Егор Калугин - Спасти товарища Сталина! СССР XXI века
Действительно, информацию о конкурсе в Интернете я встречал. Специалисты из Европы на нескольких закрытых форумах обсуждали предложение от «Honey Mill Inc.». Денег обещали в полтора раза выше среднего рыночного уровня. Конкурс, кажется, планировался недели через две, в начале мая.
– Верно, – киваю в ответ. – Я докладывал об этом в сводке об интернет-активности на прошлой неделе.
– Пусковые комплексы ракет содержат электронные ключи, которые, по нашим данным, хранятся отдельно от самих химических чемоданчиков. Где – неизвестно. Без ключей ракеты неуправляемы. Запустить можно, но наводить на цель нельзя. Мы предполагаем, что «Красным скорпионам» известно местоположение химических ракет ВСС-18, только ключей у них нет, и, после взрыва спецлаборатории, взять их неоткуда. Получается, что специалист по взлому и перепрограммированию им нужен, чтобы получить доступ к управлению пусковых комплексов.
Смотрю в пустой стакан. Я знаю, что он скажет дальше. И мне становится страшно, так страшно, что коленки мои подрагивают.
Но полковник замолкает. Он видит мой испуг. Мне стыдно, мысли лихорадочно скачут.
Все решено. Окончательно и бесповоротно. Конечно, я не герой. Не разведчик. И никогда не мечтал им стать. Разве что в детстве, после первого просмотра «Семнадцати мгновений весны», совсем недолго. Я был уверен всегда, что я не смогу стать Штирлицем. Не смогу вести тонкую психологическую игру, водить противника за нос изо дня в день. И разговаривать с врагами как с друзьями. И все же мне придется это сделать.
Смогу ли я? Хватит ли сил?
Механически вынимаю из кармана сигарету, и она ломается в дрогнувших пальцах. Отказаться нельзя, да я бы и не стал отказываться. И все же как это оказалось страшно, даже представить, что впереди смертельно опасная игра на территории врага за жизнь, за Вождя, за свою великую Родину.
И плечи давит ощутимо груз обрушившейся ответственности.
Это тяжелый груз. Понимать, что от тебя зависит твоя Родина. Все и каждый. И пастухи в черных бурках, ведущие свои отары перевалами Кавказа. И трактористы целинных земель, глядящие бессонными глазами в ветровые стекла своих стальных коней. И геологи в обветренных куртках, бредущие каменистыми россыпями Забайкалья. И оленеводы в мохнатых шкурах, правящие упряжками далеко за полярным кругом. И студентки в коротких юбчонках, читающие Маркса в библиотеках. Я ощутил, как странно и мистически каждый из них незримо зависит от меня, надеется на меня сейчас.
Так же, наверное, чувствует и товарищ Сталин, заключенный в своей башне, в своем недвижном теле. Лишенный возможности увидеть их всех, он помнит о каждом, и каждый думает о нем, и надеется на него. И в праздник и в будни с именем Сталина просыпается Советский Союз, могучая, свободная держава.
И так будет всегда. Я все сделаю, чтобы так продолжалось в веках.
И я чувствую внезапно, что Вождь слышит и мои мысли, и мои сомнения. И кажется мне, что статуя Сталина с башни едва-едва наклонила ко мне свою голову, вглядываясь в меня с надеждой и доверием мудрыми глазами Великого Кормчего. И передает мне незримый приказ.
– Есть, товарищ Сталин, – шепчу я вслух.
11
Каинов наливает еще по стакану минералки. Выпиваю свою одним глотком, вытираю о брюки вспотевшие вдруг ладони.
– Можно узнать задание полностью? Я, может быть, что-то упустил…
– А что ты не упустил? – полковник ставит локти на стол, смотрит заинтересованно, улыбается.
Подобный метод выдачи служебного задания мне нравится, и я улыбаюсь в ответ:
– Мне нужно попасть на конкурс специалистов информационной безопасности в «Honey Mill Inc.». К этому самому Пэррису. Конечно, побеждаю в конкурсе. Внедряюсь к «Скорпионам». Получаю информацию о месте нахождения ВСС-18. Передаю кому следует. Ну и… все, наверное.
– В общих чертах верно, – кивает Каинов. – Первая и главная твоя задача – внедрение. Способ переброски мы обсудим отдельно, это от тебя не зависит. Самое главное пока для тебя – конкурс специалистов. Каким образом будут проверять и что делать, тебе виднее, на то ты и лучший хакер. Кроме тестов по профессии тебя обязательно будут проверять. Кто ты, откуда, зачем и почему. Не связан ли с нами. Что за человек. Первичная проверка, несомненно, начнется, как только ты зарегистрируешься на конкурс. Поэтому первое, что стоит обсудить – кто ты есть и как ты представишься.
Полковник вынимает из кармана сигарету, ставит между нами пепельницу толстого стекла:
– Кури.
Я и не знал, что он курит.
– Спасибо, – выбиваю щелчком сигарету из пачки.
Его взгляд скользит по циферблату:
– Через час у тебя встреча со специалистами – психологами. Расскажешь им все, что знаешь о себе. Они подскажут, что нужно будет забыть. Проведут коррекцию. Предварительно давай наметим план подготовительных мероприятий.
Берет остро отточенный карандаш и чистый лист бумаги. Пишет в верхнем левом углу цифру «один» и обводит кружочком.
– Сто тридцать седьмой кабинет. Специалисты по легендам готовы поработать с тобой. Им все известно о «Honey Mill» и о «Красных скорпионах». Расскажешь им о себе. Они подскажут, насколько вы друг другу подходите. Слушай внимательно, там каждое слово – на вес золота.
Пишет цифру «два». Обводит.
– Мне необходимо согласовать с генералом план твоей подготовки. Времени у нас отчаянно не хватает. Просто отчаянно, – вздыхает он. – Но что-нибудь мы придумаем.
Глядит в окно, говорит раздумчиво:
– Я не буду тебе врать, Алеша. Есть у разведки такой термин – вероятность минуса. Это означает… сам понимаешь, что это означает, – он поворачивается ко мне. – Так вот, в твоем случае эта вероятность очень высока, Алеша.
Молчу, сжимаю кулаки.
– Но мы ведь должны сделать все, что можем, – добавляет тихо полковник. – И даже то, что не можем. Чтобы спасти товарища Сталина.
12
В кабинете сто тридцать семь полумрак и тишина.
– Разрешите? – останавливаюсь на пороге.
– Проходите, юноша, проходите, – слышится из глубины комнаты подрагивающий баритон.
За столом в кресле сидит старик и читает в свете настольной лампы толстую книгу в коричневом переплете.
– Присаживайтесь, – говорит он, не поднимая глаз.
В полумраке я, наконец, могу различить небольшой диван. Опускаюсь на мягкие подушки. Наличие дивана и сумрак будят смутные подозрения о том, что я попал на сеанс психотерапевта.
– Это действительно сто тридцать седьмой кабинет? – решаюсь уточнить, поскольку старик, видимо, увлекся чтением.
– Верно, юноша, – он аккуратно закладывает страницу тонким шнурком и закрывает книгу. – Именно сто тридцать седьмой.
Где-то под потолком оживает проектор, выбрасывающий на экран стены фотографию черноволосого парня лет двадцати пяти.
– Знакомьтесь, – старик смотрит на меня сквозь тонкие стекла очков без оправы. – Александр Брониславович Бжызецкий. Уроженец города Краков Польской Народной Республики. Родился в две тысячи пятом. По направлению Народного Сейма Польши из числа одаренных детей был послан на учебу в Московский государственный технический университет имени Баумана. Закончил обучение с отличием. В прошлом году, после двухлетней аспирантуры, вернулся в Польскую Народную Республику перед самым вторжением Хусейна. Заключен в концентрационный лагерь «Ратиборж» в августе прошлого года. Умер от острой сердечной недостаточности вчера вечером.
Гляжу на фотографию, пытаясь вспомнить, не встречались ли мы с этим парнем в гулких коридорах моей дорогой Бауманки, но припомнить не могу. Вполне может быть, что встречались и пили пиво вместе.
– Это – вы, – добавляет неожиданно старик.
Вглядываюсь внимательно в чужие черты лица. А ведь похож… верно, похож!
– Кроме очевидного внешнего сходства, – старик будто читает мои мысли, – несомненным плюсом в выборе легенды является общее место учебы. Значит, и общие воспоминания. Всегда сможете поддержать разговор о преподавательском составе, забавных случаях, известных всем. Еще один плюс, немаловажный – имя. Алексей и Александр. Оба на Западе будут просто Алексами.
Решаюсь высказать сомнения:
– Мне кажется, Московский университет не высоко ценится на Западе. Вот если бы Массачусетский технологический. Или Йель.
– Напрасно вы так думаете, юноша. На Востоке очень много специалистов, подготовленных советской системой образования. А она – одна из лучших. И на Востоке высоко ценят образованных людей. В некоторых странах Азии ученых называют Просветленными. И слово образованного человека на вес золота. Даже если предмет обсуждения не связан напрямую с его ученой специальностью. Там учителя лечат. А врачи учат.
– Это ведь на Востоке, – непонятно, к чему он клонит. – Мне ведь в другую сторону.
– Снова ошибаетесь, юноша. Восток в сердце каждого восточного человека. И если разум уравновешен доводами, то выбирает сердце.
