Александр Маркьянов - Сожженные мосты
Генерал Тимур шел на прием к шаху, тая в душе страх. Страх — вот чего было в избытке в этой стране. Страх — вот орудие власти, универсальное, не дающее сбоев. Кем бы ты ни был, какого бы ты положения не достиг — однажды ночью ты мог пропасть точно также, как до тебя пропадали другие. Это было уже нормой. Не видеть, не говорить, даже не помнить. Никто в Персии не знал, кто будет следующим, на кого упадет взгляд диктатора. Никто не мог чувствовать себя в безопасности никто не мог знать, есть ли за ним вина — или нет. Персия не была единой страной, в ней были две страны. Дневная страна — жила, трудилась, чему-то радовалась, чем-то огорчалась. И ночная — где над людьми всевластно довлел страх, где каждый боялся ночного стука в дверь. До рассвета доживали не все — а те кто дожил — радовались новому дню и продолжали жить. И надеяться — что доживут до следующего рассвета.
На первом же посту охраны генерал Тимур сдал свое оружие — роскошный русский «Орел» с перламутровой рукояткой. Это было обязательным правилом для всех: ни один человек в присутствии шаха не мог быть вооруженным. Один из предшественников Тимура вбил в голову охране, что это правило относится ко всем очень просто: когда у него не потребовали сдать пистолет, он достал его сам и расстрелял наряд. Единственным вооруженным человеком в шахских покоях всегда был сам шах — его пистолет назывался «табанья» и имел сакральный смысл: считалось, что убийство из него угодно Аллаху. Не раз и не два шах применял его, один раз даже застрелил посмевшего спорить с ним министра. Это было что-то типа высшего суда и табанья олицетворяла собой самую большую власть, какую только мог иметь смертный на земле — власть над жизнью и смертью.
По дороге к шаху его останавливали еще три поста — причем на постах стояла как гвардия, так и люди САВАК — и дважды его подвергали тщательному обыску. Пронести что-то в кабинет диктатора при таком режиме было решительно невозможно.
Шах был в комнате с картами. Это была совершенно особенная комната, одна из стен ее представляла собой искусно выделанную рельефную карту всего мира, вторая — такую же карту — но самой Персии. Там же были и другие карты вкупе с трудами по военному делу. Непонятно почему — но шах любил эту комнату, быть принятым именно в ней на придворном языке означало знак доверия и одобрения. Впрочем, генерал Тимур занимал должность начальника САВАК всего несколько дней — меньше недели — и прогневать шаха ничем не успел.
Войдя в кабинет, генерал поклонился в пояс, как это и было предписано придворным этикетом. Шах — как всегда в своей темной, полувоенной форме смерил его взглядом.
— Я рад видеть вас, генерал — шах не любил норм придворного этикета и в таких случаях сразу переходил к делу — я надеюсь, вы пришли чтобы обрадовать меня. В последнее время мои министры меня больше огорчают, чем радуют.
— Я пришел чтобы порадовать вас, Светлейший… Предатель Кожомжар развязал свой поганый язык и все рассказал!
Кожомжар, точнее генерал Кожомжар еще несколько дней назад был одним из тех, при упоминании которого начинало трепетать сердце любого перса. Начальник тайной полиции, предшественник генерала Тимура, он жестокой рукой подавлял даже намеки на волнения в пределах принадлежащих шаху земель, его люди вели активную работу на всем Востоке, на самой сложной, персо-афганской границе, и еще Аллах знает где. Но уделяя внимание делам закордонным, он забыл про внутренних врагов шаха, а они не преминули воспользоваться его оплошностью, совершив покушение на Светлейшего. Волей Аллаха Светлейший остался жив — а вот Кожомжара в живых уже не было. Сам генерал Тимур арестовал его и сам лично присутствовал при пытках, чтобы ничего не упустить. И теперь пришел рассказать Светлейшему о последних словах умиравшего Кожомжара.
— Кожомжар и впрямь оказался предателем! Это он сказал исламистам о маршруте вашей поездки, и он же достал для них столько взрывчатки! Это он предал вас, Светлейший!
Шах потер выскобленный бритвой подбородок, усмехнулся в усы.
— Какой же смерти заслуживает этот мерзавец…
Генерал Тимур опустил голову.
— Увы, Светлейший. Этот негодяй заслуживает таких мук, какие не приходилось испытывать ни одному смертному. Но я виноват, я недосмотрел, и этот сын шакала умер от пыток…
На самом деле Шах об этом знал. Еще одной линией его обороны были люди, которых он вербовал лично. Это были офицеры среднего звена, каждый из них был чем-то обязан шахиншаху, и каждый из них был предан ему. Еще — у каждого была большая семья, и каждый знал, что его предательство означает мучительную смерть не только для него самого — но и для всей его семьи. Один из таких офицеров присутствовал при пытках Кожмжара и передал шаху все, что тот успел сказать.
— Но есть еще семья этого предателя… — напомнил Тимур.
— Да, да… Надеюсь их тоже взяли?
— Немедленно, светлейший. Предателю даже на том свете не скрыться от вашей карающей руки…
— Это так.
Шах не сказал ничего про семью Кожомжара — это значило, что их всех необходимо уничтожить.
— Но то, что Кожомжар умер, не успев рассказать всего — это плохо…
Генерала пробил холодный пот. Он знал, что эти слова означают…
— Скорее всего, он был не один. Я надеюсь, вы выявите сообщников этого шакала, Тимур? Ведь это ваша работа.
— Всенепременно, Светлейший. А что делать с теми, кого Кожомжар назвал как своих пособников? Мы знаем, где они живут и…
— Об этом я тебе скажу сам, Тимур, когда придет время. Никогда не следует торопиться с местью…
Шахиншах дал понять, что аудиенция окончена — но генерал Тимур не уходил. Шах вопросительно поднял брови.
— У вас что-то еще?
— Да, Светлейший, есть еще одно. Мои люди разузнали еще кое-что про нового русского посла, агреман[11] на которого испрошен царем Александром…
— И что же?
— Это очень опасный человек! Очень!
Шах слегка склонил голову, что означало, что он внимательно слушает.
— Опасный? В каком роде опасный, мой верный Тимур?
Генерал Тимур достал из папки, с которой шел на доклад несколько листов бумаги…
— Князь Александр Воронцов, представитель потомственного дворянского рода Воронцовых. Действующий контр-адмирал Российского флота. Из родственников в живых только дед, адмирал флота, начальник Главного оперативного управления Морского генерального штаба. Отец и мать погибли в Багдаде во время массовых беспорядков, последняя должность отца — генерал-губернатор Междуречья. Окончил Санкт-петербургское морское училище, затем Академию Морского генерального штаба. В Санкт-Петербурге заканчивал разведфакультет, военно-учетная специальность «разведчик-снайпер». Проходил службу в составе специальных подразделений флота, специалист по диверсионным операциям. Участник боев в Бейруте, награжден за них боевым орденом. После Бейрута место службы неизвестно в течение целых четырех лет. Затем неожиданно всплыл в мировых СМИ как человек, предположительно предотвративший покушение на президента САСШ, был ранен, лечился в Северной Америке, в госпитале ВМФ. Потом был вывезен в Российскую империю, предположительно награжден североамериканским правительством. Поступил в академию МГШ, менее месяца назад защитил труд «Нетрадиционные способы нейтрализации авианосного ордера противника», на диссертацию наложен гриф секретности. По данным полученным из неофициальных источников, поддерживает дружеские отношения с наследником престола цесаревичем Николаем. Входит также в возглавляемый цесаревичем «клуб молодых офицеров», в котором обсуждается развитие армии, флота и нетрадиционные методы ведения войны. Больше информации нет.
Закончив, генерал Тимур поклонился, выказывая этим повиновение шаху…
Шах встал со своего места, прошелся по комнате. Остановился перед картой, долго смотрел на нее, потом провел пальцем по острым отрогам Кавказского хребта…
— Кысмет[12]… А как же быть с первоначальной информацией? Не далее как три дня назад ты мне докладывал, Тимур, что царь Александр просто ссылает любовника своей дочери. Как же быть с этим…
Тимур похолодел. Никогда не знаешь, когда шаха посетит гнев — а когда он его все-таки посетит достаточно самого малого чтобы лишиться головы.
— Это и в самом деле так, Светлейший… Но в этом может быть и другой смысл, я счел что не вправе скрывать такое от царя всех царей[13]…
Шах повернулся от карты, посмотрел на Тимура своим только ему присущим взглядом — пронзительным и пустым.
— Ваше Сиятельство прикажет…
— Нет! — резко оборвал своего слугу шах — ни в коем случае. Агреман мы на него все равно не сможет не дать, это было бы оскорблением Его Величества Александра. Пройдет еще много времени Тимур, прежде чем ты начнешь постигать всю глубину отправления власти. Как только новый посол вступит на нашу землю — установите за ним наблюдение. Возможно, есть что-то такое, о чем не знает даже царь Александр — и если это так мы откроем ему на это глаза. Я сам приму нового посла и только тогда решу, что делать дальше. А теперь иди!
