Дмитрий Рыков - Урусут
– Сейчас не дружишь. Потом найдете общий язык. Все, пока, – у дверей класса отпустил ее, а сам направился на выход.
– Ты куда?!
– Домой, – бросил Олег, не оборачиваясь.
– Собрался прогулять уроки? Тебя ведь накажут!
– Да мне на эти уроки… – помахал ей рукой и побежал вниз по лестнице.
IV
В квартире первым делом прошел к своему шкафу, опустился на колени и принялся шарить на нижней полке. Вынул картонную коробку – в ней, бережно свернутые рулоном, лежали вымпелы со значками, а рядом – коробка из-под конфет и письменный конверт.
Взял его, открыл, достал деньги – коричневые четвертаки, красные червонцы и синие пятерки. Двести тридцать пять рублей! Да вы капиталист, батенька. Из-за таких, как вы, подрываются устои. Значки. На трех вымпелах. Еще три – на стене. Хм, хм. Сдать оптом – рублей на триста выйдет? Или на пятьсот? Нет, на пятьсот – жирно. Триста пятьдесят – в самый раз. Вместо конфет – открытка с автографом Дасаева. Скоро чемпионат, будет ажиотаж, болельщику со стажем можно продать… Да за четвертак можно. Значит, перекупщик возьмет за пятнадцать. И то – ничего.
Засунул деньги в карман и прошагал на кухню. Открыл холодильник – огромная кастрюля с супом. Подошел к плите – сковородка со слипшимися макаронами. Увлекательно. Вернулся в комнату, поднял портфель над кроватью и вытряс из него учебники. Обул вместо туфель-колодок кеды и пошел на Черемушкинский рынок.
Ни тебе бабушек с грибами, ни расторопных азербайджанцев с раками, астраханской воблой и перченой бастурмой. Полупусто. Направился к мясному ряду, высмотрел говядину, поднял глаза на мужика в запачканном фартуке.
– Вырезка есть?
Продавец нахмурился.
– Ну, есть…
– По чем?
– Червонец…
– Что – «червонец»? Кусок? Килограмм?
– Издеваешься, мальчик? Конечно, килограмм!
Олег оглянулся по сторонам.
– Мясник Габелко где работает?
– Вон там, – указала рукой рядом стоящая женщина. – Нет, не туда смотришь. Тот, здоровый, с топором.
– Спасибо.
Две капли воды. Очень похож. Мужик привычными движениями разделывал на равные части здоровый кусок. Олег кашлянул, здоровяк оглянулся.
– Тебе чего, парень?
Там – «мальчик», здесь – «парень». Прогресс налицо.
– Вы – отец Сережи Габелко?
На вытянутой физиономии мясника отобразился страх.
– Он что-то натворил?
– Нет-нет, все нормально. Я – Олег Белолобов, он у меня постоянно списывает. Конечно, когда какая-то серьезная контрольная работа. Простые задания он просто не делает. А раз так, думаю, мне полагается скидка на мясо. Мне говяжья вырезка нужна.
– Белолобов? – мужик вытер руки о фартук. – Вождь? Он о тебе рассказывал.
– Хорошее или плохое?
– Да так… Всякое…
– Что на счет мяса?
– Ну… Мясо – одно, школа – другое.
– Ладно, – Олег повернулся, будто собрался уйти. – Вырезку куплю у конкурентов, а ваш сын не спишет теперь не только у меня, но и вообще у кого-то в классе. Двойки-тройки, второй год.
– Подожди! – папаша одарил коллег по цеху недобрым взглядом. Возможно, его беспокоили не только возможные школьные неуспехи сына, но и потеря клиента. – Я ему ремня задам, списывать разучится…
– То есть после синяков на заднице в голове больше мыслей появится? Мысли в жопе не живут, оттуда в голову не перебегут. Жаль, что не договорились…
– Постой! Сколько даешь?
– Шесть рублей.
– Грабеж. Сам по шесть беру.
– Не смеши. Шесть пятьдесят. Или пусть тухнет здесь твоя вырезка до второго пришествия.
– До вечера разберут – не протухнет!
– Так я пошел?
– Семь, уговорил, – мужик надулся. Вот она, боль за свою кровинушку… На фиг школа сынку не нужна. Будет он стоять на этом же месте и впаривать жесткое мясо старого хряка, забитого за день до естественной смерти, под видом молодой свиньи.
– Так поддержишь Серегу, если что? – говорил старший Габела, заворачивая говядину в бумагу.
– А то! – Белый Лоб нащупал в кармане купюру, вынул уголок из кармана – нормально, коричневая, заодно разменяет – и подал ее продавцу. – Я и с учителями, если надо, поговорю. Я с ними хороший контакт установил.
– Заметно, – хмыкнул мужик и отсчитал сдачу. – Не по годам развился. Я тебе по семь рублей вырезку больше не продам.
Олег положил мясо в портфель.
– А я больше и не приду, – и бодрым шагом прошел к выходу.
Открыв дверь квартиры, понял, что кухня уже занята – там хозяйничала мама.
– Привет, – произнес он, переступив порог.
– Привет, – откликнулась она.
Он помыл в ванной руки, вернулся, мама сказала:
– На плите макароны, садись, ешь давай.
– Не хочу макароны, спасибо.
– Как не хочешь? – мама, выкладывавшая из сумки продукты, выпрямилась. – Ты же их любишь.
– Я? Люблю? – он сильно удивился. – Шутишь? Я сейчас буду жарить мясо, – достал вырезку из портфеля и понес ее к раковине, чтобы помыть.
– Вот так новость. Вообще-то, у нас вечером гости. Не время сегодня ставить свои первые кулинарные эксперименты.
– Не волнуйся – не первые. Я быстро.
– Да? И где научился? И откуда мясо?
– Купил.
– Купил?! Вырезку?! Откуда деньги?
– Я ведь спекулянт, – улыбнулся он как можно добродушней.
– Ох. Не нравятся мне эти шуточки, – покачала мама головой. – Не доведет тебя до добра увлечение значками. Теперь еще и пластинки…
– Мам, – он повернулся и посмотрел на нее внимательней. – До добра не доведут увлечения – тебя.
Взял нож и обмыл его под водой.
– Что ты имеешь в виду? – опешила мама.
Олег положил на узкую неудобную деревянную дощечку мясо и попытался нарезать его на три части, чтобы потом, разделив вдоль, приготовить куски для бифштекса. Любил с кровью и потому готовил вопреки всем рецептам. Нож оказался тупой до безобразия.
– Почему отец не точит в доме ножи? – он развернулся, выдвинул ящик, где, как он помнил, хранились крышки-открывалка-молоток-гвозди-точильный-камень. Нашел, вынул, стал быстро водить по нему лезвием.
– Олег! – ахнула мама. – Что ты делаешь! Ты отрежешь себе пальцы!
– С какой кстати? – он поднял на нее глаза.
Мама, глядя на мелькающий клинок, медленно произнесла:
– Ну ты даешь… Где научился?
– На уроках труда.
– А… – поднесла ладонь к глазам, будто что-то вспоминая. – Что ты сказал про какие-то там увлечения?
– У нас есть другая сковородка?
– Сейчас, – мама вынула из шкафа здоровенное чугунное изделие.
Он зажег газ, поставил посудину на огонь.
– Масло?
Она показала пальцем на зеленую стеклянную бутыль. Плеснул на дно – по кухне поплыл тяжелый запах. Ну да, не первый холодный отжим. Быстро положил куски мяса, снял крышку с соседней сковородки, накрыл половину своей – чтобы и воздух поступал, и капли кипящего масла в стороны не летели.
– Ответь на вопрос, – продолжала допытываться мама. – Что ты говорил об увлечениях?
Вытер полотенцем ладони, оперся спиной о подоконник, сложил руки на груди.
– Мам, почему тебе нравится Константин Сергеевич?
Она села на стул от неожиданности.
– Почему ты решил, что он мне нравится? – и тут же осторожно поправила пышную прическу.
Вместо ответа на данный вопрос Олег сказал:
– Хитрый, гнусный завистник. Плетет интриги, строит карьеру. Научного мышления, способности к анализу, умения делать контрастные противопоставления и находить при этом истину – нет. Понятно, что тебя не особо интересует его возможный талант к науке, но даже как мужчина он – просто попугай. Одевается во все разноцветное, кричащее, шаркает ножкой, сюсюкает, нос кривой, волосы редкие… Или папа выглядит еще большим лошпеком?
– Что ты говоришь?! Олег, ты меня сегодня очень удивляешь!
– Надеюсь, в последующие дня два я вас удивлю еще больше.
– У нас с ним приятельские отношения, мы давно знакомы, папа с ним долго работает…
– И написал за него диссертацию.
– Неправда! Просто подсказал тему…
– Просто отдал свою, давно вынашиваемую оригинальную тему, собрал нужную литературу и накатал три четвертых текста. А Костик – ну, да, конечно – обеспечил главное: должное течение прений и благоприятные отзывы. Если бы папа защищал эту диссертацию сам, нашлось бы впятеро больше оппонентов. Но я думаю, все равно бы защитился. Уж больно хороша и свежа идея – с поправкой на нынешнее время.
– Кто это тебе сказал? – мама глядела на сына с огромным удивлением.
– У меня своей головы на плечах нет? – Белый Лоб подошел к плите и вилкой перевернул все куски поочередно.
– Так шипит… Не сгорит?
– Мам, ты привыкла тушить мясо, потому что оно плохое и жесткое. Слабый огонь, полтора часа. Это вырезка – готовится на сильном огне десять минут.
– За десять минут микробы не погибнут…
Он обнял ее и поцеловал в щеку.
– Погибнут. Я их заколдовал по дороге. У них не осталось воли к сопротивлению.
– Что такое «лошпек»? – она готовилась расплакаться – то ли от неожиданного проявления нежности у стойкого «ригориста», то ли от сказанного им.
