Дальше будущего нет - Ольга Корвис
Беда пришла на десятый день. После условного стука на станции подняли гермозатвор. А потом из темноты переходов вышли те, кого никто не ждал. Макс еще издалека услышал крики. Вскочил со своего места, рядом тенью тут же вырос Артем и испуганно на него посмотрел. Пока Алединский судорожно соображал, полумрак все больше и больше наполнялся звуками борьбы, воплями и голосами.
— Сейчас… посмотрим, что там, — сквозь зубы прошептал он.
Со станции грохнул выстрел, и Макс вздрогнул. Прижался к стенке тоннеля и дернул за собой Артема.
— Тихо, — скомандовал он.
Наспех вытащил из рюкзака пистолет. Руки дрожали, а он еще стрелять собрался. Макс сделал несколько осторожных шагов вперед, заглянул на станцию и остолбенел. Там творился хаос. Крики смешивались с ударами и руганью. Полумрак вспарывал свет ярких фонарей в руках людей в странной одежде. Они были одеты в синие и прозрачные дождевики поверх одинаковой униформы. И они все лезли и лезли на станцию, как вода в пробитую брешь. Слепили фонарями, били и стреляли.
— Харэ патроны тратить, — звучно прокатился голос.
Алединский увидел говорящего и похолодел. Он понял, что это за странная одежда. Форма заключенных. Напротив его универа в паре остановок отсюда было СИЗО. Они с одногруппниками все угарали, что у них там жизненный цикл человека на паре квадратных километров: церковь, универ, завод, тюрячка и за ней кладбище. Макс похолодел и застыл в отвратительном ступоре. Как теперь? Куда? Он с ужасом понял, что сейчас ему намного страшнее, чем когда он бежал на станцию сразу после ядерного удара. Он чувствовал, что его замутило. Прерывисто вдохнул. Паниковать нельзя. Он посмотрел на зэков, которые загоняли людей как скот, и снова коротко вдохнул. А не паниковать — невозможно.
Те, кто пытался сопротивляться, лежали на станции — забитые и расстрелянные. Остальные убежали в тоннель, но там был тупик — закрытый гермозатвор. Макс подумал, что может как-нибудь прокрасться мимо них и выскочить в вестибюль станции и тут же затряс головой — не получится. Это же не стелс в игре, это страшная сука-реальность.
Темный холл наполнялся новыми хозяевами и их правилами выживания.
— Живых сюда.
— Телок не убивать.
— Хуле смотришь? Чо, жить хочешь? Я вот тоже хочу.
— Мама! Мама!!!
— Не трогайте ее! Не трогайте! Отпустите!!
— Сука, руки убрала!
— Ну ты еблан, такую телку просто так кончил.
— Трупы на улицу. Свалить рядом со входом, чтобы ни одна шмара сюда не сунулась.
Истошный визг. Крики боли и страха. Плач. Развязный смех. Удары. Ругань.
— Здесь схрон получше будет. Давай мухой к нашим в торговом, чтобы сюда все везли. Живых пусть кончают. Этих пока хватит.
Макс оцепенело вжался в стену. Все как будто происходило не с ним, не здесь.
Из ступора выдернул звук приближающихся шагов. Кто-то подошел к краю платформы и посветил в тоннель.
— А кто это у нас там жмется? — на пути спрыгнул мужчина.
Левая сторона его лица словно стекала вниз. Его перечеркивали грубые темные полосы старых шрамов. В руках он держал обломок металлической трубы, с него капала кровь.
— Э! — крикнул он. — Я консерву нашел. Даже целых две. Идите-ка сюда, мальчики.
Здоровая половина лица исказилась в ухмылке, другая осталась неподвижной. К нему быстро подошел еще один.
— Ну че ты, епта, тут мнешься. Бери и тащи их обоих. Че, зассал, что ли?
— Ты за базаром следи. Ща сам зассышь тут кровью.
Алединский глубоко вдохнул. За спиной снял с предохранителя пистолет. А он ведь даже не знал, остались ли патроны. И тем более не знал, попадет ли. В прежние времена он думал, получится ли у него выстрелить в человека, если придется. И даже тогда он не мог дать себе однозначный ответ. А сейчас не сомневался. Макс не видел перед собой людей. Только нелюдей и людоедов. Он нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Зэка откинуло в сторону, и он схватился на плечо.
— Ссссука!
Алединский словно сунул горящую палку в муравейник. Только вместо муравьев он разворошил свору одичавших и бешеных псин. Макс выстрелил еще раз, заставив зека рухнуть на пол тоннеля. Перевел пистолет на второго, замершего у края платформы, и еще раз нажал спусковой крючок. Выстрел прозвучал лишь один, потом он услышал только лязганье. Патроны закончились. Зэк на платформе тяжело упал в тоннель. Где-то в глубине станции заорали.
— Какого сука хера?!
Алединский тут же обернулся к Артему.
— Бежим, — сказал он он и тут же услышал такую же команду.
— Давай, бля, за ними!
Макс с Артемом бросились в тоннель. Мимо наполовину закрытой двери и дальше. В спину били крики и луч фонаря.
— Да че я за ними пойду до самого моста?
— Я те че сказал?
— Ладно, я им нахуй щас ноги вырву.
Когда голоса затихли, Макс замедлил бег и повернулся к трясущемуся от страха Артему. Тот смотрел на него с таким отчаянием и надеждой, что у Алединского ком встал поперек горла. Они оба понимали, что сегодня умрут, но Темка еще верил в чудеса.
Макс задыхался от бессильной злости. Она жила в нем весь последний год — с того самого дня, когда все началось. Становилась то тише, то снова подавала голос. Иногда он намеренно глушил ее, потому что иначе сошел бы с ума. Но даже придавленная, она никуда не уходила — ждала своего часа, а тот пришел в пятницу. С закатом над слиянием двух рек, когда небо взорвалось ослепительной вспышкой, и часть города просто испарилась. С криками людей, что навсегда остались погребенными под обломками зданий. Со сгоревшими заживо, с мертвыми или еще умирающими.
С каждой отобранной жизнью и каждой разбитой мечтой.
Безысходность накрыла все черными крыльями, застелила саваном. Не будет ни будущего, ни могил. Одна сплошная картина апокалиптического ужаса, где навечно застыли
