Завещание фараона - Ольга Митюгина
— Царь! — повысил голос Мена, перебивая Атрида. — Не смей! Не смей давать богам клятв, которые невозможно исполнить. Лучше послушай меня!
— Я…
— Послушай, в конце концов!.. — уже по-настоящему рявкнул египтянин. — Прекрати истерику. Будь мужчиной и посмотри правде в глаза. Мы не сможем догнать их, даже если все твои люди умрут за веслами. Похитители выигрывают слишком много времени. Агниппы не спасти! Ты лишь себя подвергнешь опасности. Нефертити злопамятна и мстительна. Она прекрасно помнит, как ты обошелся с ее послами. Но если мы продолжим идти походным строем, явимся к устью Нила со свежими силами и устроим морскую блокаду Дельты, мы сможем выдвигать требования!
Агамемнон криво усмехнулся.
— И что мы сможем требовать? Египет слишком могущественная держава, у которой много путей сообщения с другими странами по суше, чтобы что-то можно было диктовать фараонам с помощью блокады Дельты. Я повеселю Нефертити, о да.
Мена вздохнул.
— Пошли послов в Ниневию. Ассирийцы с удовольствием помогут тебе, перекрыв пути караванов к Вратам Египта.
Атрид наклонился к старику, опершись ладонями о стол.
— Время! Ты понимаешь, Мена, время! Наша задача не сокрушить Египет, боги с ним! Наша задача — вернуть Агниппу живой!.. А пока мы ведем переговоры о военном союзе с ассирийцами против египтян, ее сто раз принесут в жертву! Или просто придушат в каземате. Мне страшно подумать, что еще может прийти в голову ее сестре…
Мена смотрел на царя и понимал, что тот все равно поступит по-своему. В глазах Агамемнона застыла боль — и безумная надежда на чудо. С теплотой и грустью советник осознал, что этот влюбленный побежит за своей милой куда угодно, хоть на жертвенный алтарь Осириса.
Атрид сжал губы и упрямо продолжил:
— Все-таки я еду за ней! Но ты прав, — он вздохнул, — мы не догоним финикийцев. Нет смысла мучить людей, загоняя их на веслах… и привлекать к себе внимание. Я оставляю свой флот и плыву на одном корабле.
— Ты… — расширились от изумления глаза Мена.
— Я попытаюсь тайно похитить Агниппу у Нефертити прямо в Египте.
— Ты рискуешь, Атрид! Ты, надежда и опора Эллады, — ты чудовищно рискуешь…
Агамемнон прикрыл глаза.
— Я не могу иначе.
— Но…
— Мена, я все понимаю, ты говоришь как советник, но ты же ее отец! — вскричал Атрид. — Вспомни об этом! Разве я могу допустить, чтобы Агниппа, это чудо средь женщин, вот так просто погибла — без всякого сопротивления с моей стороны? Как мне после этого жить? — Он вздохнул. — Ты едешь со мной, Мена?
— Разумеется, мой мальчик, — тихо и ласково ответил старый египтянин, не умея скрыть ни боли, ни сострадания.
Через пятнадцать минут, дав знак остальному флоту следовать дальше, царская триера сделала крутой поворот и, разрезая своим острым носом волны, устремилась на юг — через все Великое море, к далекой египетской Дельте…
* * *Все шло именно так, как предсказывал Мена. Через два дня безумной гонки их триера, никого не догнав, бросила якорь в Пер-Амуне — ближайшем порту Египта.
Атрид выбрал из команды десять храбрейших и вернейших воинов — и верхом отправился в золотые Фивы, надеясь по дороге догнать похитителей и освободить свою жену. Мена ехал с ними.
Увы, осторожные расспросы в порту перед отправкой в глубь страны не помогли: в Пер-Амуне за последние дни бросило якорь несколько финикийских кораблей, но все они принадлежали давно известным здесь торговцам, разгрузка товаров велась у всех на виду, и никто ничего подозрительного не заметил.
Мена поостерегся расспрашивать подробнее, чтобы не привлекать к себе внимания. В любом случае либо похитители Агниппы прибыли в другой порт Египта, либо…
Либо те, кто хоть что-то знает, держат язык за зубами.
Как бы там ни было, Агниппу вряд ли стали бы оставлять в местной тюрьме.
Итак, отряд Агамемнона отправился в путь, а Мена служил проводником.
Снова видит он вечера над Нилом с их легкой мглистой дымкой, снова вдыхает нежные и трепетные ароматы лотоса, цветущего на темных водах, снова чувствует жар беспощадного солнца пустынь на своей коже и смотрит в бледное, раскаленное египетское небо. Снова тревога в его душе, снова скрывается и он, и его спутники, а Фивы неумолимо приближаются — и вся страна говорит о великом жертвоприношении…
Атрид словно потерял усталость. Он готов был скакать день и ночь напролет и задавал отряду бешеный темп[2] — и все царю казалось, что они едут слишком медленно. Выехав из Пер-Амуна на закате, они скакали всю ночь и все утро, сделав лишь пару коротких привалов, чтобы поесть и напоить лошадей. Когда же Ра во всей силе явил свою полуденную ярость, Атрид, взяв себя в руки, позволил людям разбить лагерь в каком-то придорожном оазисе, чтобы переждать самый смертоносный зной.
И стоило часа через четыре жаре понемногу пойти на спад, как царь снова поднял своих немного поспавших и отдохнувших воинов в дорогу.
И вновь — закат, пара коротких привалов в ночи… и на рассвете всадники увидели возносящийся в небо пик Та Дехент, у подножия которого дремал Город Мертвых, а немного погодя — и блистающие на восходящем солнце золотые стены Фив стовратных, что отражались в сияющем зеркале нильских вод.
Атрид приказал своим людям ждать его в одном из небольших оазисов, в изобилии растущих вокруг столицы, а сам с Мена отправился в город за сведениями.
Ворота только-только открывали, но перед ними уже собралась шумная толпа жаждавших войти — мелкие торговцы, окрестные крестьяне, парочка зашторенных паланкинов в сопровождении нескольких охранников… Вся эта публика, выстроившись в очередь, потекла на досмотр.
Агамемнон и его спутник влились в человеческий поток.
Стражники — смуглые воины в льняных схенти и бело-синих платках-клафтах, вооруженные копьями — цепкими оценивающими взглядами окинули странную пару: чужеземца и египтянина. В ответ на вопрос, кто они такие, Мена сказал, что он — скромный чиновник в отставке, долгое время жил на чужбине и сейчас решил вернуться в родное поместье. С ним приехал его молодой друг из-за моря, который желает восхититься величием города фараонов.
