XVII. Грязь, кровь и вино! - Александр Вячеславович Башибузук
— Нет, королеве настрого запрещено общаться с родными, отстаньте от меня, я вас прошу. Я уже жалею, что согласилась на встречу...
Из-за поворота выбежала молоденькая девушка, одетая как состоятельная горожанка и убежала по аллее.
— Черт, трусливая сучка, но ничего... — пробормотал голос, а потом появился и его хозяин — кавалер в темно-бордовом колете, отороченном розовыми кружевами. Длинный, голенастый, сутулый и худой. Из-под его шляпы на воротник спадали плохо завитые черные, сальные волосы.
Он сразу наткнулся на меня взглядом, узкие, бледные губы исказились в злой гримасе.
— Вы меня слышали? — прошипел он, а потом, неожиданно, очень быстро выхватил шпагу и распластался в резком выпаде.
Этот, в отличие от несчастного де Ганделю, оказался настоящим мастером клинка. Если бы я хотел кого-то быстро и бесшумно убить — ударил бы точно так же. Все было сделано мастерски — стремительно и точно, если бы он попал — я бы умер в течении нескольких секунд. Вокруг никого, свидетелей нет, ищи убийцу до посинения.
Но спасла скользкая брусчатка — кавалер слегка проскользнулся и промазал — клинок лишь царапнул мне воротник.
Второго шанса я ему уже не дал — придержал в захвате, выхватил наваху и, в движении раскрывая ее, несколько раз быстро ударил его в печень.
Неизвестный рухнул, несколько раз дернул ногой и затих, по мостовой быстро расплывалась лужа крови.
— Да уж, денек определенно не задался... — я быстро оглянулся, затем вытер заляпанный кровью клинок и перчатку об одежду дворянина. Потом вытащил из его колета маленькое, запечатанное восковой печатью письмо, забрал из кошеля тяжелый мешочек с монетой, а труп оттащил в кусты.
Зачем я это сделал? Сам не знаю, словно кто-то под руку толкнул. Интуиция, мать ее.
А потом сразу поспешил к двери.
Только подошел, как появился привратник.
— Прошу за мной, мессир...
Мы прошли по узкому сводчатому коридору к тяжелой, потемневшей от времени дубовой двери.
Привратник стукнул по двери два раза костяшками пальцев и отошел в сторону.
В маленькой, скудно обставленной, освещенной только одной свечой келье сидел за столом невысокий щуплый мужчина и что-то писал на листе бумаги. Его грубая ряса серого цвета была подпоясана простой веревкой, а ноги босы.
Увидев меня, он встал; тихо брякнули вериги* под рясой, на изможденном аскетичном лице мимолетно скользнула боль.
вериги (ст.‑слав. верига — «цепь») — изделие, разного вида железные цепи, полосы, кольца, носившиеся христианскими аскетами на голом теле для смирения плоти
В келье прошелестел тихий безжизненный голос:
— Что тебя привело ко мне, сын мой?
Глава 4
Наваррец
— Франсуа, ну, проснись же! Франсуа, милый!..
Что за дьявол? Ласковый женский голос прорвался сквозь завесу сновидений, заставляя меня вынырнуть в суровую реальность. Сон все никак не хотел уходить, я еще витал где-то там, в небесных сферах, но между тем непреклонно просыпался.
Я почувствовал, как чьи-то тонкие и нежные пальчики легко пробежались по моей груди и спустились ниже, потом еще ниже… Так, может, все же пора окончательно пробудиться? Тем более, я не чувствовал на себе одежды, только легкую простыню поверх тела. Кажется, все заходит слишком уж далеко…
Только я собрался открыть глаза и взглянуть на мир вокруг, как случилось самое интересное — все во мне возбудилось и напряглось, и мне внезапно стало уже не до того, чтобы решать, сон это или явь. Если даже сон, пусть он закончится самым благоприятным образом…
— Ах, Франсуа…
Я несколько раз глубоко выдохнул, стараясь успокоить дыхание, и только после этого все же открыл глаза.
Надо мной нависало весьма премилое юное создание. Овальное личико, обрамленное легкими кудряшками, чувственные губы, которым только что нашлось весьма достойное занятие, большие карие глаза, ну а ниже… ниже все было очень даже неплохо.
Девица навалилась на меня тяжелой грудью, так и просящейся в ладони, и с любопытством вглядывалась в мое лицо.
— Кати? — всплыло в памяти имя.
— Я — Лали! — слегка обиделась красавица.
— Допустим.
Мои руки действовали собственной волей, обхватив красавицу за тонкую талию и легко повернув ее в иную, более подходящую для дальнейших действий позицию. Она лишь тихонько вскрикнула и закатила глаза, всем своим податливым телом показывая смирение и покорность.
Следующие полчаса прошли самым, что ни на есть приятнейшим образом, и, клянусь, за все это время в моей голове не мелькнуло ни одной сторонней мысли, я просто ловил хрен знает как образовавшийся момент. Но кто я такой, чтобы игнорировать подарки судьбы?..
Жаль, что все плохое и хорошее (и это самое обидное) рано или поздно кончается. Вот и моя таинственная нимфа, насытившись, наконец, происходящим, ловко выскользнула из-под меня, одним движением натянула валявшееся подле кровати платье, игриво улыбнулась мне на прощание, и скрылась с глаз.
Весело день начинается!
Я встал с постели, полностью обнаженный, и тут же уткнулся взглядом в высокое зеркало, стоявшее прямо напротив кровати. Оно было совсем не похоже на привычные мне зеркала и скорее напоминало отполированный до блеска лист металла, и отражение в нем было весьма смутным, ты скорее угадывал черты, чем видел их… И все же кое-что разглядеть я сумел, вот только зеркало показало мне вовсе не того человека, которого я привык видеть последние… хм… тридцать или сорок лет.
Только теперь я окончательно и бесповоротно осознал, что я попал в чужое тело, пусть и весьма достойное, но чужое.
Из отражения на меня смотрел совсем еще молодой, по моему разумению, парень, наверное, двадцати — двадцати трех лет на вид, среднего роста — ниже, чем я привык, черноволосый и остроглазый, чуть более жилистый, чем я себя ощущал прежде. Грудь пересекал косой шрам, на шее так же белел небольшой шрам, а более дефектов я не приметил. На лице усы и легкая щетина, руки-ноги на месте, пальцы тоже, мужское, хм, достоинство, пусть и не вызывало удивления, но и перед женским полом краснеть бы не пришлось, что несколько минут назад доказала Кати-Лали. Парень в отражении был вполне себе видный и в меру симпатичный, разве что мрачноватое выражение лица чуть портило общую