Владимир Свержин - Трехглавый орел
Господь даровал нам победу, но девять кораблей были полностью уничтожены, семнадцать годились лишь на то, чтобы послужить для починки остальных, все же державшиеся на плаву получили различные повреждения и нуждались в ремонте. Однако главным все же были не корабли: мы потеряли почти восемь тысяч ранеными и убитыми. Вот так вот глупо и без всякого смысла, захватив никому не нужную испанскую крепость, что, конечно же, отнюдь не улучшало наших отношений с Испанией. Я часто вспоминал слова Калиостро о том, что нам еще понадобится его патент испанского полковника, когда эта держава вступит в войну. Что ж, повод к войне был уже налицо.
– ...Так вот, ты представляешь, что этот гад учудил?! – шумел Лис, наливая себе очередной стакан жуткого пойла, именуемого им «Лисовым напием». – За два дня до нас в Сан-та-Анну пришел неизвестный голландец, и некий матрос, родом испанец, сообщил коменданту, что огромная эскадра под командованием знаменитого Джон Пол Джонса идет захватывать архипелаг. А у испанцев здесь, так сказать, секретная военная база. Тут тебе и провиант, и боеприпасы, и мастерские, ну, база, одним словом. Вот этот самый дон и решил сыграть с нами в национальную игру «Родина или смерть». А я так думаю, что голландец, который на Санта-Анну заходил, как раз тот самый, которого Пол Джонс досматривал.
Он его, видать, на остров и отправил. Если только вообще этот голландец действительно голландец, а не наблюдатель, которого американеры нам навстречу послали. Уж больно мы как-то спокойно шли.
Эту историю я слышал от Лиса уже в десятый раз. Он все не мог успокоиться, начиная свое повествование анализом нашей неудачи и заканчивая, к моменту опустошения весьма вместительной бутыли, обещаниями найти подлюку и оторвать ему то, что черт между ног приделал. Не в силах больше выслушивать грозные речи своего напарника, я оставил его изливать наболевшее новопроизведенному капитану, вернее, ротмистру Ржевскому и поднялся на палубу к свежему воздуху.
Эскадра продолжала свой путь. Конечно, теперь ни о каком походе к реке Святого Лаврентия речи уже не было. Большинство наскоро залатанных кораблей до нее бы просто не дошли. К тому же, ко всем нашим бедам, теперь, после Санта-Анны, едва ли не каждый день нам приходилось отражать наскоки каперов, сопровождавших караван, подобно волчьей стае, преследующей стадо оленей. Они опасались соваться под тяжелые орудия линейных кораблей и фрегатов, но тут же появлялись на горизонте, стоило только одному из потрепанных английских транспортов замедлить ход или остановиться. Их отгоняли, и они исчезали, не принимая боя, но вскоре появлялись вновь, норовя огнем своих орудий пустить на дно или хотя бы изрядно повредить десантные суда. Нельзя сказать, чтобы это им совсем не удавалось. День ото дня мы несли новые потери, небольшие, но регулярные. Теперь нам было не до Святого Лаврентия, нам необходимо было пристать к материку так скоро, как только возможно.
– Земля! – Когда-то этим криком началась история европейского покорения нового континента. Теперь страница книги судеб перевернулась, и новая строка в истории Америки тоже началась кличем «Земля!». Все, кто был на кораблях, вывалили на палубы, чтобы своими глазами наконец увидеть долгожданную Русь Заморскую, так долго прятавшуюся за горизонтом.
Корабли начали медленно приближаться к берегу, опасаясь отмелей.
– Вот и пришли, – вздохнул, радостно улыбаясь, Алексей Орлов, спускаясь с капитанского мостика. – Слава тебе, Господи! – Он размашисто перекрестился и кивнул Пугачеву, во все глаза поедавшему вожделенную землю. – Ну что, государь-надежа, вот она, твоя землица. Вступай во владение.
– Да-а-а, – прошептал тот, не сводя зачарованного взгля да с холмов, видневшихся за кромкой полосы прибоя, – вели ка ты, Русь Заморская, казачья сторонка. – «Император» по вернулся к графу Орлову. – Как сей берег величают?
– Северная Каролина, ваше величество.
– Как? – переспросил Пугачев. – Не по-нашенски звучит. Караульна будет. Гей! – крикнул он во всю мощь своего луженого горла. – Вот она, земля наша! За дело, казаче! Закревский! Волоки штандарт. Желаю первым на землю нашу ступить.
– Мы не сможем подойти к берегу вплотную, – начал объяснять Орлов. – Судя по береговой линии, там слишком мелко.
– Тогда вели спускать лодки. Че ж нам, до зимы тут cидеть, ждать, пока лед станет?
– Дорогой брат, – обратилась к Пугачеву Елизавета Кирилловна, дотоле молча слушавшая беседу «родственников», – вам пришлось бы очень долго ждать. Здесь лед не станет никогда.
– Это как? – непонимающе посмотрел на нее «государь». – А зимой?
Госпожа Орлова обменялась с супругом насмешливыми взглядами.
– И зимой тоже.
За время нашего путешествия мне почти не доводилось видеть бывшую пленницу. Лишь только на Санта-Анне я видел ее помогающей Калиостро врачевать раненых казаков и матросов. Порой до меня доносились адресованные ей соленые словечки моряков, недовольных присутствием женщины на корабле, но вернее всего это была лишь дань традиции, а не реальная озлобленность. Сестра государя была выше мелких упреков.
– Шлюпки на воде, государь! – послышался крик одного из пугачевских командиров.
– Ну, с богом! – Емельян Иванович потянул саблю из ножен. – За мной, казаки! Здесь нас ждет земля и воля! – Он подошел к брошенному за борт трапу. – Закревский, флигель да лекарь мой пойдут со мной. Ржевский, возьми десяток стрелков, охранять меня будешь. А ты, аншеф, держи знамя, великий час настает. – Он вздохнул, словно собираясь с силами, и, махнув рукой, начал спускаться по трапу в качающийся у борта адмиральский катер.
Прибойная волна подхватила легкое суденышко. Шлюпки, наполненные десантом, двинулись к берегу. И над головой стоящего на носу императора взвился золотой флаг со знакомым мне орлом. Хотя... Я пригляделся и даже протер глаза от неожиданности.
– Лис, что это? – прошептал я, все еще не веря увиденному. Мои познания в геральдике взбунтовались все разом, отказываясь признавать открывшееся мне зрелище.
– Трехглавый орел, – гордо произнес аншеф Закревский. – Священный символ Руси Заморской. Отныне и впредь.
Я охнул и, словно ища сочувствия, посмотрел на Редферна, стоявшего за моей спиной. Однако в его глазах, обращенных к полоскавшемуся по ветру стягу, читался только немой восторг. Казалось, что он был готов сражаться и умереть под этим знаменем, не желая иного воздаяния, кроме славы нелепого трехголового мутанта.
Берег был все ближе. Уже видны были деревянные домики, приткнувшиеся то там, то сям по гребням холмов, церквушка и небольшой деревянный пирс на сваях и покачивающиеся вблизи него рыбачьи лодки.
Льется песня на просторе.Не грусти, не плачь, жена.Штурмовать далеко мореПосылает нас страна, –
переполняемый чувствами, затянул Лис. И слова этой песни, разносимые над десантными шлюпками, были встречены бурей восторга так, будто они вырывались из сердца каждого, кто плыл сейчас к желанной земле. Катер Пугачева ткнулся носом в прибрежный песок, и «император», приняв у начальника своего полевого штаба развевающийся штандарт, ловко соскочил за борт. Вода доходила ему почти до колен, однако, не обращая на это никакого внимания, «государь» зашагал к берегу и, дойдя до суши, воткнул древко знамени в мокрую землю. Затем, преклонив колени, он коснулся губами зачерпнутой в пригоршню землицы и, встав, огласил замершим в ожидании казакам:
– Ходи, казаче, выгружайся. Здесь жить будем.
Разгрузка шла полным ходом, когда за холмистой грядой ударили барабаны и у крайних домов поселка развернутой шеренгой начали появляться люди в военной форме с ружьями наперевес.
– Кто такие? – глядя на нежданных гостей, поинтересовался у меня Пугачев.
– Судя по цвету мундиров, это солдаты континентальной армии.
– И чего хотят? – Пугачев взял поданную Лисом подзорную трубу и начал пристально разглядывать приближающуюся под барабанный бой стрелковую линию.
– Драки ищут, – прокомментировал увиденное Закревский.
– Это завсегда пожалуйста. Сколько нас сейчас на берегу?
– Человек до пятисот наберется, – доложил пугачевский генерал-аншеф. – Кавалерии маловато, не больше тридцати сабель, а пушек вообще нет.
– Плохо, но че делать, – нахмурился император. – Орлов нам своими пушками не поможет?
– Никак нет, государь. Там, где он сейчас стоит, до берега ему не достать. А ближе подойти – корабельная осадка не позволяет.
– Ну да ладно, Закревский, горе – не беда, – махнул рукой Емельян Иваныч. – Кулака у человека два, а морда-то одна, так что бить сподручней, чем получать. Авось отмашемся. Ты, аншеф, займись высадкой. Кому лодок не хватает, пусть вплавь добираются. Ты, флигель, командуй теми, кто уже высадился. Полчаса продержишься, мы здесь великой силой соберемся, кому хошь голову свернем. Давай действуй. Посмотрим, чему моя женка своих охфицеров учила. Ржевский, кавалерию на тебя оставляю.
