Возрождение Феникса. Том 1 - Григорий Володин
— Се-ня?
— Правильно, ваш ученик Сеня, — ласково поглаживаю пальцем ладонь девушки. Улыбаюсь, наполняю голос мягкими позитивными обертонами. — А мои глаза видите? Какого они цвета?
— Кра-си-во-го… — с трудом выдыхает.
— Ну может и такого, — не спорю. — У вас тоже очень красивые глаза, сегодня вы в линзах?
— Д-да…
— Умничка, Оксана Тимуровна, а давайте глубоко подышим? — она молчит. — Вдох-выдох, помните? Давайте вместе. Вдо-о-ох, — я шумно набираю в легкие воздуха, девушка с задержкой повторяет, грудь ее поднимается. — Вы-ыдох, — одновременно вместе освобождаем легкие. — Еще раз, Оксаночка. Вдо-ох — вы-ыдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Молодец, Оксаночка.
Большие глаза девушки принимают осмысленное выражение. Она смотрит на меня, будто только что увидела.
— Сеня? Сенечка! — слезы скатываются по ее щекам. — Мне страшно! Мне очень страшно! Мне…
Я обнимаю девушку. Прижимаю ее голову к груди, чтобы она не видела дымящуюся тварь за спиной. Соль бурных слез обжигает кожу под футболкой жарче огня Змея.
— Всё хорошо, я с тобой, — шепчу ей на ухо. — Скоро выпускной. Наш класс будет петь «Экватор», а ты аккомпанировать. Не помнишь, какого числа?
— В августе, — всхлипывает она, обхватывая руками мои плечи. — Седьмого.
— Вот-вот, думай об этом, — оглаживаю ее по растрепанным волосам.
— Хоррошо, — она продолжает плакать и прижиматься. — Сеня, можешь меня унести отсюда? Здесь пахнет… монстром.
— Конечно, — я беру девушку на руки и вместе с ней встаю.
Поднимаю взгляд. Рядом хмурится Борзов, на нас также насуплено смотрит Лукерья. Решаю, что волнуются за Оксану.
— Всё в порядке, Федор Витальевич, — тихо говорю. — Плач — хороший признак. Это говорит о том, что к Оксане Тимуровне возвращается способность чувствовать. Я боялся, что шоковое состояние продлится неделю, — облегченно выдыхаю. — Но обошлось.
Взгляды не меняются. Хм. Значит, не за Оксану. Значит, банальная ревность. Ладно с тренером, хотя нет, не ладно, но тут хотя бы понятно. А солдатка-то чего? Всего раз дунул магнетизмом, и сразу скважину пробило? Ветреные какие-то женщины на этой Земле.
Плюнув на них, несу учительницу в ее гостиничный номер. Только бросаю последний взгляд на мертвую псину. Вообще, тварь очень похожа на волкородов с планеты Зимбара. Тоже с песьими башками и вечно агрессивно-голодные. Может, еще схожести есть, не знаю. В Зимбаре я никогда не был, ее подчинил Постимпериусу предатель Бемижар.
По пути в коридоре встречаю пятерых учеников: Агафья, Алеся, Богдан и два флангиста, Павел и Стас. Вернулись, спортсмены. Все пристыженно смотрят на меня и тихо плачущую учительницу.
— Выдохните. Закончилось. С Оксаной Тимуровной всё хорошо, — поясняю, бережно держа живую ношу. — Шок просто проходит.
— А ты?! — в ужасе вскрикивает Алеся. — На тебе столько крови!
Кхм, действительно, а я и не заметил.
— Это Гончей, — равнодушно отвечаю, и ученики еще больше сникают.
— Сень, прости нас, — виновато говорит Богдан. — Ты попер один на эту тварь, а мы драпанули как индюки. Сначала тренер орал, чтоб убегали, а потом то же самое кричала штабс-капитан Бирюшкина, пока с автоматом летела к вам на подмогу.
— Значит, вы верно поступили. Исполняли приказ. Так что не накручивайте зря себя. — И правда, вся наша ватага Гончей на один зуб. Только полегли бы ребята. — Агафья, пожалуйста, сбегай за теплым сладким чаем. Оксане Тимуровне он необходим.
— Сию минуту, — с готовностью кивает синеволосая барышня.
— Спасибо. Принеси в ее номер.
Еще раз кивнув, Агафья уносится вниз по лестнице.
— Я посижу с Оксаной Тимуровной, — вызывается Алеся. — С тебя, Сень, на сегодня достаточно. Ты и так ее отбил из лап смерти.
— Хорошо. Пойдем.
Доходим до номера, дверь заперта. Барышня находит у Оксаны в кармане джинсов ключ и отпирает замок. Когда кладу учительницу на кровать и Алеся накрывает ее пледом, прибегает с травяным чаем Агафья. Принимаю чашку, пригубливаю. В меру горячий, с медом. То, что нужно. Отца-императора не пошлешь.
— Пей, Оксаночка, — я всё так же наполняю речь обертонами, настраивающими на позитив.
Учительница пьет из моих рук. Когда кружка пустеет, целую Оксану в лоб. Алеся с Агафьей на пару округляют глаза.
— Жара нет, — специально для барышень поясняю, а то еще распустят глупые слухи. — А теперь спать, Оксаночка.
Укладываем учительницу, заворачиваем в одеяло, и успокоенная женщина закрывает глаза. Прислушиваюсь к дыханию — тихое, размеренное. Фуу-ух, заснула.
— Вечером я тебя сменю, Лесь, — полушепотом сообщает Агафья. — Перед самым ужином.
— Спасибо, — улыбается зеленоглазая барышня, устраиваясь на стуле подле кровати.
Оставив сиделкой Алесю, выходим с Агафьей в коридор. Только сейчас позволяю себе выдохнуть. У меня начинается тремор губ и конечностей.
— Сеня, тебя трясет всего, — Агафья хватает меня за плечи. Обнимает крепко, по-дружески. — Бедный мой, такой ужас пережить!
— Эт-то не стрессссс, — стучу я зубами.
— Конечно, он. — Объятия хоть и дружеские, но чувствую, как ее второй размер сплющивается о мою грудь, а сладкий аромат духов кружит голову. — Ничего страшного, я никому не расскажу. Ты сильный. Сеня, выпусти это из себя.
— Д-да нетттт же…
— Тише-тише, — хлопает она меня по спине, а мою голову опускает себе на плечо. — Выпусти, Сень, выпусти.
Ничего не остается, как тереться носом об ее бархатную шею и вдыхать аромат пахучих синих волос. Гребаная Гончая! В битве с тварью пришлось экстренно разогнать организм, напичкать его психическим допингом, продуктом своего магнетизма. Нечто вроде боевого транса или самогипноза. А сейчас вся эта каша выветривается, мышечные ткани оттекают, вот меня и трясет.
Пару минут потряхивает, потом становится легче.
— Порядок, — отступаю от девушки, пока кто-нибудь не увидел. Не
