Федор Вихрев - Третий фронт
После совещания настроение было такое, что хоть иди сама и стреляйся. Так что я выбрала альтернативу и стукнув один раз по дверям и крикнув: «Олегович, это Ника!» вошла внутрь.
Мужики уже укладывали последние свертки и ящики в машину.
— Где? — спросила я. — Главный где? Олегович.
— Там. — кивнул один на чуть приоткрытую дверь в дальней стене
Вошла. Олегович сидел на табурете со стаканом в руке и тупо смотрел в стену.
— Бл… приехали!
Приятно, когда тебя чуть не всем комсоставом во главе с генералами и полковниками выдраили как первокурсницу, а теперь этот, обдолбаный герой… в глаз дать что ли? Нет, на такое и рука не поднимается. Сначала все-таки вечное и непобедимое средство вытрезвления, а потом уже и в морду.
— Мужики, — крикнула я снова выползая в арсенал, — вода где?
В ответ на мою фразу отозвалось нечто мелкое, выскочившее из под машины и начавшее качать права.
— Слушайте, мужики, уберите собаку, — вздохнув, попыталась как можно спокойнее сказать я, — а то порешу нахрен и не замечу.
Сергей Олегович
— Я щщщ… щщас дам кому-то воду! Ик! — ответил я, с трудом ворочая языком. — Цербер, фас! — Сам же я нашарил «швейцарца», снял его с предохранителя и прицелился в дверь. Точнее попытался это сделать, потому что всё вокруг плыло и шаталось, а по пистолету прыгали зелёные чёртики… Чертики? Смерть им! Почему-то в голову пришла абсолютно логичная идея, что если убить всех чёртиков, то никто не догадается, что я пьяный. И началось сафари… Грохотали выстрелы, визжали рикошеты, чёртики уворачивались от пуль, за дверью кто-то кричал и ругался…
Ника
Как я ненавижу пьяных мужиков! Кто бы знал! Над головой осыпается крошка от бетона, мелкое собако надрывается от лая, стою за дверным косяком, жду, пока патроны закончатся. Наконец, сухой щелчок.
— Твою мать, Олегович! — я забрала пистолет и толкнула Олеговича обратно на табуретку. — Устроил тут, понимаешь! Какого хрена?!
Солдаты принесли воды.
— Пей! — приказала я, — или вылью. На штаны. А потом скажу, что обоссался. От страха.
Сергей Олегович
Обнаружив перед собой злющую Нику, я почему-то ничуть не удивился. Чёртиков я решил стойко игнорировать, авось надоест и сами уйдут. Пошарил под кроватью, достал ещё один табурет, протёр его, поставил возле стола. Порылся в своих вещах, извлёк бутылку какого-то французского вина, притащенную разведчиками, поставил на стол.
— Угощайся! — говорю — А я вот поминки справляю… — Увидев недоумённое лицо Ники, пояснил: — Лишние вещи уничтожаю. Аниме вот потёр всё на ноуте, диски с ним тоже сжёг, вот теперь поминаю…. Щас ноут понесу сдавать особистам… если дойду…. И его тоже помянул, больше не увидимся, наверно…
Ника
— Винца — выпью. Спасибо, Олегович. А водки не буду. Извини, что наехала, задолбали меня эти «командиры советской армии», впрочем и любой другой — тоже. То не так ходишь, то не с той руки честь отдала… Ты знаешь, что Змей пропал? Сначала, его «похоронили» заживо — весело да? — а потом в могиле никого не нашли. Испарился наш Змей вместе с Тэнгу. Может их обратно перенесли? Вот так — раз и назад в будущее… живым и радостным. Знать бы точно, где Змей, а то местные меня уже чуть под расстрельную статью не подвели. А что я могу? Быть вам каждому телохранителем или ангелом заплечным, чтоб знать кто-где и за всех отвечать…
Извини, довели… Я им типа, Мэри Сью… пусть теперь подавятся — не буду ничего делать! Олегович, может тебе хватит? Да ладно. Мне-то какое дело?! Хочешь — пей. Только учти, я после алкоголя пьяненька и дурненька — еще точно нарвусь. Хорошо если на кого-то из наших, а то местные… козлы они все! Знаю — воюют, защищают Родину, партийная дрессировка — тяжелое детство, деревянные игрушки — и это не метафора! Но как люди — эх, не хочу здесь жить! Не смогу! Выйдем к нашим — грохнут меня или в психушку засадят. У меня тоже партийное воспитание — ты бы знал, как я дорого заплатила, чтобы не стать такой как все… Дед — личный телохранитель Хрущева, бабка — начальник отдела Совета Министров. А я — будущее коммунистической партии и примерная девочка. Пока из дому не ушла. В 14. И здесь подстраиваться ни под кого не буду! Не умею…
— Смотри — расклад такой. Старинов остается здесь с моими диверсантами. Я, наверное, тоже, но пока не решено… Будем по тылам комсостав немецкий отстреливать — как представлю морду Литовцева в прицеле — хрен промажу! Жаль Ярошенко не оставляют — сегодня на самолете улетает. Наверное, можно было бы в него влюбится… но какие шансы у него и у меня? Он Гбшник — куда пошлют там и умрет, а я… ему точно носки стирать не стану! Так что сопли в сторону… Блин, кончай пить! Я тебе с серьезным вопросом пришла — дай снайперку! Старинов планирует состыковаться с группами Черного. Он немного севернее нас…. Короче, Олегович, хватит подливать, скотина! Что пьяную бабу никогда не видел! Как вы меня все задолбали!
Сергей Олегович
— Хватит, так хватит — ответил я — Значит, говоришь, снайперка нужна тебе… щас….погоди…. а ну, брысь, сволочи зелёные!! — решительно разогнал я чёртиков. — Вот, держи! — положил я на стол своё сокровище, Ли-Энфилд с оптическим прицелом
— Ты не смотри, что такая старая на вид, бьёт изумительно… да…А ну кыш, кому сказал! — снова шуганул обнаглевших чёртиков — Вот патроны, сотня штук, вроде все из одной партии — брякнул мешочек рядом — Для тебя берёг, да…. знал, что тебе понадобится… вот…ик! Хорошая ты девушка, Ника… жаль, только не рыжая… вот… — это я пробормотал уже засыпая….
После того, как я проспался, и немного «поправил здоровье», во мне проснулась жажда деятельности. Хотелось всем помочь, везде поруководить. С этой идеей я и выполз на свет божий. Перехватить и угомонить меня никто не успел…
Побродив везде, попытавшись всем помочь, и будучи отовсюду изгнан, я полез руководить к водителям. Тут-то всё и случилось, удачно сложив в месте ночь, пьяного меня, молодого водителя и неисправные тормоза на машине… Последнее, что я запомнил-это надвигающуюся на меня глыбу грузовика, жуткую боль, а потом крики, «Олеговича задавило!!!»….Потом была темнота…
Так я и погиб, глупо и бестолково, не успев совершить ничего героического, а будучи задавленным грузовиком, когда пьяным полез руководить…
Олег
Когда я узнал о том что Олегыч погиб, да еще и так глупо, я вначале не поверил а потом… Потом был запой, даже скорее ЗАПОЙ, да еще какой… А учитывая, насколько я в это время был агрессивен от меня в лагере все шарахались, кроме Ани — она вообще была единственной кто мог меня в это время хоть как то контролировать. Она же меня и вытянула из запоя. А то мог бы и как Олегыч кончить — танки в болоте плавают плохо, но быстро. Правда в направлении на дно, а бухой мехвод (все порывался за рычаги сесть как набирал градус хоть и не был уже мехводом — Стас вел коробочку) это в таких условиях почти гарантия подобного исхода.
Однако несмотря на то, что пить я с Аниной помощью и перестал, но без последствий эта смерть для меня не прошла. Я стал намного замкнутей — общаясь в основном только с Аней, Иваном и Стасом (так звали четвертого из моего экипажа) держа остальных на расстоянии. а вот чувство юмора у меня практически пропало, хотя и до этого его у меня почти не было. Точнее не пропало а переродилось в направлении черного. Так например на моем танке (я таки остановил свой выбор на Т-34) на башне была нарисована весьма интересная картинка (Стас оказался неплохим художником) — объятая пламенем фигура танкиста, стреляющего из автомата, под которой было написано «до последнего!»
Ника
На похороны Олеговича я не пошла. Рявкнула Петровичу, что нехрен было самому лезть под машины. Мужикам окрысилась — да пошел он! И ушла к себе. Судя по удаляющимся звукам поняли правильно — циничная и бездушная баба… вот и хорошо. Оставили… одну.
Облокотилась лбом о стену. Стою. Боюсь, что не выдержит сердце — разорвется к чертовой матери. Вот прямо здесь и сейчас. Не могу. Не могу не плакать… только нельзя. Там, на могиле, не сдержалась это уж точно. Ревела бы как белуга. Как плакальщица… и не остановилась бы.
А так… что б не видели… никто… Незачем.
Выстрел. Второй. Сейчас будет третий. Лучше бы в меня стреляли, чем вот так — в небо. Не хочу терять. Никого… Только бы не заплакать. Только бы не сорваться. Только бы больше никого не терять…
Фалангер
Я тоже сначала не поверил что Олегыча размазал грузовик. Но когда сам увидел… С ТАКИМИ травмами не живут, даже шумильские драконы, до коих нам по регенерации — как до Луны пешком. Хоронили мы его всем лагерем на сухом взгорке в стороне на вершине. Мужики сделали гроб и пока он стоял открытым — народ прощался, я принес из артмастерской любимый пистолет Олегыча и положил ему под правую ладонь, а от себя — отстегнул и положил под левую свой нож.
