Попаданец в себя, 1963 год (СИ) - Круковер Владимир Исаевич

Родители и воспитавшая Леву домашняя работница, хозяйственный руководитель семьи Клава, должны были приехать в октябре.

Первые полгода Лева жил в общежитии, затем Гурову-старшему дали большую квартиру в новом доме. Лева с двумя чемоданами переехал в пустые гулкие комнаты, купил раскладушку, долго таскал ее по квартире и наконец установил на кухне. Еще через несколько месяцев от родителей прибыло два контейнера с вещами. Сейчас ящики загромождали квартиру, создавая лабиринты. Лева закрыл дверь в комнаты, оставив себе переднюю, ванную, туалет и кухню. Этим он хотел подчеркнуть, что ко всей остальной территории не имеет отношения и тем более не несет за нее никакой ответственности.

Москва и Управление уголовного розыска встретили Леву прохладно. В группе вместе с Левой было четыре человека…»

Я взглянул на часы. Не механически, а с удовольствием. Как посматривал ежеминутно в 15 лет, когда папа купил мне на день рождения мои первые часы – “Спортивные”, с фосфоресцирующим черным циферблатом, противоударные, пылеводонепроницаемые. Они в те 50-е годы стоили рублей пятьсот, треть зарплаты советского инженера.

Я налил полстакана джина, запил пивом. Появился легкий намек на аппетит. Я вяло пожевал кусочек колбасы без хлеба. Пацаны собрались куда-то. Они уже помылись, Вася переоделся. Витек почему-то купил ему школьную форму, посчитал, наверное, что так конспиративней, менты цепляться не будут. По крайней мере, выглядел мальчишка прилично.

– Деньги есть? – спросил я.

– Пока есть, – ответил Витек. – Сдача твоя, да и мои. Мы погуляем, а потом придем.

– Только про меня ни одной душе.

– Понятно, конечно. Я и не знал, какой ты крутой. Теперь тебя ищут эти, которых ты поставил. Мы про тебя никому не будем говорить, не видели. Да и спрашивать нас о тебе не будут. Поинтересуются, где деньги достали, так я скажу, что заработал.

– Ладно, ладно. Идите. Вот, гостевую карточку возьми, а то вечером охрана не впустит.

– А ты?

– Меня и без карты пустят. Администраторша запомнила.

Пацаны ушли, я запер дверь и прилег с сигаретой, поставив пепельницу на стул около кровати. События шли поспешной чередой. Даже в самых буйных причудах воображения я не мог бы надумать такое. Вот я уже и убийца, и писатель. Кем я еще стану?

Глава 5

Поспал я недолго. Когда пацаны заколотили в дверь было часов восемь вечера. Сон не освежил. Голова кружилась, подташнивало. Я посмотрел на стол, там была только еда. В сумке алкоголя тоже не было.

– Витек, смотайся в буфет. Пиво и маленькую бутылку коньяка. Там есть такие, плоские, по 150 грамм.

– А деньги?

– Вы что ж, истратили все?

– Чего там тратить?

– Логично.

Я достал деньги. Витек пошел в буфет, а Вася начал торопливо рассказывать, где они были и что делали. Меня это не интересовало. Я попытался закурить, но затошнило еще больше и я смял сигарету.

Нет, так просто пить не бросишь. Все последнее время я в состоянии подпития. В основном – суррогаты: самогон, одеколон, аптечные настойки. Это было логично для бродяги. Но сейчас это алогично. Если я хочу вернуться в нормальную, интеллигентную и спокойную жизнь, надо бросить пьянку. Легче всего это сделать с помощью нарколога. Очистить организм, поддержать его витаминами, транквилизаторами… Интересно, есть в этом времени транквилизаторы. А наркологи?

Какое, кстати, тысячелетие на дворе. Оказалось, 26 ноября 1963 года. Памятная дата для всех детей СССР, День рождения телепередачи «Спокойной ночи, малыши!» Посему знаю – писал в прошлой жизни на эту тему, вот и запомнилось. Писал фельетон про уродливые кракозябры в детских мультиках Голливуда, вместо добрых животных, бывших в советских.

Мои антиалкогольные размышления прервали пацаны. Они принесли заказанное и с большим интересом смотрели, как я залпом, давясь и краснея, выглотал коньяк, запил пивом и начал резко ходить по комнате, сдерживая рвоту.

Наконец “лекарство” всосалось, я отхлебнул еще пивка и с наслаждением закурил. Настоящее и будущее опять были радужными, планы – наполеоновскими. Где-то, на краешке мозгового вещества, ответственного за желудок, замаячила идея вкусно посидеть в ресторане.

Как это всегда бывает, неприятность вклинилась в эйфорию момента. Зазвонил у администратора телефон, та поднялась и сообщила, что кто-то важный звонит. Спустился, взял трубку. Хорошо поставленный баритон сообщил, что времени у меня осталось не так уж много.

– Мы не вмешиваемся в технологию вашей работы, – сказал баритон, – но контролировать выполнение заказа обязаны. А так, как вы для нас сотрудник новый, то вынуждены напоминать. Вы уж не обижайтесь.

Я сипло ответил, что не обижаюсь и что времени у меня по моему мнению достаточно. Повесил трубку, постоял, мотая головой.

Как, собственно говоря, они меня нашли? Может, подсунули что-нибудь в одежду? Что-то слишком уж по киношному, как в боевиках голливудских. Да и одежду старую (если ее можно называть одеждой) я выбросил, когда ходил в магазин. Вот тебе и турпоход в Харьков! Может, выполнить этот заказ? А как я его выполню? Я же полный профан. Да и противно.

Я допил пиво. И ощутил острое желание нажраться до усрачки и наплевать на последствия.

У Амосова я как-то читал, что алкоголика может излечить страх смерти. Он, де, острей наркотической зависимости. Академику хорошо было рассуждать на эту тему. У меня эта зависимость сейчас сильнее страха. Нет, напиваться я, конечно, не буду, но поддерживать себя в норме пока должен. Не до отлежки, не до наркологов.

Я откомандировал Витька за большой бутылкой водки и решил заняться раздумьями. В голову приходила только одна идея – поехать к заказанному и все ему рассказать. Авось поможет. В то же время я понимал, что идея эта нехорошая. Или мне не позволят с ним встретиться эти наблюдатели, или он сам меня не примет. Человек, за которым в СССР ходит охрана – это большой человек. Даже, коли примет, то заботиться обо мне не станет, это уж точно.

Заботиться обо мне должен был некто Руковер Владимир Исаевич. Тот самый, кто смотрел на меня в зеркало мутными глазами и помалкивал.

Беда не приходит одна. В дверь постучали, я удивился, зачем Витек стучит, крикнул, что открыто, в номер вошли два шкафа, один другого шире, первый шкаф без комментариев вздернул меня со стула, а второй, не размахиваясь, двинул в живот.

Шкафы перестали меня бить и сели на кровать. Потом один из них встал и открыл окно, недовольно прикрывая нос. Что ж делать, желудок мой давно ослабел, он лакомства сегодняшние переваривал с трудом, все время требуя соды. И, конечно, не смог перенести грубых контактов с кулачищами шкафов.

Я пополз в туалет. Шкафы проводили меня брезгливыми взглядами. Я прикрыл дверь, выпрямился, упираясь о ванну, сунул голову под холодную воду. Стало легче. Я больше симулировал, скорчившись во время экзекуции в великовозрастного эмбриона. Последнее время меня, как и других вороватых бичей, били часто, но небрежно. Привыкнуть не привык, но расслабляться и защищать важные места научился.

Я снял брюки и обгаженные трусы, подмылся, надел брюки, которые не слишком испачкались, на голое тело, приподнял крышку унитаза, достал пакет, развернул…

Не буду слишком драматизировать или интриговать. В принципе, в моей прошлой жизни были пистолеты, разборки, острые ситуации. Особенно в лихих девяностых. Они не составляли суть моего прошлого, но неизбежно сопутствовали биографии журналиста – афериста. У меня, даже, в молодости судимость была за хранение оружия. Условная. Целый арсенал у меня менты конфисковали. Парабеллум, вальтер офицерский, бульдог, наган, коровин и отличный боярд. Времена тогда были гуманные в этом отношении, все мальчишки таскали трофейное оружие. И стоил тогда стандартный немецкий пистолет литр московской, то есть – 5 рублей 74 копейки. Браунинг стоил дороже. Именно он и лежал сейчас у меня в руке, прекрасный небольшой пистолет калибра 7,62 с полностью снаряженной обоймой. Я мягко передернул затвор, снял пистолет с предохранителя, сунул его за пояс (он приятно охолодил растревоженный живот) и, согнувшись, поплелся в комнату, старательно испуская стоны.