Мэрион Брэдли - Туманы Авалона
В бронзовом зеркале, что Игрейна по-прежнему держала в руках, мерцало отражение ее сестры – искаженное, бесформенное, текучее, как вода; вот образ прояснился, вот затуманился – и исчез совсем.
– Ты так думаешь? – проговорила Игрейна. – А я тебе скажу, что еще одного ребенка ты родишь.
– Надеюсь, что нет, – возразила Вивиана. – Я старше, чем была наша мать, когда она умерла родами, произведя на свет Моргаузу, и избежать ее судьбы у меня никакой надежды нет. В этом году я в последний раз приму участие в обрядах Белтайна, а после того передам свой титул какой-нибудь женщине помоложе, чем я, и стану ведуньей, Мудрой, – уподобившись Древним. Я надеялась, что однажды уступлю место Моргаузе…
– Тогда почему ты не оставила ее на Авалоне и не подготовила себе в преемницы?
В лице Вивианы отражалась глубокая печаль.
– Она не годится. За плащом Владычицы она различает только власть, но не череду бесконечных страданий и жертв. Так что эта Дорога не для нее.
– Сдается мне, ты не слишком-то страдала, – возразила Игрейна.
– Тебе про то неведомо. Ты ведь тоже отказалась от этой дороги. Я отдала ей всю жизнь и все-таки готова повторить: куда легче удел простой поселянки – вьючной скотины и племенной кобылы в течке. Ты видишь меня, облаченную в одежды Богини, увенчанную ее короной, в час триумфа подле ее котла; ты не видишь тьмы пещеры и глубин великого моря… Ты к этому не призвана, милая моя девочка, и благодари Богиню, что твоя участь – иная.
«По– твоему, я ничего не знаю о страданиях и немом терпении, спустя четыре-то года?» -подумала про себя Игрейна, но вслух не сказала ничего. Вивиана, склонившись над Моргейной, ласково поглаживала шелковистые темные волосы девочки.
– Ах, Игрейна, ты даже представить не в силах, как я тебе завидую: всю жизнь я мечтала о дочери. Богиня знает, Моргауза была мне как родная, но при этом оставалась чужой, точно родилась от незнакомой женщины, а не от моей же матери… Я мечтала о дочери, которой однажды смогу передать титул. – Жрица вздохнула. – Но я родила лишь одну девочку, да и та умерла, а сыновья мои меня оставили. – Она вздрогнула всем телом. – Ну что ж, такова моя участь, и я попытаюсь смириться с нею, как и ты – со своей. Я ничего у тебя не прошу, Игрейна, кроме разве одного, а остальное предоставлю той, что госпожа над всеми нами. Когда Горлойс вернется домой, отсюда он отправится в Лондиниум на церемонию избрания короля. Ты должна каким-то образом исхитриться и заставить мужа взять тебя с собою.
– Эта твоя единственная просьба будет потруднее всего прочего, вместе взятого! – рассмеялась Игрейна. – Ты в самом деле считаешь, будто Горлойс обременит своих воинов тяжкой обязанностью сопровождать молодую жену до Лондиниума? Мне, конечно, хотелось бы туда съездить, да только Горлойс возьмет меня с собою не раньше, чем в тинтагельском саду зацветут южные апельсины и фиги!
– И тем не менее ты должна добиться своего и взглянуть на Утера Пендрагона.
– А ты, надо думать, дашь мне талисман, чтобы он влюбился в меня по уши? – вновь расхохоталась Игрейна.
Вивиана погладила вьющиеся рыжие пряди.
– Ты молода, Игрейна, и, кажется, даже не представляешь себе, насколько красива. Не думаю, что Утеру понадобятся талисманы.
Игрейна содрогнулась всем телом в нежданном приступе страха.
– Пожалуй, талисман пригодится мне – чтобы я от Утера не шарахалась!
Вивиана вздохнула. И дотронулась до лунного камня, подвески на груди у Игрейны.
– Это не Горлойсов подарок, – заметила она.
– Нет, ты же сама мне его вручила в день свадьбы, разве не помнишь? Ты сказала, камень принадлежал моей матери.
– Дай его мне. – Просунув руку под вьющиеся пряди, Вивиана расстегнула застежку на цепочке. – Когда камень вернется к тебе, Игрейна, вспомни мои слова и поступи так, как подскажет тебе Богиня.
Игрейна молча глядела на самоцвет в руках у жрицы. Молодая женщина вздохнула, но протестовать не стала. «Я ничего ей не обещала, – яростно твердила она про себя. – Ничего!»
– А ты поедешь в Лондиниум на избрание этого вашего короля?
Вивиана покачала головой.
– Я еду во владения другого короля, который еще не знает, что ему придется сражаться на стороне Утера. Бан Армориканский избран Верховным королем в Малой Британии, и его друиды объявили Бану, что в знак этого ему должно пройти Великий обряд. Я послана совершить Великий Брак.
– А мне казалось, Малая Британия – христианские земли.
– Да, так и есть, – равнодушно подтвердила Вивиана. – Его священники отзвонят в колокола, помажут его святым мирром и объяснят, что его Бог ради него пожертвовал собою. Но народ ни за что не примет короля, который сам не обещан в Великую жертву.
Игрейна глубоко вздохнула.
– Я так мало знаю…
– В древние времена, Игрейна, – объяснила Вивиана, – король связывал свою жизнь с благоденствием земли и, подобно всем Мерлинам Британии, клялся: если на землю его обрушатся бедствия или настанут тяжкие времена, он умрет ради того, чтобы земля жила. А если он отречется от этой жертвы, земля погибнет. Я… мне не следует говорить об этом, это таинство, но ведь и ты, Игрейна, ты тоже на свой лад отдаешь жизнь за исцеление земли. Никто из рожениц не знает, не потребует ли Богиня ее жизнь. Некогда и я лежала связанной и беспомощной, и к горлу моему был приставлен нож, но я знала: если смерть заберет меня, моя искупительная кровь возродит землю… – Голос ее, дрогнув, умолк, благоговейно молчала и Игрейна.
– Часть Малой Британии тоже сокрылась в туманах, и Великое Каменное Святилище ныне уже не отыскать. Дорога, ведущая к храму, – мертвый камень, если только не знать Пути к Карнаку, – проговорила Вивиана. – Но король Бан поклялся не дать мирам разойтись и сохранить врата открытыми для таинств. Так что он намерен заключить Священный Брак с землей в знак того, что в час нужды его собственная кровь напоит посевы. Так тому и должно быть, что я, прежде чем занять место среди старух-ведуний, последний раз сослужу службу Матери, связав его королевство с Авалоном; в этом таинстве я буду для него Богиней.
Вивиана умолкла, но для Игрейны в комнате еще дрожало эхо ее голоса. Жрица склонилась над кроватью и взяла на руки спящую Моргейну – очень ласково и осторожно.
– Она еще не дева, а я еще не карга, – проговорила жрица. – Но нас – Трое, Игрейна. Вместе мы составляем Богиню, она здесь, среди нас.
Игрейна удивилась про себя, отчего жрица умолчала о сестре Моргаузе, и они были настолько открыты друг для друга, что Вивиана услышала вопрос, как если бы молодая женщина произнесла его вслух.
– У Богини есть и четвертое, тайное обличие, – прошептала она, дрожа всем телом. – Молись ей, как и я – как и я, Игрейна! – чтобы Моргауза никогда его не приняла.
Глава 3
Игрейне казалось, будто она едет под дождем вот уже целую вечность. До чего же до Лондиниума далеко – все равно что до края света!
До сих пор Игрейна путешествовала мало, если не считать того давнего переезда от Авалона до Тинтагеля. Молодая женщина мысленно сравнивала перепуганного, отчаявшегося ребенка тех времен с собою теперешней. Ныне она скакала рядом с Горлойсом, и тот взял на себя труд рассказать ей кое-что о землях, через которые они проезжали; она смеялась, поддразнивала мужа, а ночью в шатре охотно разделяла с ним ложе. Она немного скучала по Моргейне, гадая, как там дочка: плачет ли ночами, требуя мать, удается ли Моргаузе накормить ее? Но до чего отрадно было вновь обрести свободу и мчаться верхом в окружении стольких мужчин, ощущая на себе восхищенные взгляды и всеобщее почтительное внимание – никто из воинов не осмелился бы подступиться к супруге Горлойса, ею любовались – и только. Игрейна вновь перевоплотилась в беспечную девочку – но не ту испуганную дикарку, шарахающуюся от незнакомца, который стал ей мужем и которому нужно любой ценой угодить. Она словно вернулась в пору девичества, но только без тогдашней полудетской нескладности, и от души наслаждалась происходящим. Ее даже не раздражала вечная пелена дождя, за которой терялись далекие холмы, так что отряд ехал точно в белесом ореоле тумана.
«А ведь в таком тумане мы, чего доброго, собьемся с пути, ненароком окажемся во владениях фэйри и уже никогда не вернемся в этот мир, где умирающий Амброзий и честолюбец Утер строят планы спасения Британии от свирепых дикарей. Британия падет под натиском варваров, подобно Риму, а мы никогда о том не узнаем, нам будет все равно…»
– Ты устала, Игрейна? – В мягком голосе Горлойса звучала неподдельная забота. Право же, никакой он не великан-людоед, каким казался в те первые, кошмарные дни четыре года назад! Теперь он всего-навсего стареющий мужчина; в волосах и бороде полным-полно седины (хоть он и бреется тщательно по римскому обычаю); весь в шрамах после многих лет бесчисленных сражений и так трогательно старается угодить ей! Возможно, не испугайся она его так поначалу, не будь она непокорной бунтаркой, она бы поняла, что муж уже тогда пытался ей понравиться. Горлойс не был с ней жесток, а если и был, так только потому, что, по-видимому, почти ничего не знал о свойствах женского тела и о подобающем с ним обращении. Теперь Игрейне казалось, что всему виною неуклюжесть, а вовсе не жестокость, скажи она мужу, что он причиняет ей боль, и он бы ласкал ее осторожнее. Четыре года назад Игрейна думала, что это все неизбежно: и боль и ужас. Теперь она стала мудрее.
