Вперед в прошлое 10 - Денис Ратманов
— Я развешу эти игрушки поближе к стволу, — сказал я, — чтобы точно их не повредить.
Бабушка принесла коробку с гирляндой, и они с Борей стали ее распутывать, а я придвинул к себе скрепки и принялся делать из них крючки. Один конец крепился к игрушке, второй, больший — к ветке.
Закончив с гирляндой, намотанной на бабушку, Борис воскликнул:
— Момент истины! — И сунул штекер в розетку.
Зажглись и погасли красные и зеленые огоньки, потом — синие и оранжевые.
— Работает, — удовлетворенно резюмировала бабушка. — Приступаем!
Закипела работа. Боря подавал мне игрушки, я их цеплял, начиная сверху. Бабушка умилялась в стороне. Когда закончились обычные, в ход пошли раритетные игрушки, которые я не доверил Борису и размещал так, чтобы, если вдруг сорвутся, они упали на вату и не пострадали.
Час — и дело сделано. Последний штрих — звезда на верхушке ёлки, пластмассовый Дед Мороз и вместо Снегурочки — почему-то олень.
— Красота, — улыбнулся Боря, любуясь ёлкой. — Все, я побегу шпионить.
Брат мне подмигнул, но я покачал головой — иди, мол, один. Мы купили для фотика две кассеты, фотографий будет много, и можно немного похулиганить. Правда, цена одного снимка получалась около тысячи рублей.
Подождав, пока Боря уйдет, я вполголоса спросил у бабушки:
— Как Андрей? Его не будет?
Она враз осунулась и постарела.
— Плохо Андрей. Не учится, где-то пропадает. Похудел. Ирина говорит, стал подворовывать, пока — по мелочи. Как бы колоться не начал.
Бабушку было жаль, и я пообещал себе, что попытаюсь его закодировать — ну а вдруг получится? Правда, нормальным человеком гнилушке не стать.
— Так он приедет? — повторил вопрос я.
— Может, заглянет ненадолго. Он вас недолюбливает, ты и сам знаешь.
— Ради тебя мог бы и приехать, мы с Борей к нему нормально относимся, уже забыли все плохое.
Она пожала плечами и не стала продолжать болезненную тему.
Скрежетнули часы с кукушкой, на сегодня перенесенные в зал, чтобы выполняли функцию ку-курантов, заставив нас вздрогнуть. Со стуком откинулась дверца, откуда четырежды вылетела кукушка, известив, что уже четыре часа вечера.
Шесть часов до момента, когда мы сядем за стол и откроем шампанское, провожая старый год.
— За деда тревожно, — поделился опасениями я. — Хоть он и медленно едет, тяжело такой путь проделать на старом «москвиче». Сломается машина — будет в поле отмечать.
— Утешает, что вряд ли его ограбят, — поделилась соображениями бабушка. — Новый год все-таки, бандитам тоже не хочется работать.
— Хочется верить…
Во дворе залаял Боцман — радостно, как на знакомого, и сердце пропустило удар, а потом заколотилось. Неужели дед приехал раньше времени? Вот здорово! Мы с бабушкой переглянулись и направились во двор, но дверь распахнулась навстречу, и влетела зареванная Наташка. Завывая, бросилась мне на шею, стиснула так, что, думал, глаза выдавит.
— Что случилось? — спокойно отчеканила бабушка.
Меня пронзила догадка: что-то с дедом. У Андрея тоже есть телефон, дед нам не дозвонился, но дозвонился ему… Или — дозвонились. Например, милиция или сотрудники «скорой».
Друзья! Маленькая внеочередная прода — утром. Осталось дописать совсем немного
Глава 4
Первый опыт борьбы против потных рук
Думая, что придется все бросать и в новогоднюю ночь лететь в Ростовскую область спасать деда, я повторил бабушкин вопрос:
— Ната, что случилось?
Но все, что она могла ответить:
— Ы-ы-ы… Он… Ы-ы-ы! В новый год, блин!
Оттолкнув меня, сестра принялась колотить стену.
— Шевкет? — бросила бабушка. — Он жив? Ранен? Попал в передрягу?
— Ы-ы-ы! — Наташка помотала головой и говоря: — Дура! Дура! Тварь! — И продолжила с остервенением наносить удары.
Хотя у сестры стряслось какое-то горе, на душе сразу стало легко. И правда, откуда деду знать телефон Андрея? Наташка от всех прячет слишком взрослого кавалера, чтобы до папаши слухи не дошли и не начались разборки.
Иссякнув, сестра села прямо на пол к печке и закрыла лицо руками. Просидев так с минуту, она пролопотала:
— К моему парню в гости приехала мама, старая га… гангрена. Мы поссорились. — Она протяжно всхлипнула и посмотрела на меня жалобно.
Вообще, с Наташкой было очень просто поссориться, но теперь она выглядела, как щенок, которого выгнали из дома, и я чувствовал, что все не столь очевидно. И еще она взглядом искала поддержки именно у меня, при бабушке говорить не горела желанием.
— Давай прогуляемся, — предложил я. — Например, в лес.
Шмыгнув носом, она кивнула, пошатнувшись, поднялась.
— У тебя глаза потекли, — с сочувствием сказала бабушка. — Ну, краска.
— Пойдем. — Натка вцепилась мне в руку, и тут в комнату ворвался сияющий Борис.
— Дадя Толик и Василий жарят мясо! — Он протянул довольно качественное фото, похожее на агитационный плакат: на фоне пламени Толик протягивает чекушку, а Василий отказывается, выставив вперед руку.
— А за это тетя Ира пригрозила, что убьет меня! — произнес он с гордостью и показал второй снимок, Наташка в этот момент поплелась умываться.
На фото мама в замусоленном халате, накинутом поверх одежды, замерла с огромным ножом, как и тетя Ира, у которой на голове были огромные бигуди. От неожиданности ее перекосило, она искривила рот, оскалилась. Вкупе с красными от вспышки глазами — вампир!
— Идешь? — позвала меня Наташка из прихожей.
— Карауль деда, — велел я Борису. — Нам надо поговорить. Если дед позвонит, выбегай на порог и ори — я услышу, мы тут недалеко.
— Ладно, — пробурчал Борис, и мы с краснолицей Наташкой направились в лес, туда, где летом от меня огреб Андрюша.
За нами увязался Боцман, и я не стал его прогонять. Только мы отошли от калитки, как Наташка начала жаловаться:
— Задрала меня эта грымза. То огурцы я. Видите ли, крупно порезала — она меня отчитала. То квадратики картошки несим… симметричные… — Наташка осклабилась и передразнила ее — аж страшно стало: — «Вечно как приведешь в дом — то шлюху, то безрукую жидовку. И нравится же такое — тощая, ни груди, ни бедер! А вот я была… Брюнхильда!» Тьфу. Сиськи, как вёдра, аж спина сутулая!
— Дура неадекватная, — прокомментировал я, Натка продолжила:
— А он даже не заступился, как будто так и надо. А у самой гангрены шнобель — во! Ей только за него дали бы в Израиле гражданство. Я-то про евреев много знаю после спектакля, который мы ставили, и у этой жабы именно такой нос! И глаза чуть навыкат. А все туда же — арии, голубая кровь. Гитлер капут!
— Самый ярый антисемит — еврей, которого обидели родственники, — сказал я.
— Старая гангрена, — прошипела сестра и
