Андрей Мартьянов - Проект Германия
Я поставил ящик рядом с чемоданом. Дядя Дэдэ помог мне переложить взрывчатку в чемодан. Потом мы проделали то же самое со вторым чемоданом. Тяжеловато, конечно, но до вокзала в Виллер-Котре дотащить можно.
* * *Тащить, однако, не пришлось — Пьер уже запряг в телегу лошадь. После подвала по-летнему теплый воздух воспринимался как благословение. Нина прощалась с Жанной, целуя ее в сухие щеки. Жанна перекрестила ее, потом обняла и заплакала. Заплакала и Нина.
Дядя Дэдэ прикрикнул на обеих. Я забрал мой пиджак. Дядя Дэдэ пожал мне руку и сказал, что любит поляков.
Я вдруг понял, что он видит нас с Ниной насквозь. И даже то, о чем ни она, ни я не догадываемся, ему тоже известно. Крестьянин так устроен — он может правильно судить обо всем земном с грубой, неотразимой проницательностью. Зато многие более возвышенные материи остаются для него неизведанными. Впрочем, по большей части эти материи не имеют, по большому счету, сколько-нибудь существенного значения.
* * *Всё, что мы делали, определяла сейчас непоколебимая воля Святого. Затеянная им операция должна была стать последней в его жизни, и он схватился за нее с жадностью старика, на склоне лет встретившего любовь — какую-нибудь бледную цветочницу, которая не сказала решительного «нет» и заставила старое сердце трепетать и рваться.
Мы вернулись в отель около десяти часов вечера. Маршан встретил меня кислой улыбкой, которая неубедительно имитировала радость:
— Хорошо прогулялись, господин офицер?
— О, — ответил я в тон, — погода за городом была просто чудесной. Такой свежий воздух. Позаботьтесь о моем багаже, пожалуйста.
Маршан живо ухватил чемоданы и спрятал их под стойкой с ловкостью, которая заставляла заподозрить в нем вокзального вора.
Отель больше не казался безжизненным склепом. По лестнице, бодро вскидывая колени и блестя сапогами, вверх и вниз перемещались офицеры, из ресторана доносилось хоровое пение «Марсельезы», в холле несколько человек шумно общались между собой и, заметив меня, вдруг на миг замолчали, а потом, как ни в чем не бывало, возобновили беседу. Повсюду ощущался дух товарищества, в воздухе висел сигаретный дым.
Я по-хозяйски обнял Нину за плечи:
— Ты к себе, дорогая, или ненадолго поднимешься в мой номер?
— Я к себе, дорогой, — ответила Нина. — Увидимся на банкете.
— На банкете? — удивился я.
Она приподняла свои русые, тонко выщипанные брови:
— Естественно. Несколько девушек из «Ревю» приглашены выступать.
— И вы в их числе?
— Разумеется. Меня почти всегда приглашают.
— Пользуетесь успехом?
— А почему вы иронизируете, Эрнст? — прищурилась Нина.
— Разве я иронизирую?
— Мне так показалось.
— Вовсе нет. — Я легонько поцеловал ее в лоб. — До встречи.
Ее глаза странно блеснули, она улыбнулась так, словно боялась заплакать, повернулась и вышла, а я подошел к группе офицеров Легиона. Они чуть расступились, впуская меня в свой круг.
Приземистый человек с волевыми, рублеными чертами лица протянул мне руку:
— Добро пожаловать.
— Тауфер, — представился я.
Он улыбнулся — и продолжал улыбаться всё шире — пока я не рассмеялся и не поправился:
— Капитан Эрнст Тауфер.
— Вот так-то лучше, — энергично кивнул он, а остальные подхватили смех. — Выправку не скроешь. Где воевали? Африка?
— Восточный фронт, — сказал я.
Они посерьезнели. Мой собеседник, не выпускавший всё это время моей руки, стиснул пальцы, теперь его рукопожатие стало по-настоящему крепким.
— Что ж, камрад, добро пожаловать. Мы все здесь побывали на Восточном фронте и знаем цену тем, кто там сражался. Лейтенант Жак Дорио. Я был одним из первых, кто записался добровольцем в ряды борцов против большевизма. Я отправился под Москву в чине сержанта и пережил там зиму сорок первого года.
Я кивнул с пониманием. Мне не требовалось притворяться: я действительно уважал этих людей. Пережить зиму в России — для этого нужно большое мужество.
— А вы где были? — спросил Дорио.
— Харьков, — коротко ответил я. Сталинград вызвал бы слишком много вопросов, а мне не хотелось говорить о себе.
— Можно сказать, вам повезло, — вмешался высокий нескладный офицер. Он чуть наклонил голову и представился: — Майор Жан Бридо. После ряда неудач под Москвой, — он метнул взгляд в сторону Дорио, как будто затруднялся упоминать при нем об этом «инциденте», — Легион был переформирован и направлен в Белоруссию. General Bezirk Weißruthenien. Возможно, вы читали в газетах…
— Белоруссия — это ад, — вставил молодой офицер, на вид совсем юноша, с лицом, изъеденным прыщами и шрамами. В отличие от старших, он говорил по-немецки плохо, с сильным акцентом, и запинался, подбирая слова. — Маленький вонючий ад. Леса, болота. Брр!.. — Его передернуло, и он натужно засмеялся. — Болота кишат комарами и партизанами. Брр!.. — Он опять хохотнул, как будто подавился.
— Это не смешно, — остановил его майор. — Наша служба, капитан, — он обращался теперь ко мне, — сильно осложнялась местными бандитами. Собственно, Легион должен был обеспечивать безопасность коммуникаций в оперативном тылу германских войск на юге Vitebschina.
Услышав жуткое русское название, я поневоле вздрогнул — и снова вспомнил вопрос Нины: скучаю ли я по России? И собственный ответ: как можно скучать по аду?
Но там, где звучали эти названия, — там остались мои товарищи. Скучаю ли я по ним? Я даже не помню их лиц. Память о них превратилась в ноющую боль, вроде зубной, которую, как я знал, не залить шнапсом.
— «Тыл» — звучит не очень героически, — вступил другой майор, с костлявым желтоватым лицом. Он выглядел так, словно недавно перенес тяжелую болезнь. — Майор Лакруа.
Я пожал и его руку с очень широкой, мягкой ладонью.
— Там, где русские, — там не бывает «тыла», — произнес я.
Лакруа покраснел от удовольствия, как девушка, которой польстили.
— Вы были там, поэтому и понимаете. Другим этого не объяснить.
— Я был, строго говоря, на Украине, где нет непроходимых лесов и где террористам практически негде прятаться, — возразил я. — Кроме того, на Украине традиционно сильны антирусские настроения, так что там мы встретили определенную поддержку. Ваше положение было гораздо более сложным.
Я нарочно вызывал их на разговор: хотел, чтобы они сами подтвердили мне то, о чем рассказывал Святой.
— Что ж, капитан, — кивнул майор Бридо, — вот вам упрощенная схема того, чем мы занимались. Подразделения Легиона должны следить за тем, чтобы коммуникации оставались в неприкосновенности. Террористы, напротив, стараются эти коммуникации уничтожить. Соответственно, мы стараемся уничтожить террористов.
Прыщавый юноша-лейтенант грубо захохотал:
— Да! Террористы! Они как комары — сколько ни убивай, меньше не становится. Простите. Лейтенант Леруа.
Я пожал его потную ладонь и тайком обтер руку о пиджак.
— Мы уничтожали террористов, а они прятались в домах у местных жителей, — продолжал Бридо.
— И тогда вы уничтожали дома местных жителей? — спросил я в упор.
Майор Бридо пожал плечами:
— Война…
— Да бросьте разводить сантименты! — вмешался майор Лакруа. Его пожелтевшее лицо стало мрачным. — В октябре прошлого года мой батальон вел настоящую войну с бригадой «Chekist». Два моих взвода, в том числе один минометный, вступили в бой с террористами, засевшими в лесах к югу от транспортной линии «Borisov — Orscha». Потом нам в помощь придали солдат СС из моторизированной бригады.
— Возле деревни Staroselje произошло настоящее сражение, — быстро, резко сказал Бридо. — Москва не жалеет для террористов ни оружия, ни людей. Мы точно знаем, что на самолетах в белорусские леса забрасывали кадровых офицеров для руководства бандитами.
— Откуда там столько бандитов? — спросил я.
— Да там полно настоящих преступников, — заметил Лакруа. — Естественно, им нравится убивать. — Он покачал головой. — У меня на глазах подорвался грузовик с французскими солдатами. Наскочил на бандитскую мину. В конце концов, было принято единственно правильное решение: выжечь каленым железом разбойничье гнездо — деревню Staroselje. Солдаты СС и мы плечом к плечу сделали грязную работу. — Он сжал челюсти. — Это вина коммунистов. Нам просто не оставили выбора.
— И много бандитов вы там уничтожили? — спросил я.
— Свыше тысячи, — ответил Лакруа. — Мы ликвидировали их опорную базу и один из отрядов бригады «Chekist», в том числе пятерых советских кадровых офицеров из числа руководства.
— Господа, — вмешался Дорио, — не перейти ли нам в ресторан?
— Жак может пить, не пьянея, как Бахус, — хмыкнул майор Бридо. — А вот нам этого не дано. Кстати, как давно вы с фронта, капитан?