Андрей Колганов - Жернова истории 3 (СИ)
– Ну, хорошо! Не на поклон, – покладисто уступает Бухарин, – на уступки, на компромиссы.
– Николай Иванович! Мне что, вам азы политграмоты читать? – укоризненно качаю головой. – Революционной ситуации в мире нет, и в ближайшей перспективе не просматривается. В отдельных странах, где действуют партии Коминтерна, до революционной ситуации тоже далеко. В таких условиях строить тактику на идейной девственности и принципиальной бескомпромиссности – это, извините, хуже, чем глупость. Учитывая же, что главный двигатель мировой революции сейчас – это хозяйственные успехи СССР, то именно это должно быть заботой коммунистических партий, а не булавочные уколы, наносимые своей буржуазии, в сочетании с чрезмерно крикливыми лозунгами.
– Вы что же, отрицаете необходимость руководства коммунистическими партиями классовой борьбой, ведущейся против буржуазии собственных стран? – Бухарин прямо-таки возмущен.
– Да с чего вы взяли? Вовсе не отрицаю! Ведь союз с социал-демократами именно для такой борьбы и нужен. Неужели вы всерьез верите, что большинство рабочего класса идет за социал-демократами, а не за коммунистами, по глупости или недомыслию? Нет, сейчас рабочему классу их политика больше по душе. Пока нет революционного кризиса, позиции реформистов неизбежно будут сильнее. А без союза с большинством рабочих никаких серьезных ударов по буржуазии не нанести, да даже и серьезного нажима не организовать. Взгляните, наконец, правде в глаза. Или «тьмы низких истин нам дороже нас утешающий обман»?
Николай Иванович кривится:
– Предлагаемый вами компромисс приведет к тому, что социал-демократия задавит коммунистических рабочих своей мелкобуржуазной психологией численно и идейно.
– Иными словами, вы не верите в правоту коммунистического дела, и полагаете, что коммунистическая идеология может уцелеть только внутри изолированных сект? – тут же парирую его довод. И, чтобы не дать его минутной растерянности перерасти в обиду, перевожу разговор в другую плоскость:
– Еще раз повторю: на данном этапе единственным железным аргументом в пользу коммунистических идей для рабочих капиталистических стран будут успехи социалистического строительства в СССР. Вот на каком поле мы можем и должны переиграть социал-демократию! А для этого надо заставить не только ее, но и буржуазию Запада играть по нашим правилам.
– Как это у вас получится? – скептически роняет Бухарин. – Так они и взялись плясать под вашу дудку!
– Не под мою дудку они будут плясать, а подчиняться логике отношений в мировом хозяйстве, – должен же Бухарин, как экономист, прислушаться к такого рода аргументам. – Нам сейчас необходимо наладить нормальные экономические отношения с ведущими капиталистическими державами, чтобы получить от них самую современную технику и специалистов, ее освоивших. Политическое же обеспечение таких отношений должно состоять в том, чтобы не запугивать капиталистов ультрареволюционной фразой. Тогда они гораздо охотнее продадут нам ту веревку, на которой мы их повесим.
– Что же, мы должны публично отречься от своих революционных целей, раскаяться, попросить прощения и заверить, что мы больше не будем? – голос Николая Ивановича полон сарказма.
– Глупости не надо городить! – позволяю себе вспылить. – Наша позиция должна состоять в том, что мы, во-первых, уверены в перспективе мировой коммунистической революции; во-вторых, считаем, что революцию ни в одну страну нельзя экспортировать извне. Поэтому, не отрекаясь от солидарности с партиями Коминтерна, и не отказываясь от их поддержки, занимаем позицию полного невмешательства во внутренние дела тех стран, где действуют эти партии. Более того, поскольку программные цели РКП(б) и этих партий различны – ибо мы уже совершили свою революцию, а они нет – нет смысла объединяться с ними в одной организации с единой программой. Тем самым мы только облегчим этим партиям ведение революционной борьбы, вырвав из рук буржуазии возможность причислять их к «агентам Москвы».
– Что-то вы, дорогой, какую-то странную логику исповедуете, – не поддается на мои аргументы Бухарин. – Сплошные софизмы: разрыв с компартиями как лучший способ их поддержки, надо же!
– Да не разрыв! – стараюсь сдерживать себя, чтобы не начать кипятиться. – Выход из Коминтерна должен носить в большей мере формальный, нежели фактический характер. Я же ясно написал об этом в записке!
– Казуистика все это! – машет рукой Бухарин. – Лучше вам этакие завиральные идеи оставить, а то найдутся партийные товарищи, которые на это взглянут куда как строже, чем я.
И ведь он прав – найдутся. Уж если милейший Николай Иванович встретил мои идеи в штыки, то уж наши левые загибщики такое кадило раздуют – упаси бог! Может быть, надо было сразу зайти с другого конца – с хозяйственного? Пережду немного – и надо будет попробовать.
Очередной рабочий день начался для меня неожиданно – с вызова к председателю ВСНХ СССР. Феликс Эдмундович, поздоровавшись со мной, спросил:
– Как вы смотрите на преобразование Главного экономического управления в Планово-экономическое управление? В связи с назревающей разработкой перспективного плана развития народного хозяйства вам предстоит немалая плановая работа, в том числе на создание общесоюзного плана развития промышленности, согласование его с союзными ведомствами через Госплан, и на руководство плановой работой ВСНХ союзных республик. Тем более вы являетесь одним из инициаторов перспективного плана.
– Возражений у меня нет, но почему вы интересуетесь у меня, а не у Манцева? – задаю закономерный вопрос. И правда, почему этот разговор ведется без председателя коллегии ГЭУ?
– Василий Никитович переходит на работу в Наркомторг, заместителем наркома, – огорошил меня Дзержинский, и у меня в душе тут же зашевелились нехорошие предчувствия, получившие немедленное подтверждение. – А коллегии ВСНХ я полагаю предложить на пост начальника ПЭУ утвердить вас.
«Во влип», – тут же выдало испуганное подсознание – «как теперь все это разгребать?». Но отступать некуда, и разве же не я сам ставил перед собой ту гору задач, которую теперь можно будет решать несколько более эффективно, поднявшись на одну служебную ступеньку выше? А теперь что, от своих же собственных задумок увиливать, испугавшись ответственности?
– Постараюсь оправдать ваше доверие, – только и оставалось сказать в ответ.
Через несколько дней коллегия утвердила мое назначение. Приняв дела у Манцева и проводив его на новую работу в Наркомторг, сажусь в непривычное еще начальственное кресло и задумываюсь. Что делать дальше? Самым важным на новом посту видится мне разработка идеологии планирования, от которой будет зависеть и механизм контроля за выполнением плана, и в целом система управления экономикой. И пока Госплан, Совнарком, ЦК РКП(б) и все прочие не закоснели в своем видении планового управления, как всеобъемлющей иерархической системы командования сверху, надо протолкнуть иную идеологию. Общие черты ее я уже попытался сформулировать для себя в разговоре с женой во время поездки в Саки. Но чтобы убедить десятки и сотни специалистов, да и политическое руководство, нужно будет говорить на более конкретном языке и иметь серьезные аргументы в руках. Тут с плеча не руби, надо готовиться. И я решил готовиться – и заодно подкинуть верхам идею проведения всесоюзного совещания работников центральных плановых органов.
Мой помощник, Илюхов, был посажен за разработку весьма важного, не несколько более простого предложения – перевода трестов на систему заводского хозрасчета. Это можно было решить на уровне Президиума ВСНХ, но дебаты будут отчаянные – некоторые руководители трестов будут яростно противостоять идее повысить экономическую самостоятельность входящих в них предприятий. И в этом они найдут поддержку у многих директоров, которым выгодно прятать свою бесхозяйственность в общей отчетности треста. А ведь еще на XII съезде Троцкий с жаром говорил о роли отчетности и калькуляции себестоимости. У нас же до сих пор, несмотря на все мои старания расширить экономическую учебу хозяйственных кадров, иной директор до сих смотрит в листы с калькуляцией как неграмотный в газету. Введение заводского хозрасчета заставит их покрутиться, и лучше высветит, кто чего на самом деле стоит.
Не забыл я и о том деле, которое закрутил в начале лета – об организаций экспедиций по поиску алмазов. Разумеется, как мы и решили с Федоровским, засылка партий в Архангельскую и Иркутскую губернии шла под предлогом комплексной геологической съемки ранее не обследованных местностей – благо, что еще весной 1925 года (еще до моей авантюры с письмом) удалось пробить через Совнарком кое-какие ассигнования на геологоразведку в Якутии. А Восточно-Сибирскую экспедицию ориентировали еще и на золото.
