Скульптор - Анна Урусова
— Товарищи учёные, я слушаю. У вас двадцать минут.
— Мы знаем, что для преодоления магнитного барьера создаётся поле силой не менее 105 Тесла. Это очень много — в тысячи раз больше, чем магнитная индукция нашего Солнца, например. Мы не могли бы не заметить такие всплески энергии. — Арина сглотнула и украдкой принялась прокручивать на пальце обручальное кольцо.
— Но мы их не заметили? — Добронравов с искренним интересом слушавший рассказ, попытался помочь девушке. Но сделал только хуже — Арина беспомощно взглянула на коллег, и Родион поспешил на помощь.
— Заметили. Но неправильно идентифицировали. Мы считали их магнетарами. — Родион с вызовом взглянул на проекцию, ожидая комментариев о сумасшедших учёных. Но на лице Добронравова сохранялась вежливо-заинтересованная улыбка, и аспирант продолжил. — Теперь мы думаем, что Змеи просто построили несколько стационарных точек перехода, в которых достаточно задействовать навигационный прибор, разрешающий квантовую запутанность. Это…
— Экономит ресурсы и упрощает корабли. Я понял. Дальше.
— Мы считаем, что самый мощный известный нам магнетар — и есть родная планета Змей. Или ближайшая к ней база.
— Романтики… Не вы ли только что употребили очень правильную формулировку «известный нам»? Вы так уверены, что человечеству известны абсолютно все магнетары? — Родион открыл было рот, желая возразить, но Добронравов поднял руку, останавливая его. — Я лишь уточнил, что не следует надеяться на то, что вы с первого раза найдёте их родную планету. А так-то рассуждения правильные. Я отдам распоряжение завершить подготовку к миссии, и каждый из вас будет представлен к государственным наградам. Но только после того, как корабль отправится в путь. Нечего пугать наших «друзей» раньше времени.
Солнечная система
Старт был назначен на тридцатое мая две тысячи девяносто четвёртого года. Несмотря на то, что корабли, оснащённые гироскопами, прекрасно умели подниматься в небо с любых поверхностей, и космодромы как таковые уже отошли в прошлое, ради этого старта расконсервировали Байконур. Совет ОСР желал напомнить всем интересующимся, кто был и будет первым в межзвёздном пространстве.
О самой миссии было сказано немного. В начале весны глава «космического» министерства выступил с речью, в которой скупо упомянул, что учёные ОСР выдвинули обоснованные предположения о том, где искать родную планету Змеев. Для проверки их теорий к находящемуся в созвездии Стрельца магнетару SGR 1806-20 отправится космический корабль «Вестник» с семью добровольцами на борту.
Все — не состоящие в браке, не имеющие детей, а также тяжелобольных близких родственников.
Все — здоровые, физически развитые, не имеющие сильных отклонений от показателей, считающихся нормотипичными.
Трое — космонавты, лётчики, прошедшие и серьёзную военную подготовку, умеющие управляться с несколькими видами оружия.
Один из конструкторов корабля, потребовавший назначить его инженером в экспедицию.
Один — этолог и врач общей практики, защитивший, вдобавок, ещё и диссертацию по нейропсихологии.
Ещё один — универсал, обладающий превосходными базовыми знаниями в нескольких физических и химических дисциплинах, но так и не получивший ни в одной из них учёной степени.
И последний — музыкант и поэт, в «прошлой жизни» лингвист.
Первоначально предполагалось, что экспедиция отправится тихо, без лишнего шума, и освещать её будут лишь научные и околокосмические издания ОСР. Но за два дня до старта Совет изменил решение и выдал аккредитацию ещё и десятку иностранных журналистов, изрядно заинтересованных и целью «Вестника», и его маршрутом. Шутка ли: семь человек отправляются в странствие протяжённостью в шестьдесят миллионов лет. И это только в одну сторону!
И за три дня до старта журналисты — союзные и иностранные — заполнили жилые домики Байконура, надеясь урвать хоть кусок дополнительной информации. Вооружённые компактными проекционными передатчиками, «хитрецами», загодя настроенными на автоматическую фиксацию определённых слов и лиц, и прочим технологичным оборудованием, сменившим — но не заменившим — извечные блокнот и ручку, они были везде. В каждом коридоре, у каждого ангара, возле безликих разноразмерных ящиков с оборудованием, загружаемых на корабль.
Но тщетно. Распоряжения о недопуске посторонних лиц к команде и кораблю выполнялось безукоризненно. И журналистам пришлось удовольствоваться официальными пресс-конференциями, на которых, тем не менее, не было космонавтов; просмотром информационных фильмов и праздничными фуршетами с концертной программой.
Впервые они увидели корабль только в день старта. Огромный, сверкающий серебром, шарообразный, полностью сотворённый человечеством, он уже стоял на опорах, готовый в любой момент отправиться в путь. На его блестящем боку гордо красовалось ало-золотое название «Вестник», придуманное лично Вячеславом Артемьевичем. Но при всей своей монументальности внешне он ничем не отличался от сотен разноцветных сфер, на скорости 250 кмс бороздящих просторы Солнечной системы.
В тени корабля, ожидая завершения речи министра космического развития, скромно стояли семеро космонавтов.
Первый – среднего роста кареглазый шатен с резкими чертами лица и тонким крестообразным шрамом на правой скуле. Полковник Константин Усиков, командир корабля. Одетый в золотистую форму космических войск ОСР, он стоял, касаясь рукой «Вестника», и задумчиво смотрел куда-то за горизонт, поверх собравшихся зрителей.
За ним — второй и третий пилот, в такой же золотистой форме, похожие как аверс и реверс. Оба высокие, атлетически сложенные, замершие по стойке смирно. Второй пилот — старший лейтенант Мухаммед Алиев — обладатель тёмной кожи, орлиного носа и очень тёмных, почти чёрных глаз, был единственным космонавтом, надевшим головной убор. Под форменной фуражкой, отбрасывающей тень до подбородка, лицо Мухаммеда казалось холодным и бесстрастным. Третий пилот — лейтенант Роланд Иванов — широко улыбался, обводя взглядом трибуну, зрителей и космодром. Его большие голубые глаза улыбались тоже, и казалось, что ярко-рыжие, вьющиеся мелким бесом, волосы и веснушки, густоусеявшие нос и скулы Роланда, радуются всему происходящему так же, как и их обладатель.
В центре стояли женщины. Они обе, не сговариваясь, предпочли гражданскую одежду униформе космонавтов. Симпатичная пухленькая короткостриженая блондинка облачилась в тёмно-синий брючный костюм, из-под пиджака которого виднелись воротник и манжеты серой поблёскивающей блузки. Людмила Георгиева, обладательница широчайше-поверхностных знаний во множестве отраслей науки, вежливо улыбалась и изредка поднимала руку в приветственном жесте, но по небольшой скованности в её жестах было заметно — всеобщее внимание нервирует Людмилу. В отличие от худой высокой брюнетки, словно состоящей из одних острых углов, расслабленно прислонившейся к обшивке «Вестника». Кристина Когтева, композитор, автор трёх опер и бессчётного количества композиций разного уровня популярности, привыкла быть
