Рейд в опасную зону. Том 2 - Мэт Купцов
— Слушай, Беркут, тебе бы в кино сниматься. Ты как это всё успеваешь?
— Знаешь, на войне времени думать мало, — усмехаюсь. — А у вас как? Что говорят про протезы? — киваю парню на соседней кровати.
— Обещают, что будут как новые, — мрачно отвечает парень с перебинтованной культей на соседней койке. — Только дома теперь кому нужен буду? Жена — то не железная.
Я молчу, и тишина становится тяжёлой, будто воздух загустел.
Свиридов вдруг ухмыляется.
— Слушай, а ты с Машкой-то… Это как? Она ж на тебя глазами такими стреляет — скоро свадьбу сыграете.
— Не будет свадьбы, — резко говорю.
Он смотрит на меня, словно я сказал что-то страшное.
— Да ладно, не шути так. Шохин вот уже с Ленкой своей договорился, разводится с женой. И вы там с Машей вдвоём под венец.
— Маша мне не невеста, — повторяю твёрдо.
Свиридов выдыхает.
— Ты с ума сошёл. Мы ведь помним, как ты к ней в самоволку бегал — ездил за 40 километров. А теперь она рядом, а ты… Она ведь…
Но я уже не слушаю.
— Поправляйтесь, парни! — бросаю я и стремительно выхожу из палаты.
Нужно это закончить.
Она стоит у окна, готовит лекарства для раненных. Увидев меня, улыбается, но в её глазах застыл вопрос.
— Маша, поговорить надо.
Она поворачивается ко мне.
— Что — то случилось?
— Между нами ничего не будет. Я не тот, кого ты ищешь. Вон, посмотри, сколько парней вокруг. Выбирай себе жениха.
Её лицо меняется — губы поджимаются, взгляд становится острым.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
Она молчит, но я чувствую, как её злит моя холодность. Наконец, выдыхает.
— У меня никого нет. Мы с тобой с детдома вместе. Ты — единственный, кого я знаю.
— Не ври, Маша. У меня мать есть. И брат.
Её глаза загораются каким-то странным блеском, губы дрожат, но она смотрит прямо на меня.
— А ты спроси у этой — своей матери, зачем она тебя из детдома взяла? И у брата. Ведь он приезжал к тебе, вы не так давно виделись с ним в Кабуле.
Я замираю, чувствуя, как гулко стучит сердце.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А ты спроси, когда домой вернёшься, — шепчет она, и в её голосе что-то ледяное. — Только боюсь, тебе не понравится ответ.
Она разворачивается и уходит, оставляя меня в полной тишине…
— Товарищ старший лейтенант, вас вызывает к себе командир, — доносится до меня голос рядового Бойко, как сквозь вату.
Скидываю с себя оцепенение.
Я выхожу из санчасти, запах аптечных мазей и спирта ещё щекочет ноздри. На улице сухо, знойно, в воздухе стоит пыль. Солнце слепит, как будто ему мало жары, и оно решило добить нас своим светом. Левой рукой поправляю ремень, правой стираю пот с лба.
В кабинете командира прохладно. И нет генерала Жигалова, похоже отбыл. Полковник Грачев сидит за массивным столом, в тени, словно спрятался от афганской жары. На его лице полусерьёзная, полушутливая усмешка, и я уже чувствую, что разговор будет непростым.
— Разрешите, товарищ полковник? — становлюсь в дверях, чеканю каждое слово.
— Заходи, Беркут, — кивает он, но вместо официального тона в голосе слышен тёплый оттенок. — Садись.
Едва успеваю закрыть за собой дверь, как Грачев продолжает.
— Ну что, герой, вся часть уже знает, как ты погранцев из той передряги вытаскивал. Доложить хочешь?
— Так точно, товарищ полковник, — начинаю было, но он машет рукой, перебивая меня.
— Да ладно, затянул ты с докладом. Я всё уже слышал. И не только я — генерал Жигалов тоже был в восторге. Слушай, Беркут, поздравляю!
Я вздёргиваю бровь, не сразу понимая, о чём речь.
— С чем именно, товарищ полковник?
Он расплывается в широкой улыбке, словно ждал этого вопроса.
— Капитан теперь ты, Беркут. Очередное звание заслужил.
Слова будто врезаются в грудь, не от удара, а от неожиданности. Капитан.
— Спасибо, товарищ полковник, — выдавливаю из себя.
— Да ладно, не тушуйся, — смеётся он. — Если так шустро пойдёт, глядишь, и до генерала дорастёшь. В подчинении у тебя ходить будем. Лишь бы шальная пуля не подвела.
Усмехаюсь. Шальная пуля — старая шутка, но звучит здесь, в Афгане, как предостережение.
— Ладно, Беркут, шутки в сторону, — резко меняет тон Грачев. — Есть серьёзное дело.
Наклоняется ближе, опираясь локтями о стол. Его глаза холодные, внимательные.
— Надо склады с оружием у моджахедов прощупать. Разведка донесла, где крупные партии оружия и боекомплектов обнаружили. Наши готовят Панджшерскую операцию, тебе же известно?
— Так точно, товарищ полковник.
— Твоя задача — вместе с группой разведчиков выйти на эти склады, заложить взрывчатку и всё это дело разнести к чёртовой матери.
Киваю. Задание ясное, но, как всегда, в нём больше подводных камней, чем кажется.
— Группу набираешь сам. Четыре человека. Ты, Колесников, Гусев… Ну и четвёртый. Кого берёшь?
На секунду задумываюсь. Личность четвёртого бойца — ключевая часть любой миссии. Это не просто человек, это спина, которую ты прикрываешь, и тот, кто прикроет твою.
— Только не Горелова и не Коршунова, — сразу выдаю я. Эти двое — хорошие солдаты, но со своими особенностями. И эти двое у меня вот где сидят! — провожу ребром ладони себе по шее.
Полковник смеётся, стучит кулаком по столу.
— Ты что, думаешь, у меня тут клад разведчиков — выбирай на любой вкус?
— Нет, товарищ полковник. Просто…
— Просто ничего! — обрывает он. — Завтра вас рано утром вертолёт забирает, высадит у базы противника. Там будете работать. А четвёртого я сам определю. Сюрприз, так сказать.
На этих словах в дверь стучат.
— Входите! — разрешает полковник и я оборачиваюсь.
На пороге стоит фигура, от которой внутри у меня всё переворачивается.
— Ну что, доволен, Беркут? — усмехается Грачев, видя моё лицо. — Вот тебе четвёртый.
Меня, словно током прошибает…
Глава 4
Дверь в кабинет открывается резко.
В проёме появляется знакомая фигура — высокий, подтянутый, с немного хитрым прищуром в глазах. Шохин. Чёрт возьми, вернулся.
— Ну ты и кадр, Саша, — вырывается у меня прежде, чем успеваю подумать. Встаю, протягиваю руку, а он только кивает в ответ. Взгляд
