Алексей Кулаков - Магнатъ
– У меня еще и брат есть!
Само путешествие вышло относительно недолгим, и она откровенно наслаждалась каждым часом, проведенным в пути. Купе в вагонах первого класса были наполнены удивительным комфортом, еда и напитки – выше всяческих похвал, кондукторы и вокзальная прислуга очень предупредительны… Еще она с удивлением поняла, что ее почти перестали задевать сальные мужские взгляды. Нет, сами-то взгляды никуда не исчезли, просто в них добавилось непонятное ей сожаление и какая-то опаска. Наверное, сказывалось то, что семнадцатилетняя гувернантка теперь почти всегда была в компании молчаливых и очень серьезных мужчин – чьи внимательные взгляды лучше всяких слов отпугивали любителей уличных знакомств и двусмысленных шуток. Или то обстоятельство, что она в своем новом платье более всего походила на благовоспитанную и весьма обеспеченную девицу дворянского сословия. А у таких (тем более столь привлекательных) всегда и везде находились защитники. Попробуешь чего предложить, так ведь и перчатками по щекам не постесняются отхлестать или тростью приложиться! А то и офицерским сапогом по филейной части!..
– Куда прикажете, вашсиятство?
Вокзал славного города Вологды своими размерами или красотою строения отнюдь не поражал, поэтому пассажиры желтого вагона прямо с дощатого перрона пересели в лихо подкатившие экипажи.
– На Кирилловскую улицу, особняк купца Вожина.
Окинув путешественников каким-то непонятным взглядом, «водитель» саврасого мерина кивнул:
– Доставим в лучшем виде, вашсиятство.
Надо сказать, что возвращение Ульяны в отчий дом должно было стать небольшим сюрпризом – двенадцатилетняя непоседа долго уговаривала своего попечителя не извещать родителей о скором приезде. Загодя озаботилась подарками, смастерив довольно милые открытки и самостоятельно (ну почти…) сшив для маленького братика весьма красивые ползунки и шапочку, а также везла с собой небольшой фотоаппарат с целой дюжиной фотопленок, намереваясь поразить родителей мастерством в обращении с «Зенитом». В общем, девочка была преисполнена самых светлых ожиданий и едва не ерзала от нетерпения…
– Прибыли, вашсиятство!
Не торопясь покидать экипаж, титулованный аристократ осмотрелся по сторонам – и почти сразу же едва заметно нахмурился. Да и самой Гликерии на какое-то мгновение вдруг показалось, что новехонькое трехэтажное строение выглядит как-то блекло – так, словно бы в его стенах приключилось что-то нехорошее. Все окна занавешены темными шторами, у входа стоят несколько женщин в откровенно траурных одеждах… Пока они выгружались, один из охранников подошел к насторожившимся горожанкам и коротко переговорил, почти сразу заторопившись назад. Что именно он шепнул аристократу, гувернантка не расслышала, но после этого все они немедленно остановились.
– Когда?
– Сегодняшней ночью.
Абсолютно не понимающая причины задержки Ульяна шагнула было вперед – и тут же была остановлена рукой князя. Поглядев на замерших в любопытном ожидании женщин у входа, Александр Яковлевич как-то непонятно замялся, явно подбирая слова. Присел, упираясь коленом прямо в уличную пыль – так, чтобы их глаза были на одном уровне. Вздохнул, собираясь сказать явно что-то неприятное…
– Ваше сиятельство!
Выскочивший непонятно откуда мужчина попытался было приблизиться к оружейному магнату, но был моментально остановлен его охраной. Невнятно чертыхнулся, доставая из кармана удостоверение, сунул его в руки живого препятствия – которое уже отошло в сторону, услышав короткое:
– Пропустить.
Встав на ноги и на секунду прижав к себе девочку, уже начинающую подозревать что-то нехорошее, князь тихонечко попросил:
– Подождешь меня в гостинице?
– Дядя Саша… Что-то с мамой, да? Или с братиком?
Попытавшись хоть немного отстраниться и потерпев в этом полную неудачу (слишком уж сильно вцепились в него девичьи пальчики), работодатель Гликерии тяжело вздохнул и положил обе руки на тонкие плечики Ульяны, вновь прижимая ее к себе.
– Случилось, Уля.
После чего перевел взгляд на так торопившегося к нему мужчину и неохотно распорядился:
– Подробности!
– Марыся Адамовна нищим да разным голодающим попечительствовала – с год уже кормила-поила их и… привечала всяко, одним словом. От кого-то из этой братии холерой и заразилась.
Двенадцатилетняя девочка замерла, оцепенев.
– В общем… позавчера она заболела, а вчерашним полднем и на младенчика перекинулось. Врачи помочь не смогли.
Поглядев на мертвенно-бледную Ульяну, мужчина явно проглотил несколько фраз с излишними подробностями – она же, тоненько вскрикнув, отчаянно рванулась к дому, еще раз, еще – и обмякла, потеряв сознание. Князь, который эту потерю и обеспечил, отнял пальцы от ее сонной артерии и подхватил девочку на руки. Передал свой груз подскочившему телохранителю и жестом приказал продолжать печальный рассказ:
– Савватей Елпифидорович тоже заболел – но как-то полегче вроде. Сам до последнего с ними был. А как один остался, сына поцеловал в лобик, да к Марысе Адамовне потянулся – только в един момент на лицо почернел и за грудь схватился… Доктор сказал – сердце не выдержало. Царствие им небесное!..
Вслед за охранником преставившегося купца второй гильдии Вожина перекрестились и все присутствующие при разговоре.
– Простите, ваше сиятельство, не уберегли.
Бешено полыхнув глазами, князь набрал в грудь воздуха и – разом потух. Что толку теперь говорить, что эти нищие не должны были даже и приближаться к охраняемым лицам? Наверняка ведь телохранители уступили настоятельным просьбам Марыси!..
– Служебное расследование покажет, прощать вас или нет. Что в доме?
– Заканчиваем санобработку, а носильные вещи и постельное белье уже сожгли – одним словом, все по инструкции.
Помолчав, отставной ротмистр пограничной стражи оглядел особняк своего соратника. Затем обратил внимание на начавших скапливаться невдалеке зевак, тут же недовольно поморщившись и распорядившись о заселении в лучшую гостиницу Вологды.
– Гликерия Ильинична.
Подавленная случившимся горем девушка немедленно приблизилась к князю.
– Когда она придет в себя, окажите ей всю необходимую поддержку и передайте – я приду к ней сразу, как только освобожусь.
Остаток дня запомнился гувернантке какими-то отрывочными кусками: вот телохранитель бережно укладывает девочку на небольшую софу[80] в гостиничном номере. Затем она прижимает Ульяну к себе, успокаивая голосом и прикосновениями, а та рыдает. Равнодушная предупредительность приглашенного врача, легкий запах валериановых капель, сжавшаяся в клубочек фигурка девочки под тоненьким одеялом, тяжелое молчание и ощущение собственной беспомощности… Когда пришел Александр Яковлевич, были новые слезы и (наконец-то!) благословенный сон – Уля все же уснула, крепко-накрепко вцепившись в мужскую руку. Следующие два дня были для Гликерии тоскливо-тягучими: замкнувшаяся в своем горе двенадцатилетняя сирота оживала только в присутствии попечителя, в остальное время предпочитая отмалчиваться или тихо лежать, закрыв глаза. Прибывшие на похороны родственники Савватея попытались было ее хоть чуть-чуть разговорить во время поминальной трапезы, но так ничего и не добились. Ни слов, ни хотя бы прямого взгляда. Впрочем, возможно, они и сами сглупили, начав в ее присутствии обсуждать вопросы наследства покойного отчима и попеременно называя ее то «бедной сироткой», то «богатой невестой»… На следующее утро после похорон Ульяна встретила зашедшего в их номер князя тенями под глазами и тихим вопросом:
– Дядя Саша, а… ты меня не бросишь?..
Не знающая, как реагировать на услышанное, Гликерия только и могла наблюдать, как аристократ вдруг шлепнул свою воспитанницу по заду (довольно сильно, между прочим) и что-то недовольно сказал – что-то, от чего девочка явно ожила и согласно закивала:
– Не буду дурой. Никогда!..
– Вот и хорошо. Мы уезжаем сегодня, вечерним поездом. Но перед этим – мне будет необходима твоя помощь, Уля.
Большой купеческий особняк встретил их гулкой пустотой, занавешенными зеркалами и резко-едким запахом какой-то медицинской химии.
– Когда проводили санобработку, немного перестарались. Мне он в руки не дается, остальным тоже… Хм, раз в доме его нет, стоит поискать на улице.
– Ой, Васька… Васенька?!
Ошалевший от резких жизненных перемен и купания с хлоркой, дворовый кот буквально слетел с высокого карниза над одним из боковых окон и в три длинных прыжка добрался до пришедшей за ним хозяйки. Одним махом взлетел по платью на грудь, протяжно и жалобно замявкал – а потом и жалобно пискнул, когда девочка слишком сильно прижала его к себе.
