Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история - Костин Константин Константинович

Я машинально посмотрел вниз, увидел, что девчонка действительно одета в чулки — не в цветные гольфы, как часто рисуют ту самую Пеппи, а именно в серые трикотажные чулки, с подвязками[4] — тут же осознал, что я пялюсь на ноги маленькой девочки, смутился и покраснел.

Тут девочка увидела меня, тоже смутилась, и вежливо сказала:

— Здравствуйте.

— Здравствуй, — не менее вежливо кивнул я.

— Это дядя Ершан, — выпалил Градей-Лакт, — Он меня опять от Маргона спас, тот убежал, только пятки засверкали, а я его хотел угостить чаем, а у тебя есть чай?

— А это — Ниса, — догадалась представить маленькую хозяйку Манара, — Мы раньше рядом жили, в соседних комнатах.

— Ой, — Ниса вдруг поняла, что чаем угощать будет она и засуетилась, — Проходите, проходите, сейчас керогаз поставлю, чай вскипячу, дядя Ершан, а вы какие пряники любите, мятные или немятные?

— Может, я пойду? — несколько растерялся я от такого напора.

Дождь на улице влил сплошной стеной.

[1] Надпись «Две копейки серебром» писали на медных монетах, она означала, что стоимость монеты приравнена к двум копейкам серебряной монетой. Но кто бы такие вещи объяснял в шестом классе.

[2] Стихотворение про болтунью Лиду «Болтунья» было написано Агнией Барто, все верно. Только не в пятидесятых, а в 1934 году.

[3] Не выжег, конечно, а вытравил.

[4] Колготки появились только в шестидесятых, помните?

Глава 66

За дверью скрывался коридор, похожий на ущелье: узкий и высокий. Где-то там, под невидимым потолком, еле видимые в свете тусклой лампочки, висели три жестяных корыта, одинаковых, как близнецы. Разве что на дне каждого была написана цифра: «1», «3» и «4», как будто это были не корыта, а поросята из старой байки[1]. По слухам, в коридоре коммуналки должны висеть еще велосипеды, но в этой их не было.

Мы прошли дальше, мимо дверей с прикнопленным листочком «График уборки», туда, где коридор изгибался по причудливым уг…

— Осторожно, здесь ступенька.

— Спасибо, я заметил, — поднялся я с пола.

Дальше в коридоре было семь дверей: три слева, три справа, и одна по центру. Из крайней справа, из-за белой занавески, вкусно пахло сладким и валил пар — кухня. На других дверях висели номера от одного до пяти, кроме той, что по центру. Двери тоже были филенчатые, но, в отличие от входной — двустворчатые, из двух узких половинок. На двери под номером «2» висел черным кренделем навесной замок.

— Вот здесь мы жили, — показала Манара.

Из кухни выглянул мужчина в белом фартуке, толстенький, кругленький, как сдобная булка:

— Маночка, Градик, какими судьбами! Подходите, я вам компота плесну! И вы, молодой человек, тоже давайте, не стесняйтесь! — он, сильно подволакивая ногу, скрылся за кухонной занавеской.

— Это дядя Брощ, из пятой комнаты. Он раньше куком был на корабле…

— Коком, — поправила его Ниса-Длинныйчулок.

— Куком. Кок — это у стиляг на голове, а дядя Брощ — кук[2], - заупрямился Градей.

По тем же слухам, в коммуналках должна быть вечная грызня между соседями, соль в компот, сахар в борщ, все такое… Но в данной конкретной коммуналке об этой славной традиции, похоже, не слышали.

Яблочный компот от «кука» был выше всяких похвал — даже несмотря на то, что горячий — но Ниса твердо решила напоить нас всех чаем и такая мелочь, как два стакана компота в каждом, ее остановить не могла. Лопните, но выпейте.

Мы прошли в дальнюю слева комнату, большую, надо сказать, квадратов шестнадцать, примерно. Посередине — стол, с белой скатертью, в двух углах, за ширмами — кровати, несколько шкафов, в углу справа — еще один стол, кухонный. На стене — ковер. Узкое окно, с широким подоконником, заваленным стопками книг.

Я опасался знакомства с родителями Нисы, но потом сообразил, что сегодня — понедельник, шестнадцатое августа, они все на работе.

— Садитесь, садитесь!

Ниса вытащила из-под кухонного стола ящик из уголков, со стальным баллоном внутри, бухнула его на стол, забулькала бутылкой, по комнате поплыл узнаваемый запах керосина.

А, так это керосинка. Или примус, не знаю, чем они друг от друга отличаются[3].

Керосинка пыхнула и загорелась полушарием голубого огня, прямо как на газовой плите. Хм, вроде бы девочка что-то говорила про «керогаз», может, это на комбинированном топливе работает, керосин в смеси с газом. Тем более, примус должен как я смутно припоминаю из прочитанного, шуметь, а эта конструкция горит бесшумно[4]. Если не считать пения закипающего чайника.

Пока чайник закипал, я узнал, почему Градей — Лакт. Оказывается, это не имя, а школьное прозвище, которое он получил потому, что первого сентября пришел в школу белым, как сметана, болел, было не до загара. Сначала его называли Молочком, потом — Сахаром, потом оба прозвища слились в Молочный Сахар, а потом кто-то из всезнаек-одноклассников сказал, что молочный сахар — это лактоза. А потом лактоза сократилась до Лакта.

А потом за меня взялись два маленьких гестаповца. По крайней мере, допрос, учиненный ими, именно такие ассоциации вызывал.

— Дядя Ершан, а сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— Так ты моложе Манары?!

— Ну… да.

— А можно называть тебя просто Ершан?

— Можно.

— А ты откуда?

— Из Талгана.

— А ты крокодилов видел?

— Видел.

— А они большие?

Я изобразил пальцами шар примерно сантиметров десяти в диаметре:

— Вот такие…

— Ууу…

— … у них глаза.

— Ооооо!

— А ты где был в войну? А Манара была в эвакуации!

— А ты где учишься?

— А ты в армии был? А почему?

— А тебя папа воевал?

— А он еще жив?

— А мама?

— А ты где живешь?

— А хочешь пожить у нас?

В этом месте я пытался одновременно отпить горячий чай и украсть из корзины пряник, поэтому подавился и закашлялся.

— Где — у вас? — просипел я.

— У нас, в Малой Нуте. Нам большую квартиру дали и там диван есть…

— Боюсь, ваши мама и папа будут против…

— Не будут, они в командировку уехали.

— На Луну, — хихикнула Манара, до этого момента сидевшая, притаившись.

— Манка!

— Когда Градик был маленьким, он услышал, что папа уезжает в командировку на месяц и всем рассказывал, что папа полетит на луну.

— Манка!!!

Нормально так. Нет, то, что родители уехали, оставив детей одних — еще так-сяк, в конце концов Манара практически взрослая. Но вот так запросто приглашать незнакомого человека в гости…

— Ершан, ну так как, поживешь у нас?

На меня с надеждой смотрели глаза Градея, и с искренним интересом — глаза его сестры.

Может, и правда…?

[1] Байка эта кем только не рассказывалась, в том числе и Задорновым. Краткая суть: в колледже студенты выпустили ТРЕХ поросят с написанными на спине номерами «1», «2» и «4». Четвертого поросенка под номером «3» полиция кампуса искала несколько дней.

[2] Кок, конечно, то есть — корабельный повар. Прическа у стиляг, в виде взбитого хохла — тоже кок. Омонимы Градей, видимо, еще не проходил. Или проходил, но мимо.

[3] Керогаз это, вообще-то. Нагревательный прибор для приготовления пищи, работает на керосине. Как и керосинка и примус, но это — три разные вещи. В керосинке горит керосин на конце фитиля, как в керосиновой лампе, в примусе — керосиновые пары, подаваемые нагнетанием воздуха под давлением как в паяльной лампе, в керогазе — керосиновые пары в смеси с воздухом (поэтом и кероГАЗ), подаваемые испарением с фитиля (сам фитиль при это не горит)

[4] Примус при горении действительно сильно шумит, но, как уже было объяснено это — не примус, а керогаз.

Глава 67

Да неее… Ну правда — срываться с уж оплаченной комнаты, переезжать куда-то в Новогребенево, еще неизвестно, как отреагируют родители на то, что их дети притащили не собаку, не ежика, не хомяка — талганского бомжа. Плюс — жить в одной квартире с взрослой девушкой… Мне-то, положим, пофиг, но что скажут соседи, с которыми ей жить и дальше?