Помощник ездового - Александр Вячеславович Башибузук
Он хмыкнул. Казанцев молчал.
— Но не переживай Коля, — глумливо хохотнул Баронов. — Нам не придется устраивать резню, для этого есть местные кадры, которые пылают справедливой ненавистью к прихлебателям феодального меньшинства. Я уже отослал нарочного в Канд с телеграммой в Коканд. На неделе сюда придет милицейское подразделение из нацкадров для решения вопроса с контрреволюционерами. Наша задача будет лишь организовать оцепление.
— Ты отослал? — в голосе комеска послышалась угроза. — А почему меня не уведомил? Кто командует эскадроном?
— Ты, Коля, ты, а кто еще, — примирительно бросил Баронов. — Но извини, я веду работу по своей линии и не обязан перед тобой отчитываться. Не кипятись, мы отлично дополняем друг друга. Твое прошлое до сих пор беспокоит людей в Политотделе, но я всегда ручался и ручаюсь за тебя головой. Так что нет смысла ссориться. Друзья мы, в конце концов или кто?
— Друзья… — выдохнул комеска.
— Ну вот! Кстати, что ты собираешься делать с красноармейцем Бодиным?
— Что-что? — раздраженно бросил Казанцев. — Трибунал и расстрелять к чертовой матери!
— Незрелое суждение, — мягко возразил комиссар. — Бодин уверенный комсомолец и верный ленинец. Оступился, не спорю, но со всяким бывает. Накажи его своей властью, пусть пару недель парашу потаскает, но расстреливать не стоит. Договорились? Вот и отлично. Пойду посты проверю…
Лешка опять спрятался. Насчет Боди он не удивился, все в эскадроне знали, что тот служил недреманным оком комиссара.
Баранов ушел, Лекса помедлил и стукнул костяшками пальцев по двери канцелярии.
Комеска сидел в нательной рубахе за столом из неструганных досок. В комнате висел туманом табачный дым и отчетливо пахло спиртным.
— Товарищ командир эскадрона! Красноармеец Турчин…
Казанцев жестом оборвал Лешку и показал на колченогий табурет.
— Садись Алексей…
Комеска несколько секунд молчал, а потом заговорил севшим и уставшим голосом.
— Хочу чтобы ты знал. Я был против того, чтобы оставить тебя в эскадроне. Михей Егорыч упросил. Так и сказал: не оставишь мальца — сам уйду. Говорит, вылитый же казак, даже фамилия казацкая. Знаешь историю своей фамилии? Казаки привозили из походов полонянок, да брали их в жены. А детей прозывали Турчаниновыми, да Турчиными, мол, в роду турецкая кровь…
Лешка молча слушал. Насчет своего казацкого происхождения он сильно сомневался. Настоящую фамилию свою Соболев он предусмотрительно скрыл, чтобы не всплыли прошлые художества. А назвался фамилией дружка по беспризорничеству, благополучно помершему от тифа.
— И вижу что прав Егорыч оказался… — комеска красноречиво посмотрел стоявшую возле ножки стола бутыль с мутноватым содержимым, но справился и продолжил. — Егорыч умел людей насквозь видеть. Ты знаешь, он и надо мной опеку взял, когда я пришел несмышленышем в войско после училища. И жизнь мне спас, когда с «белыми драгунами» рубились у Ярославицы.[2] Тогда Егорыч пятерых сам зарубил и полковника австрийского на пику надел.
— А второй раз он меня спас, — Казанцев невесело улыбнулся. — Когда меня разорвать свои же солдаты хотели, как офицерское отребье. Но не суть… — он достал из полевой сумки тряпицу, развернул ее и подвинул по столешнице к Алексею.
На холсте лежало четыре «солдатских» Георгия.
— Это Михей Егорыча, Алешка, — комеска посмотрел на Лексу. — Считаю, что теперь ты должен хранить. Храни и помни.
Алексей бережно завернул награды и сунул их в карман.
— Только не показывай никому! — строго предупредил Казанцев. — А теперь иди и служи, красноармеец Турчин.
Лешка встал и серьезно ответил.
— Я не подведу, товарищ командир эскадрона!..
Глава 4
К рассвету эскадрон уже оцепил кишлак, а еще через полчаса прибыла милиция из «национальных кадров» для проведения, по словам комиссара, «профилактических мероприятий по выявлению сочувствующих басмаческому движению».
С диким гиканьем в кишлак с трех сторон влетели конные милиционеры. В косматых папахах и чапанах, до зубов вооруженные — они сами как две капли воды были похожи на басмачей.
Над поселком плеснулся вой и жалобные причитания, людей без разбору тащили из домов на ходу избивая плетьми и прикладами, выводили скотину и выносили немудрящий скарб.
Лекса с товарищами стоял на пригорке в секрете и все прекрасно видел.
— Что они творят? — возмутился Федотка Столяров. — Разве так можно с людьми? Это же… они сами настоящие басмачи!
— А кто еще? — хмыкнул Костик. — Басмачи и есть. Бывшие басмачи. Перешли на нашу сторону, только ничуть не поменялись.
— Но это же люди! — распалился Столяров, ткнув рукой в сторону кишлака. — Как думаешь, будут они теперь любить советскую власть?
— Зато бояться будут… — зло буркнул Модест Емельянов. — Кто не с нами, тот против нас. Только повернись, сразу в спину ударят.
— Дура ты неразумная, — обиделся Федотка. — С людьми по-людски надо. А эти и детям своим накажут нас ненавидеть.
— А ну цыть! — строго прикрикнул подъехавший к секрету командир отделения Воеводин. — Эти местные и эти местные, пусть сами разбираются.
Он обвел грозным взглядом красноармейцев и поехал к следующему посту.
Потянуло гарью, в кишлаке полыхнуло сразу несколько крыш домов, стеганула череда выстрелов. В саду мелькнула фигура молодой женщины в цветастом платье, за ней с веселым гиканьем бежали трое бородачей. Догнав, они повалили ее на землю и потащили за косы назад в кишлак.
— Что они делают? — заорал Столяров и сбросил карабин с плеча. — Это надо прекратить, я сейчас…
— Стой! — Лекса схватил его за ремень. — Нельзя, сказал…
Все получилось как-то машинально, Алексей даже подумать ничего не успел.
— Да что ты? — Федот попытался его оттолкнуть. — Сам что ли не видишь…
— Тихо… — Лешка заблокировал ему руку.
Из-за кустов неожиданно выехали комиссар и командир эскадрона. Баранов сразу подозрительно уставился на красноармейцев.
— Что тут у вас? Не понял?
— Да шутим, — весело улыбнулся Костик. — Толкаемся, вот…
Все, в том числе Столяров, согласно закивали.
— Ну что же, дело молодое, — голос комиссара отмяк. — Но толкаться будете в свободное от службы время… — он погрозил нагайкой. — Чтобы мышь не проскользнула. Понятно?
Он посмотрел на Казанцева, но тот смолчал. Комеска выглядел сильно уставшим и злым, лицо его даже почернело.
— Смотрите мне! — комиссар поехал дальше.
— Спасибо, братка… — пристыжено пробубнил Федот Алексею. —
