Помощник ездового - Александр Вячеславович Башибузук
На конопатом лице проступило явное разочарование, придраться не получилось.
Лешка злорадно улыбнулся про себя. Оружие он успел тщательно вычистить. Правда не только из врожденного порядка, а для того, чтобы отвлечься от потери наставника.
— Седельные сумы к осмотру!
— Есть седельные сумы к осмотру!
Алексей принялся четкими движениями выкладывать на попону вещи из сум, как учил его Егорыч.
Кожаное водопойное ведро…
Аркан, путы, скребок, щетка для сапог и щетка для одежды…
Четыре подковы с ухналями…
Запасная пустая саква для овса…
Саквы с сухарями и солью…
Сапожный нож, шило, дратва, иглы и нитки…
Зимнюю папаху, набрюшник, башлык, смену белья, запасные портянки, гимнастерку и шаровары…
Чувяки и ноговицы, теплые носки…
Полсотни патронов к карабину в мешочках и столько же в пачках…
И многое другое…
— Етить, буржуй!!! — восторженно ахнул Костик Пантелеев, понтийский грек, возрастом лишь немногим старше Лексы. — Да у нас и половины такого не сыщется…
— Дык, у Егорыча на попечительстве обретался! — важно пробасил плотный крепыш Федот Стрельцов, парень с Урала. — Чему удивляться-то.
Комод выпучил глаза на богатство и громко сглотнул. Эскадрон был экипирован неплохо, но едва ли у всех присутствовало все положенное по уставу штатное снаряжение и экипировка. Хотя и самого Лешки список был далеко не полный.
Но Воеводин тут же проявил командирскую мудрость: обратил свою слабость в достоинство. Показал кулак личному составу кулак и наставительно пробурчал.
— Видали, как надо? Чтобы через неделю у всех было. Понятно? Проверю! И мне плевать где достанете. Чего скалишься Модя? Ты на смотру все в кучу вываливаешь, а видал, как человек предоставляет, нехлюй? Спрошу как с понимающего!
Потом обернулся к Алексею и сурово бросил:
— Вижу, снабдил и обучил тебя Егорыч справно. Но одно дело шмот в сумы паковать, а другое воевать в составе отделения. Это тебе не хухры-мухры. С завтрева учиться начнешь, так как, ты хоть и герой — все равно сопля неученая. А пока по распорядку…
Только он ушел, как личный состав отделения обступил Лешку.
— Здорова, я Костян, да ты и сам знаешь…
— А я Фролка…
— Да ты не тушуйся, наслышаны, как ты басмачей покромсал…
— Сразу видать, ерой!
— Федот я, мы тут по-простому, понял? Таперича ты боевой товарищ, а не приятель…
— Комод у нас только на вид грозный, но любит, чтобы признавали, как командира…
— Модя я, то бишь — Модест, да ты и сам знаешь…
— А Бодя — сука! Слышь, а там от Егорыча ничего из шмота не осталось?
— И мне…
В общем, Лексу приняли как своего — радушно и приветливо. А он, в ответ раздал красноармейцам оставшиеся после Михея Егорыча пожитки.
Уже когда солнце коснулось вершин гор, Алексей выбрал момент и сбежал на конюшню, проведать доставшегося по наследству от дядьки Михея чагравого[1] жеребца донской породы со смешной кличкой Кугут.
Кугут отличался буйным и строптивым нравом, но Лешку уже давно признал и сразу же приветливо всхрапнул и сунулся мягкими, горячими губами в щеку.
— Осиротели мы, Кугутушка, — Алексей обнял жеребца за шею. — Но ничего, обвыкнемся. Ты не думай, я справный хозяин буду. А вот я гостинца припас…
Он достал из кармана шаровар кусок присоленной лепешки.
— А вот ты где! — к стойлу неожиданно подскочила Гуля.
— Тьфу ты, шальная! — от неожиданности Алешка вздрогнул. — А если бы рубанул?
— Чем? — прыснула смехом девушка и сразу же полезла ластиться к жеребцу. — Ух какой! Красавчик!
— А ну не балуй, заноза! — Алешка строго осадил девушку. — Кугут норовливый, может и хватить зубищами! И вообще, неча баловать боевого коня.
— Кого хватить? — искренне удивилась Гуля. — Меня? Да меня все лошадки любят.
— Лоша-а-адки… — передразнил ее Алексей.
— Я это… — Гуля вдруг шагнула вплотную к Лешке. — Я это… ведь я не поблагодарила тебя еще. Так вот…
У Алексея от едва слышного запаха женского теля сразу закружилась голова. Он на мгновение растерялся, но потом опять проявилась чертова странность. Левая его рука сама по себе легла на спину Гуле, а правая на ягодицу и осторожно, но уверенно притянул девушку к Лешке.
Алые, потрескавшиеся губы оказались совсем близко.
Гуля глубоко и порывисто вздохнула, сердце Алешки забухало словно гигантская литавра.
Но продолжения не последовало. Гуля возмущенно пискнула, уперлась обеими руками в грудь Лешки, оттолкнула его и возмущенно зашипела.
— А ну отвянь! Ишь что удумал, охальник. Правильно Татьяна Владимировна говорила, чтобы я настороже с тобой была. Ишь ты, шайтан…
Лешка оторопел от отповеди, но потом разглядел в глазах у Гули веселые искорки и слегка успокоился.
— И вообще, — Гуля быстро сменила тон. — Вообще, Татьяна Владимировна послала меня тебе рану на лбу обработать. Как бы горячка не случилась. А ну садись сюда. Давай, давай, я что, ждать буду?
Алексей было удумал противиться, но быстро сдался.
Закончив перевязку, Гуля неожиданно чмокнула Алексея в макушку и убежала тихо хихикая.
— Вот же… егоза… — Алешка проводил ее взглядом и счастливо улыбнулся. Повозился еще немного с жеребцом, дивясь своей смелости с женским полом, вернулся в казарму, а туда уже прибежал посыльный с приказанием немедленно явиться к командиру эскадрона.
Канцелярия эскадрона располагалась в очередной халупе, которую даже сараем было назвать излишне пафосно. В ней ночевал комиссар, но в служебное время занимал командир эскадрона.
Алешка подошел, но услышав доносящиеся из окошка голоса остановился и невольно прислушался.
— Ты же понимаешь, Николай, — убежденно басил комиссар. — Пока не решим с кишлаком, Эргаш-бека ловить бесполезно. Донесут же сволочи, о каждом нашем движении сразу же сообщают.
— И что ты предлагаешь? — вскипел Казанцев. — Я тебе уже говорил, что мой эскадрон воевать с гражданскими не будет. Мы сюда зачем пришли? Освобождать от феодального ига или устанавливать красный террор?!! Чем мы тогда лучше баев и беков? К тому же, я не уверен, что личный состав воспримет роль карателя.
— Ты полегче, Коля… — со странной интонацией заметил Баронов. — Гляди услышит кто…
В окне появилась широкая фигура, но Лешка успел спрятаться в тень.
— Забыл о чем говорили на пятом Всероссийском съезде Советов? — продолжил комиссар. — Красный террор — это наш ответ на белый террор. Товарищ Ленин сказал: «Время архивоенное. Надо поощрять энергию и
