Андрей Архипов - Поветлужье
Радислав после этих слов немного успокоился и начал откликаться на задаваемые ему вопросы. А откликаться было на что, потому как народу вокруг делать было особо нечего, и тот активно выспрашивал парня про его житьё-бытьё. Понимали его с середины на половину, но от этого не стали менее активно задавать вопросы. Сам он тоже спрашивал, в основном его интересовала одежда незнакомцев, ружья, назначения которых он не мог понять и вопросы... эээ... религии. Его просьбе перекреститься сразу последовали Николай с Тимкой и, немного погодя, Михалыч. Причем сделал он это двуперстием, оценив недоуменный взгляд Радислава, брошенный на первых двух христиан, а достав вслед за этим крестик на шнурке, еще и заслужил одобрительный кивок. Вовка в это время отсутствовал, а Вячеслав его просьбу проигнорировал, занимаясь больным. Также удивлялся он отсутствию бороды у мужиков. Подбородки, конечно, заросли щетиной, кто же в тайге будет бриться? Но по сравнению с окладной бородой его отца это выглядело как-то несолидно...
Дел не было, поскольку едой они неожиданно оказались обеспечены, - охотники перед самым столкновением с медведем завалили сохатого, из-за которого, возможно, у них и разгорелся спор с мохнатым хозяином. Завалили двумя стрелами, одна из которых торчала в нижней трети груди, а вторая в шее. Михалыч с Радиславом после упомянутого чаепития занялись его разделкой. Лося перевернули на спину, закрепили его в таком положении лежащими неподалеку бревнышками, а потом егерь начал разрезать шкуру от гортани до кончика хвоста, а парень - пялиться на его нож, не сводя с того горящих глаз. Затем все-таки помог вспороть кожу ног и, соединив разрезы, взялся стаскивать шкуру. Содрав ее и расстелив, вспорол брюшину, вытащил желудок, подрезал на шее пищевод с трахеей и через отверстия между ребрами вытащил все это в грудную клетку. Оттащил внутренности в сторону и там уже отделил на траве съедобные части, завернув их в подросшие листья то ли лопухов, то ли другого какого растения. Все это молодой охотник проделал, едва не свернув себе шею в сторону отошедшего к костру Михалыча. А по завершению церемонии разделки, егерь торжественно преподнес Радиславу свой нож в подарок, от чего тот густо покраснел, поняв, что фактически выпросил оный предмет своими пламенными очами, но от дара отказываться не стал. Командир же объяснил потом, что оный ножичек специально выпростал наружу для этих целей, а свой рабочий, принесенный еще с армии, не собирается никому дарить или менять в сложившихся условиях. Пригодится еще. А парнишка же, видя, что об отце его заботятся и, окончательно растаяв от вожделенного подарка, перестал обращать внимание на необычный вид незнакомцев, а уж признав в них христиан, перестал скрывать все подробности их похождений и переселения в данную местность. Не все из речи Радислава было понятно, но через некоторое время ухо уже привыкло к славянскому наречию и большинство его слов, хотя и не все, постепенно стали укладываться на привычные понятия и выражения.
Причиной ухода переяславцев с княжества было несколько. Во-первых, непрекращающиеся половецкие набеги, приносящие с собой разоренные деревни в округе, пепелища и смерти родичей. Несмотря на удачные ответные карательные рейды в последнее время, несмотря на породнение княжеских семей с половецкими ханами и использовании степняков в княжеских разборках, покоя на границе переяславского княжества не было. Половецких орд в степи насчитывалось более дюжины, а уж более мелких куреней, не входивших в крупные племенные союзы, и того больше. Незамиренные родством или мечом степные грабители совершали стремительные рейды, грабили, убивали или уводили в плен захваченное население, продавая его на рынках Крыма или обратно на Русь за выкуп. Поэтому, община (а именно так перевели слово "вервь", употребленное Радиславом ) в составе нескольких весей, скрепленных родственными связями и являющимися вольными людьми, не обремененными никакими долгами перед князем, кроме ежегодного урока и воинской повинности в качестве пешего войска, решила бросить полусожженные после очередного набега хозяйства и уйти на поселение в сторону Суздальского княжества на северо-восток. Второй причиной была смерть ранней весной переяславского князя Святослава Владимировича.
С датами у Радислава не складывалось, поэтому он даже год от сотворения мира не мог назвать, не говоря о летоисчислении от рождества Христова. Хотя имена князей, да названия княжеств, городов и рек перечислял бойко. Из-за этой особенности отрока Михалыч с Вячеславом никак не могли привязать к дате описываемые им события. Хотя уже понимали, что закинуло их довольно далеко и, может быть, даже в тот же самый мир, если конечно Радислав не сошел с ума, каковой версии придерживался Николай, не желая даже вступать в обсуждения этой теории. То, что мир может быть тот же самый, подсказало очередное воспоминание Тимки, который признался, что молодое деревце, на которое он налетел, было дубком, и что он потом выместил на нем свою злость за ссадину, ударив ногой и услышав хруст. Если предположить, что на пару дней на поляне открылся какой-то временной тоннель, о которых так любят говорить в фантастических фильмах, то Тимка, попав в него, сломал третий дуб в его деревянном младенчестве, а вернувшись на поляну - его, естественно, не увидел. После таких рассуждений, Николай обозвал всех дураками, отобрал у мальчишек самострел и удалился на край поляны разбирать-собирать сей продукт детского творчества. А оставшиеся стали дальше допрашивать Радислава, который ничего не понял в их пространных рассуждениях о тоннеле, да и половину употребляемых слов слышал в первый раз.
Так вот, смерть князя являлась определенной вехой в их привязке, хотя ранее ни про год смерти, ни про самого князя никто и слыхом не слыхивал. По смерти сына своего Святослава, Владимир Мономах посадил на княжение его младшего брата Ярополка, до этого владевшим городом вместе со братом. С приходом Ярополка Владимировича, у небольшой части старой дружины возник конфликт со ставленниками нового князя. В итоге это закончилось разрывом договора недовольных дружинников, коих насчитывалось полтора десятка, с князем. А поскольку единственный десятник, из разорвавших роту, имел родню, осевшую в названной верви, то община обзавелась профессиональным сопровождением, часть которого осела в суздальском княжестве, а семь человек, уже насытившихся службой, решили влиться в ряды переселенцев. Сколько всего человек отправилось в путь на следующий после конфликта год, Радислав сказать не мог, потому как к ним после прибавились еще попутчики. Вышли же на трех досчаниках, так называемых заморских лодьях, и семи насадах, из которых только три последних были свои, а остальные наняты в Переяславле. Сколько сейчас обитало народу в веси, Радислав сказать затруднялся, но точно более двух с половиной сотен. И это не считая малых детей до четырех-пяти лет. Правда, большую часть общины составляли бабы да эти самые малые дети, оставшиеся без кормильцев, но защитить поселение все-таки было кому, так как некоторые общинники служили в пешем ополчении. Наличие защитников перевесило, когда решался вопрос, где обосноваться и строить жилье. Еще в пути большинством голосов мужей, которые могли держать оружие, решили не идти под князя, а пойти на новую землю, еще не обложенную погостами. Таковую, занявшись расспросами спускаясь вниз по Оке, нашли на реке Ветлуге, где обитали черемисы, меря и остатки вытесненных отсюда отяков. В основном, черемисы, жившие чуть западнее к устью Оки, платили дань суздальским князьям. Вниз же по Волге черемисы уже были под пятой Волжской Булгарии. А тут, рассудили переяславцы, ни то ни се. Если обоснуемся без ссор с соседями, то заживем без пригляда, а будет плохо - уйдем в верховья Ветлуги, куда почти довело свои восточные границы Суздальское княжество, и чуть севернее которого была зона влияния Великого Новгорода.
Чесал языком Радислав так хорошо, что Вячеслав на ухо командиру высказал сомнение, что уж больно рассказчик доверчив к незнакомым людям в такие времена, да в таком окружении. Это если, конечно, принять за правду, что они попали именно туда и в то время, про которое сказывал отрок. В ответ на это Михалыч также тихо ему ответил, что если это так, то за болтливый язык тому еще от отца попадет, когда оный очнется. С другой стороны, Радислав не сказал ничего такого, что не могли бы знать соседи переяславцев. А на особого хитреца, заманивающего незнакомцев в ловушку, паренек явно не похож.
Вышло немного не так. Когда больной охотник понемногу стал подниматься, а это случилось где-то на третий день, то первым делом он попросил сына сопроводить его в кусты, а оттуда уже донесся приглушенный гневный шепот и звук затрещины. Вячеслав с Михалычем с улыбкой переглянулись, но вышедший из кустов отец Радислава, первым делом, пошатываясь, поклонился и представился:
