Дмитрий Дашко - Штрафники 2017. Мы будем на этой войне

А потом все закончилось. Наступила прохладная ночь.

Помощи не последовало: ни вертолетов со спасателями МЧС, ни санитарного поезда, ни дорожных рабочих с крановыми площадками. Никого.

Многие спасенные умирали от ран, болевого шока. Трупы усеяли всю насыпь.

Потом штрафники отдельно ото всех гражданских, под присмотром конвойных, устало и потерянно, молча сидели у разведенных костров. Дым немного спасал от вездесущего гнуса.

Павел подсел к офицерам. Те по-прежнему держались плотной группой, в стороне от зэков и конвоя.

Завязался вялый разговор.

— Что будем делать, мужики?

— Ждать, — последовал короткий ответ. — А утром пойдем.

— Куда? — удивился Павел.

— Вперед, до ближайшей станции.

— А может, до ближайшей деревни?

— Тут места глухие, одна деревня на сто километров. Она же и станция. Помощь надо вызывать, иначе здесь половина перемрет.

— Нехорошо как-то раненых одних бросать.

— А что предлагаешь?

— Ну… не знаю.

— Вот именно. Во-первых, и без нас народа достаточно, во-вторых, тут медицинская помощь нужна, а от нас в этом плане никакого толка. Все, что можно было сделать — сделали. Надо и о себе подумать.

— А конвой?

— Что конвой? У них тоже выбора нет. Один с ранеными останется, двое нас… отконвоируют.

Постепенно наступило серое утро. Оно долго отвоевывало у ночи свои права, пока не зачирикали первые птицы, и только потом, словно опомнившись, свет разогнал остатки тьмы.

Конвойные вняли советам разжалованных офицеров и приняли решение продолжать движение своим ходом.

Штрафники выстроились в колонну по два вдоль железнодорожного полотна и быстрым шагом двинулись вперед, шагая по высокой траве.

Шли с короткими перерывами, пока не начало смеркаться.

Вымотались изрядно. За весь день навстречу не прошло ни одного состава.

Павел с сарказмом думал, что мир вымер, остались только они посреди бушующей зеленью тайги. А это железнодорожное полотно на самом деле никуда не приведет.

Для привала выбрали небольшую поляну в окружении елей с густым подлеском. Утомленные штрафники попадали на траву. Двигаться не хотелось — люди страшно устали.

Сон сморил быстро, несмотря на тучи гнуса и комаров. Засыпая, Гусев видел, как стоящий в карауле конвойный откровенно клюет носом.

«Охранничек, мать твою!» — вяло подумал Павел.

Злости к нему не было, сработал командирский рефлекс.

К утру выяснилось, что оба конвойных зарезаны, а четверо уголовников пропали. Вместе с автоматом. Осталось пять офицеров и столько же зеков. Один на один, если что.

Люди напряженно смотрели друг на друга.

Слово взял бывший подполковник из мотострелков.

— Товарищи офицеры, — обратился он к своим, игнорируя уголовников, — полагаю, ни у кого из вас не возникает желания уйти в побег?

— Отчего же? Возникает, — угрюмо ответил один. — Не хочу под пули лезть. Но я все равно не побегу. Некуда потому что. Да и незачем. Полгода — не срок.

— А вы, граждане уголовники? — спросил подполковник у зэков.

Те колючими взглядами следили за действиями «вояк».

— Для нас шесть месяцев тоже не срок. А потом — воля и снятие всех судимостей! Так что банкуй, начальник. Пора дальше идти, а то мошка загрызет тут на хрен.

Опять с небольшими привалами шагали почти весь день. А когда увидели небольшой родник, бросились к нему и пили долго, не обращая внимания на ломивший зубы холод ключевой воды.

Хвост пассажирского состава заметили, когда железная дорога обогнула большой, почти безлесный холм. Все, как по команде, остановились, а потом потихоньку двинулись дальше, еще не зная, что их ждет.

Обычный пассажирский состав был полностью пуст. Никаких видимых повреждений. Локомотив уперся в хвост стоявшего перед ним такого же состава. И так на несколько километров длиннющей змейкой.

Почти в самом конце ее штрафники увидели оборудованную огневую точку, расположенную метрах в пятидесяти от железнодорожной насыпи. Ее соорудили из пропитанных креозотом шпал и уложенных друг на друга мешков, набитых щебенкой.

Колонну остановили властным окриком: «Стой!»

Из-за укрытия появился лейтенант — среднего роста, щуплый, в выцветшей форме «песчанке» с закатанными до локтей рукавами.

Он не торопясь подошел, остановился метрах в пяти от колонны. Прищуренный взгляд из-под низко надвинутого кепи выдавал уверенного человека, несмотря на невнушительную комплекцию. Впрочем, висящий на правом плече «АКСУ» компенсировал ее недостатки.

— Кто такие? — холодно поинтересовался лейтенант, пожевывая соломинку.

Он стоял так, чтобы торчащий из амбразуры пулемет мог зацепить всю колонну разом.

— Подполковник Ляшев, — представился офицер-мотострелок.

Остальные штрафники уже привыкли считать его старшим.

— Документы есть, товарищ подполковник? — с прежней холодной интонацией спросил лейтенант, ничуть не тушуясь перед званием собеседника.

— Тут такое дело, лейтенант… — начал подполковник.

Однако молодой офицер перебил его:

— Штрафники?

— Они самые, — нехотя ответил Ляшев. — Пять разжалованных офицеров и столько же гражданских из заключенных.

— Где конвой?

— Поезд кто-то под откос пустил, километрах в пятидесяти отсюда, — хмуро отозвался подполковник. — Нас целый вагонзак был, утрамбованный по самое не хочу. Это все, что смогли самостоятельно передвигаться, не считая двоих зарезанных из конвоя и четверых бежавших уголовников. Лейтенант, на место крушения необходимо отправить помощь, там есть гражданские, среди них много пострадавших.

Офицер будто не услышал бывшего подполковника и спросил:

— А чего пришли? Почему тоже в побег не сорвались?

— Не захотели, — спокойно ответил Ляшев. — От себя не убежишь.

— Ну-ну, — хмыкнул молодой лейтенант, — вы быстро поймете, что совершили ошибку, быть может, самую главную в жизни.

— Не забывайся, лейтенант, перед тобой старший по званию офицер.

— Бывший офицер, — холодно заметил лейтенант.

Ляшев хотел что-то возразить, но собеседник не стал его слушать.

Он выплюнул соломинку и почти презрительно скомандовал:

— Встать в строй.

Ляшев дернул нервно щекой, смерил молодого офицера долгим взглядом, развернулся и стал во главе колонны.

Полуобернувшись к блокпосту, лейтенант громко крикнул:

— Рубцов, Титов, ко мне!

Бойцы подбежали к нему и встали как вкопанные, не утруждая себя необходимым по уставу докладом о прибытии.

Лейтенант приказал:

— Сопроводите штрафников до второго поста. При попытке побега или сопротивления — сразу открывать огонь на поражение. Там передадите лейтенанту Найденову и возвращайтесь. И не вздумайте опять насобирать конопли. Наркоши, мать вашу! Потом проверю, если снова найду — расстреляю обоих, без разговоров.

— Ну, товарищ лейтенант, — заканючил один из бойцов с ефрейторскими лычками в виде металлических угольничков на погонах, — какой это наркотик, обычная трава, для баловства только!

— Разговорчики, военный!

Гусев чувствовал, что лейтенант ему определенно нравится. Хороший командир.

— Колонна, шагоом — марш! — скомандовал ефрейтор.

Он и его напарник демонстративно щелкнули предохранителями, клацнули затворами автоматов и пристроились с обеих сторон от штрафников.

На втором посту колонну приняли и повели еще дальше.

Стали чаще встречаться люди — вначале только военные, потом и гражданские. Железнодорожное полотно разделилось на многочисленные ветки, где вперемешку стояли грузовые вагоны, цистерны, платформы с лесом. Порой на глаза попадались очень старые вагоны различных модификаций. Они многое повидали за свой долгий век и вот теперь всеми забытые, никому не нужные уныло притулились в железнодорожных тупиках.

Здесь же пристроились пассажирские вагоны поновее, уже обжитые — между ними на протянутых веревках висело белье на просушке, громоздился домашний скарб, видимо, не уместившийся в вагонах. Женщины что-то кашеварили на разведенных прямо между составами кострах, на подпитку которых шли расщепленные шпалы.

Павел обратил внимание на хорошенькую светловолосую девочку лет пяти-шести в легкомысленном сарафанчике. Она держала маленького плюшевого мишку и с детской непосредственностью смотрела на проходящих мимо, пока молодая женщина в темно-синем платье в белый горошек не взяла ее на руки и не отошла подальше.

Ляшев обратился к солдату, сопровождавшему колонну:

— Боец, а кто эти гражданские? Беженцы?

Тот довольно легко пошел на контакт.

— Всякие есть, — ответил он, сдвинув кепи на затылок. — Много приезжих, что в город ехали по делам или еще зачем, но не попали — бои начались. Городские есть, эти перебрались к своим мужьям и родственникам из военных.