Андрей Муравьёв - Паладины
– Вот так… Вот… А то, понимаешь, сам видишь, как бывает, чтобы, значит, если что…
Запутавшись, фотограф умолк. Рядом с ним, придерживаемый под руку, уже сопел Захар.
– Что случилось? – задал очевидный вопрос ученый.
Костя недоуменно поднял голову, как и у красноармейца неудержимо влекомую к столу.
– Как что?! Пьем!
Улугбек Карлович пододвинул к себе блюдо со вчерашней ветчиной, снял подсохший верх и начал отрезать сочную мякоть.
– Это вижу, что пьете. Почему пьете?
Фотограф задумался, машинально вытер руки, потом, вспомнив, подпер голову и задумчиво ответил:
– Нас тут чутка не прирезали… Но… Наверно, прирежут, если останемся… И… Ик! Алессандра от меня уходит…
Сомохов понимающе кивнул:
– Бывает… А из-за чего? Уходит в смысле?..
Слова об угрозе для жизни он всерьез не воспринял, списал их на состояние товарища.
Захар, утративший на секунду поддержку, кулем свалился на лавку и оттуда под стол, но, казалось, Малышев этого даже не заметил.
– Говорит, беременная. Мол, если пойду в поход, то могу и не возвращаться.
Костя налил себе еще. Сомохов какое-то время обдумывал услышанное, а потом последовал его примеру.
Молчание длилось почти минуту.
– А ты располнел, – невпопад заметил ученый, глаза которого привыкли к полумраку занавешенной от солнца террасы.
– Ми-и-и… – Костя снова икнул и похлопал себя по появившемуся пузу. – Мирная жизнь, мать его… Мирная и семейная.
Улугбек Карлович понимающе покачал головой:
– И что надумал делать?
Тот пожал плечами:
– Еще ничего.
Сомохов подождал, не последует ли продолжения сентенции, но товарищ молчал.
– А что собираешься делать?
Фотограф почесал голову, всклокоченную после бессонной ночи.
– Что? Думаю, ехать ли мне с вами или тут остаться. – Он медленно вытер подбородок, задумчиво глотнул из кувшина. – Остаться, снести на фиг эту Геную со всеми их кланами, мать их. Спалить тут все вокруг километра на два, забор поставить и… Ик!.. Вот ведь пристало! О чем это я? Ага… – Костя придвинул к себе налитый кубок с водкой. – Забор поставить и жить-поживать, детей наживать.
Сомохов задумчиво посидел, сопереживая нелегкому выбору, потом пододвинул кувшин со спиритусом к себе.
– Ну и… Так остаешься?
Костя еле слышно выдавил:
– Нет… Блин! Не знаю я!!!
Наступило молчание, которое на этот раз затянулось на несколько минут. Компаньоны по очереди вздыхали, пили теплый и выдохшийся напиток собственного производства, ели подсохшие закуски.
– А ты женись! – неожиданно предложил археолог. – Я сам вот все никак не собрался, хотя и годы уже солидные. А тебе можно.
Костя вскинулся:
– А я что?! Чего это так, что мне – женись, а ты – молодой еще? – Он нахмурился. – Вас оставь и…
Улугбек Карлович почесал затылок:
– Моя невеста, сударь, – наука. А вы же – парень молодой, холостой и достаточно привлекательный. Думаю, вам… тебе бы и в той жизни без проблем удалось бы найти спутницу жизни, но если уж Господь спровадил в эту эпоху, то живи… по-человечески! Женись, воспитывай ребенка, мы и сами справимся.
Костя покачал головой:
– Не-а. Предлагаешь друзей кинуть на половине дороги? Это не про меня. Я – за всех… и все на… Тьфу ты!!! За одного то есть… Да если надо… Я…
Археолог не понял:
– Что?
Фотограф отмахнулся:
– Не тупи. Я как выпью, язык заплетается. – Он пихнул сибиряка ногой, отчего Пригодько только недовольно нахмурился, но так и не проснулся. – Вот он и так все понимает, а тебе растолковывать надо.
Улугбек Карлович промолчал.
Костя сидел, пялясь в стену и расчесывая пятерней волосы. Через несколько минут немытые патлы приобрели фантасмагорический вид, напоминая этюды модерновых парикмахеров.
– А наверно, ты и прав… И женюсь! Не могу разве?! Могу!! И с вами в поход тоже пойду! Она хочет, чтобы я женился и остался. Я хочу быть холостым и уехать. – Он рубанул ребром ладони по столу. – А мы по-честному! Будет Сашке компарами… Тьфу ты! Компромисс! Тем более, что я Иерусалима не видел.
Сомохов осадил:
– Так и не увидишь ведь.
– Как не увижу?! Почему?!
Улугбек Карлович недоуменно посмотрел на собеседника, упорно пытающегося надеть на себя вывернутый наизнанку, заляпанный вином пелиссон.[12]
– Ну это, право, даже в гимназиях знают: Первый крестовый поход закончился разгромом крестоносной армии под стенами Антиохии и, как следствие, вызвал ответный удар сельджукских армад по уже захваченным провинциям Византии. Арьергардный крестовый поход потом отбросит мусульман, но и только… Иерусалим возьмут не раньше Третьего похода.
Костя наконец-то напялил на себя парадную одежду преуспевающего купца и многозначительно глянул на ученого:
– А я всегда как-то помнил, что именно в Первом крестовом Иерусалим и возьмут. – Он задумался, потом тряхнул головой, скривился и начал пинать лежащего Пригодько. – Впрочем, могу и ошибаться.
Он еще раз энергично пихнул храпевшего на полу сибиряка:
– Вставай! Вставай, алконавт!
Через минуту, когда Захар сумел продрать глаза, его огорошил несуразный, но понятный приказ:
– Мыться, бриться, умываться! Сменить одежду на парадную! Будешь сватом.
У лавки, на которой, обливаясь водой, приводили себя в порядок загулявшие товарищи, с нахмуренным лицом сидел и осмысливал услышанное археолог. Что бы ни говорил о своей неосведомленности Малышев, но то, что он сказал впопыхах о взятии Иерусалима, сильно задело ученого.
13
Сватовство пришлось отложить.
Всю ночь сторожевые собаки заходились лаем, а утром у стен виллы дозорные нашли множество следов лошадиных копыт.
Улугбек, узнав подробности недавнего нападения наемных убийц, набросился на друзей с упреками: почему, мол, не поведали ему ничего?! Костя просто послал ученого подальше и ушел отсыпаться куда-то в глубь дома. О событиях четырехдневной давности рассказывал Захар.
Услышав сообщение о том, что они стали целью таинственного клана наемных убийц из Генуи, Сомохов только нахмурился. Надо же было ухитриться за такой короткий промежуток времени нажить себе столько врагов – от государя Германской империи до каких-то откровенных уголовников!
Но что-то предпринять было необходимо, и ученый, вбивший себе в голову идею, что наемникам помогал кто-то из домочадцев, взялся допрашивать прислугу. Никаких зацепок он не нашел, зато поговорил с тем самым стариком флорентийцем, ветераном герцогской гвардии по имени Виченцо. Тот предложил простой и эффективный способ узнать, откуда приходили ночные гости:
– Выпустить лошадей, которых нашли утром после нападения, да и хлестануть их пару раз кнутом. Если уж и тогда они не рванут к дому, то я не знаю…
Совет был дельным. Невзрачные, с затертыми седлами животные походили на тех коняжек, которых содержатели больших постоялых дворов ссужают гостям за умеренную плату. Да и клейма стояли одинаковые.
Шансов немного, но, если эксперимент удастся, можно проследить до того места, где проживали наемники. И где могли оставаться их заказчики.
Так и поступили.
Улугбек и Захар в сопровождении четверых слуг, вооруженных копьями и арбалетами, полдня кружили по окрестностям, следуя за флегматичными лошадками. Они уже собирались плюнуть на все это и держать путь домой, как их бессловесные проводники неожиданно выбрались к маленькому постоялому дворику. Двухэтажное здание почти не просматривалось с дороги, так что оставалось только удивляться тому, как хозяин заведения сводит концы с концами и находит клиентов. По тому, как уверенно и радостно коняжки припустили при виде одиноко стоящего дома, легко было догадаться, что они наконец-то вышли к своей цели.
…Через два часа в двери заведения постучала троица путешественников.
Открыли им сразу. Неряшливая толстая деваха в засаленном переднике зыркнула на гостей недобрым взором, но указала места у яслей для лошадей, а самих путников провела в дом.
Там эстафету перенял улыбчивый толстячок, хозяин двора. Он извинился за то, что не сможет предоставить гостям ночлега ввиду надвигающейся ночи под крышей дома, но предложил к их услугам сеновал или конюшню. На переполненный постоялый двор не походил, однако спорить никто из путников не стал. Сеновал гостей устроил.
Пока же троица закутанных в шапы путешественников попросила еды попроще и чего-нибудь промочить горло. Хозяин тут же исчез на кухне.
Захар и Улугбек из-под капюшонов осматривали залу. Очаг с потухшими углями, несколько столбов, поддерживающих потолок, грубо сколоченные столы и добротные лавки. В углу троица угрюмых бородачей нехотя бросает кости, изредка переругиваясь вполголоса.
– Послушай, хозяин. – Улугбек Карлович обвел комнату рукой. – Не похоже, что у тебя много путников останавливается. Может, найдешь для нас комнату наверху?
