очень подойдут.
Химик озадаченно посмотрел на Сергея, удивленный такими наполеоновскими планами, но ничего не сказал. Мол, хозяин — барин.
— Хорошо. Виктор Алексеевич проследите, пожалуйста, чтобы тут всё установили на свое место, а мне нужно в город… Одного человека повидать…
* * *— Знаю ли я Виктора? — профессор Крещенский был озадачен вопросом, — Конечно, знаю. Один из моих лучших учеников…
Ответ Сергея не удовлетворил.
— Скажите, Федор Федорович, а как ваш ученик выглядит?
— Вы что же, — профессор захохотал гулким смехом, напоминая Деда Мороза, — думаете, что кто-то убил Виктора, и занял его место, чтобы, так сказать, войти в ваше дело? Напоминает рассказы о Фантомасе!
— О ком?
Сергею казалось, что Фантомас должен появится гораздо позднее, где-то годах в шестидесятых.
— Фантомасе. Знаете, эти французские романы о зловещем убийце в маске, они полны переодеваний, перевоплощений и таинственных убийств. Поверьте, в жизни такое случается очень редко…
— И все же, как выглядит Виктор Алексеевич?
— О, Господи… Невысокий, худощавый, темные волосы, бритый, темные глаза, приятные черты лица. После того случая на Крестовском постоянно кашляет…
Он.
— Скажите, а что тогда случилось?
— Виктор связался с одним мерзавцем… В общем, его спутали с ним…
— Мерзавцем? — насторожился Сергей, — уголовники?
— Нет, его просили провести химические исследования, что-то там разработать, и, насколько мне известно, результатами заинтересовалась польская разведка…
Понятно, почему Виктор Алексеевич сбежал из Питера… Ладно, человек, умудрившийся перейти дорогу иностранной разведке навряд ли станет работать на уголовников… Наверное.
Сергей со стыдом вспомнил, как он врал химику насчет своих планов производства ручек для летчиков. Придумано-то было на ходу, только чтобы химик, если он работает на конкурентов сообщил им, что в дальнейшие планы Сергея входит переключиться на пасту для ручек. Черт, нехорошо получилось… Неправильно…
— Скажите, Федор Федорович, — Сергей взял конфету и отпил глоток чая, — почему вы помогли мне? Вы ведь приняли меня за большевика, а их вы не любите…
— Вы хотите сказать, что вы — не большевик?
— Нет, — улыбнулся Сергей.
— А очень похожи… Большевики, при всей их безграмотности и желании всё разрешить лихим кавалерийским ударом, обладают по крайней мере одной положительной чертой…
— Какой же?
— Они искренне хотят сделать всех людей счастливыми. Понимаете, они искренни в этом своем желании, в желании сделать этот мир — счастливее…
— Да?!
В представлении Сергея всё, что хотели большевики — это устроить Мировую революцию, чтобы… Чтобы что? Он задумался. Действительно, а для чего была нужна эта революция большевикам в его мире? Как-то никто на этом вопросе не останавливался. Предполагалось, что Мировая революция — вещь настолько плохая, что ничего хорошего за ней не последует. Но не хотели же они, в самом деле, в самом деле просто поубивать всех и каждого, а выживших — загнать в концлагеря? То есть, большевики плохие, потому что хотят мировой революции, а мировая революция — это плохо, потому что ее хотят плохие большевики, а они ничего хорошего хотеть не могут, потому что плохие…
Нужно было учить историю.
— Вы же, молодой человек, играете на руку большевикам. Они строят свой новый мир, пусть плохо, пусть по странным планам, но строят. И ваша чернильная фабрика — маленький кирпичик в этой грандиозной постройке…
— Значит, вы решили помочь большевикам в моем лице? Федор Федорович, ведь вы не можете любить большевиков. Они лишили вас вашей страны, спокойствия, лишили вас практически всего…
— Знаете, это очень интересный вопрос… Вы слышали такое выражение: «гнилая интеллигенция»? Наверняка слышали. Лично я всегда считал, что это — просто оскорбительная кличка, данная большевиками, в большинстве своем грубыми и необразованными. Такие люди должны ненавидеть тех, кто умнее их и стараться всячески принижать их значимость. Но вот года два назад… вы не читали газету «Накануне»? Нет?… в этой газете мне попалась интересная заметка. В ней делили интеллигенцию на «гнилую» и «железную». Проанализировав заметку, я пришел к выводу, что «железная», по мнению автора, это та интеллигенция, которая не теряется при меняющихся жизненных обстоятельствах, а быстро на них реагирует, оставаясь при этом именно интеллигенцией. Первоначально, я посчитал такой подход неправильным: не должен врач работать грузчиком, а инженер — дворником. И вот тут меня задело. Что будет правильным: сидеть дома и молча злиться на большевиков, поломавших такую тихую и уютную жизнь или признать их чем-то вроде стихийного бедствия и начать жить в изменившихся условиях? Ведь если на твой дом налетит ураган и сорвет крышу, вы же не будете продолжать жить под открытым небом, делая вид, что ничего не случилось, или злиться на слепую стихию? Ведь так? Я задумался: а прав ли я? Нужно ли мне продолжать ждать, когда большевики соизволят вернуть все, как было, или же мне стоит приложить и свои усилия?
