Уилбур Смит - Раскаты грома
Его слова подсказали Ронни идею. Он обдумывал ее, с прищуром глядя, как Дирк Кортни на Солнечной Танцовщице скачет к акациевой фабрике.
Когда лошадь и всадник исчезли в высоких воротах, Ронни негромко сказал:
– Поставишь на жеребца свои деньги?
– Да я на него свою жизнь поставлю.
Голос Гарри прозвучал свирепо.
«Да, – подумал Ронни, – так я по крайней мере дам ему шанс. Тогда решение примет судьба, и моей вины не будет».
– Поставишь на него Тёнис-крааль? – спросил он, и наступило молчание.
– Что ты предлагаешь? – шепотом спросил Гарри.
– Если победишь, ты выкупил заложенный Тёнис-крааль.
– А если проиграю?
– Потеряешь ферму.
– Нет, – ответил Гарри. – Боже, это уж слишком!
Ронни равнодушно пожал плечами.
– Это была только идея – вероятно, ты поступаешь разумно. У тебя не много шансов против Шона.
Гарри резко ахнул, словно его ударили копьем. Отказаться от прямого соперничества с Шоном значит признать свою неспособность выиграть.
– Я принимаю пари.
– Полностью? Поставишь против моих денег все, что у тебя осталось от Тёнис-крааля?
– Да, черт возьми. Да! Я тебе покажу, сколько у меня шансов против него!
– Тогда лучше это оформить письменно, – мягко предложил Ронни. – Потом я попробую договориться с Шоном.
Он тронул лошадь шпорами, и они двинулись по мосту.
– Кстати, я думаю, не стоит никому говорить о нашем пари. Будем делать вид, что это просто скачки.
Гарри кивнул в знак согласия. Но в тот же вечер написал Майклу, все ему рассказал и попросил участвовать в этой гонке на Сером Урагане.
За два дня до гонки Майкл во всем признался бабушке. Ада отправилась в Тёнис-крааль и попыталась убедить Гарри отказаться от безумной игры, но безуспешно. Ставка для него ничего не значила – только возможность выиграть.
А теперь на его стороне Серый Ураган и Майкл.
На этот раз он победит. На этот раз.
Глава 84
Шон и Дирк в сумерках шли вдоль конюшен. Тучи над откосом покраснели в лучах закатного солнца, ветер летел по плантации, так что акации стонали и дрожали.
– Северный ветер, – сказал Шон. – Дождь начнется еще до ночи.
– Солнечная Танцовщица любит дождь, – напряженно ответил Дирк, и Шон взглянул на него.
– Дирк, если ты сегодня проиграешь… – начал он, но Дирк не дал ему договорить.
– Не проиграю, – сказал он так, словно давал клятву. – Не проиграю.
– Если бы ты в других, более важных вещах проявлял такое же упорство!
– Важных! Па, это важно! Ничего важнее я никогда не делал. – Дирк остановился и повернулся к отцу. Он схватил Шона за рукав, вцепился в него. – Па, я сделаю это для тебя, для тебя, па!
Шон посмотрел на него, и то, что он увидел в этом прекрасном лице, заставило его отказаться от замечания, которое он собирался сделать.
«Где я в тебе ошибся? – мысленно спросил он с любовью, смешанной с отвращением. – Откуда в тебе это? Почему ты такой?»
– Спасибо, – сухо сказал он, высвободил руку и пошел к стойлам.
Глубоко погруженный в мысли о Дирке, Шон только во дворе заметил Мбежане.
– Нкози, я тебя вижу.
Мбежане встал с резного деревянного стула.
– И я тебя вижу, – с радостью ответил Шон, но тут же сдержался. Проявление эмоций перед младшим по возрасту смутит Мбежане. – Здоров ли ты? – серьезно спросил он и сдержал желание похлопать по растущему животу Мбежане, напомнив себе, что изобилие плоти и жира создавалось сознательно, чтобы весь свет знал о процветании господина.
– Я здоров, – заверил его Мбежане.
– То, что ты пришел, радует меня.
– Нкози, в такой важный день правильно, если мы будем вместе – как раньше.
Мбежане впервые позволил себе улыбнуться; его улыбка на мгновение стала озорной, и Шон ответил тем же. Он мог бы догадаться, что Мбежане ни за что не пропустит драку или состязание.
Затем Мбежане повернулся к Дирку.
– Не опозорь нас сегодня, – строго, как одному из своих сыновей, сказал он. – Мы с твоим отцом будем смотреть на тебя.
Он положил большую черную ладонь на плечо Дирка, словно благословляя, потом повернулся и махнул поджидавшим конюхам:
– Приведите лошадь.
Вдвоем они привели ее; кобыла звонко стучала копытами по камням двора и приплясывала. Подняв голову, поджимая живот, прядая ушами, она увидела Дирка, наморщила мягкий бархат носа и негромко заржала.
– Эй, девочка! – направился к ней Дирк. При его приближении она закатила глаза, так что стали видны белки, и прижала маленькие изящные уши.
– Прекрати дурить, – предостерег Дирк. Кобыла угрожающе оскалила желтые зубы и вытянула длинную, тонкую змеиную шею. Дирк протянул к ней руку, она взяла страшными зубами его пальцы и мягко пожевала. Потом, покончив с приличиями, фыркнула, навострила уши и ткнулась мордой ему в шею.
– Где ее потник? Ее кормили? Отнесите седло и узду в машину.
Дирк обрушил на конюхов град вопросов и приказаний, лаская морду Солнечной Танцовщицы нежными руками любовника.
Столько противоречий в одном человеке! Шон печально смотрел на сына. Жара и печаль действовали на него угнетающе. «Где я ошибся?»
– Нкози, я пойду с лошадью.
Мбежане почувствовал его настроение и попытался его развеять.
– Человеку в твоем положении лучше поехать со мной в машине, – ответил Шон и со злорадным удовольствием заметил, как Мбежане посмотрел на блестящий «роллс», припаркованный в глубине двора. «У нее глаза чудовища», – подумал Мбежане и быстро отвел взгляд.
– Я пойду с лошадью и прослежу, чтобы ей не причинили вреда, – объявил он.
– Как хочешь, – согласился Шон.
Маленькая процессия двинулась к Ледибургу. Два конюха вели Солнечную Танцовщицу в красной попоне из шотландки, за ними с достоинством шел Мбежане, а его маленькие черные сыновья несли за ним стул и копья.
Два часа спустя Шон привел «роллс» на поле за скотным двором. Глядя прямо перед собой, крепко держа руль обеими руками, так что побелели костяшки, Шон не слышал приветственных криков и не видел веселой нарядной толпы, пока «роллс» не остановился и он не получил возможность оторвать руки от руля. Тут он перевел дух, и его застывшее от напряжения лицо расслабилось. На нем появилась неуверенная торжествующая улыбка.
– Доехали!
Он произнес это так, словно сам был не очень в этом уверен.
– Ты отлично справился, дорогой.
Голос Руфи тоже звучал чуть напряженно, и она перестала держаться за Шона.
– Надо было пустить меня за руль, – сказал Дирк с заднего сиденья, где он расположился рядом с упряжью.
Шон свирепо повернулся к нему, но Дирк проявил недюжинную резвость. Он открыл дверцу и смешался с толпой, прежде чем Шон сумел найти слова. Он сердито посмотрел вслед сыну.
– Привет, Шон. Рад тебя видеть.
Деннис Петерсен открыл дверцу, и Шон торопливо сменил свирепую мину на улыбку.
– Привет, Деннис. Хорошее собрание.
– Тут вся округа, – заверил Деннис, когда они обменивались рукопожатием и с удовлетворением оглядывали поле.
Вдоль ограды скотного двора стояло не менее пятидесяти экипажей и открытый фургон, превращенный в киоск с закусками, серебряными кофейниками и грудами пирожных и печенья. У ворот кто-то подрался, а в толпе гонялись друг за другом маленькие дети в нарядных воскресных костюмах.
– Кто разрешил украшать? – спросил Шон, разглядывая флаги на столбах вдоль линии, обозначающей финиш, и по всей ведущей к этой линии аллее.
– Городской совет, мы проголосовали на прошлой неделе.
– Очень красиво.
Теперь Шон смотрел на загон с лошадьми. Вдоль забора сплошной цепью стояли зрители, но Шон заметил, как Дирк влез на забор и под аплодисменты зрителей спрыгнул к Солнечной Танцовщице.
– Красивый парень, – сказал Деннис, однако в его тоне было что-то такое, будто про себя он добавил: «Но я рад, что он не мой».
– Спасибо.
От Денниса не ускользнул вызов в ответе Шона, и он иронически улыбнулся.
– Пойдем лучше поговорим с судьями. Гаррик уже ждет.
Деннис кивком указал на машину в конце линии, и хотя Шон знал о ее присутствии, он в первый раз посмотрел на нее.
Пай, Эразмус и Майкл стояли рядом с машиной и смотрели в его сторону. Высокий и стройный, в черных сапогах для верховой езды, в открытой рубашке, белый шелк которой подчеркивал ширину его плеч, держась за руль. На заднем сиденье были Ада и Энн, и неожиданно Шон рассердился: Ада должна была бы приехать с ними.
– Мама, – поздоровался он без улыбки.
– Здравствуй, Шон.
Он не мог разгадать ни ее тона, ни выражения лица. Сожаление? Или вынужденное отвержение? Целую минуту они смотрели в глаза друг другу, и наконец Шон отвернулся, потому что почувствовал уже не гнев, а вину.
Но почему, он не понимал – только из-за обвиняющего взгляда Ады?
– Энн, – сказал он и получил в ответ короткий кивок.
– Гарри.
Он старался улыбаться. Начал приветственно поднимать руку, но не завершил движения: в глазах Гарри то же обвиняющее выражение, руку он все равно не пожмет. Шон с облегчением повернулся к Майклу.
