Трудовые будни барышни-попаданки 5 - Ива Лебедева
— И вы не планировали знакомить товарищей по заговору, кроме нескольких лиц, с этим документом?
Трубецкой просто промолчал.
— Даже самодержцы, начиная войну, объясняют подданным ее причины в официальном Манифесте, — сказала я. — А вы хотите поставить под угрозу жизнь солдат и собственные жизни, но скрываете друг от друга цели предстоящей революции. Потому что сами их не знаете. Вами движет вполне объяснимая обида на нынешний образ правления и характер великого князя Николая Павловича. Для многих из вас неприемлемо самовластье и крепостничество. Но если вы, еще не придя к власти, ведете себя как худшие цари, какое оправдание вашим методам?
— Будущая польза Отечества, — донесся совсем юный голос.
— О будущем? Сейчас я вам покажу будущее, — спокойно сказала я.
И вышла из комнаты. Услышала шепоток: «Сивилла пошла за книгой прорицаний». Нервный шепоток — насмешник старался скрыть впечатление от моих слов.
Через минуту я вернулась. Вместе с Натальей Михайловной и маленькой Настей.
— Будущее? — сказала я. — Вот оно, наше будущее. Наши дети. Ваши дети, которые родятся у тех из вас, кто пока еще не женат. Заговор будет неудачным. Многим из присутствующих здесь предстоит каторга. Сергей Петрович, вашей жене придется ехать за Байкал, чтобы разделить вашу судьбу. Но и это не самое плохое. Кондратию Федоровичу как организатору мятежа и несостоявшегося цареубийства — эшафот.
Рылеев замер. Я поняла почему: он ведь и правда вел разговоры о необходимости убить нового царя завтрашним утром. А такое поручение исключает амнистию.
— Я недавно была в Зимнем, я говорила с великим князем, которому на завтра назначена присяга. Я расскажу вам, о чем мы договорились. А сейчас, прошу, поверьте мне: будущий царь любит своих детей. И хочет, чтобы они выросли в безопасности. Неудачный мятеж расколет страну, в ней не будет мира. А я тоже хочу, чтобы мои дети росли без обид на правительство и не желали ни бездумно поддерживать его, ни свергнуть любой ценой. Ради наших детей…
Ох, надо бы остановиться, пока не заплакала.
Но это сделала Наталья Михайловна. Подошла к супругу, обняла.
— Кондратий…
Обернулась к сидящим, сказала, не сдерживая слез:
— Пожалуйста, не губите нас.
Рылеев растерянно оглянулся. Обнял и жену, и маленькую дочку.
* * *
Домой я все-таки заглянула. На три часа, даже меньше. Расцеловала не спавших, ждавших меня детей. Приняла ванну. Сделала вид, что поспала. И в пятом часу опять поехала в Санкт-Петербург.
С вечера еще раз поблагодарила Петрушу. Он как раз рассказывал товарищам о своих похождениях в офицерском мундире. Похоже, привез из города пару бутылок вина. Прощаю, заслужил.
Ехала одна. Миша ночевал в городе — следил за порядком.
Боязнь и тревога не то чтобы ушли, но отступили перед дремотным спокойствием. Да, может так случиться, что без меня всё переиграют. И в Зимнем, и на Мойке, у Рылеева. Но тут уж только ждать.
Ждать проще всего во сне…
— Эмма Марковна, приехали.
Приехали на Сенатскую. Была уже половина восьмого утра, сенаторы присягнули. Но не разъезжались, так как должен был прибыть новый император и члены Госсовета, не являвшиеся сенаторами.
У входа меня ждал Миша. Улыбнулся бодрой улыбкой человека, не спавшего ночь и освежившегося литром кофе:
— Порядок, Мушка. Дополнение к Манифесту отпечатано. Едут!
Действительно, в полумраке Адмиралтейского бульвара показались сани и верховые фигуры.
— Будет новоиспеченный царь, — шепнул супруг, — а вот мамочка заявила, что согласна на ограничение самодержавия, но не согласна об этом слышать.
Я не верила все равно. До той минуты, когда появился император и генералы заполнили зал. Не без затруднений: понадобились дополнительные кресла и скамьи.
В зале было жарко, если не сказать душно. Супруг оказался рядом с начальником, а я — едва ли не на галерке. Слегка подтанцовывала, чтобы не заснуть.
Но все равно пропустила минуту, когда началось чтение нового документа.
«Божиею поспешествующею милостию мы, Николай Первый, Император и Самодержец Всероссийский…» «Понимая волнения и опасения наших верноподданных…» «Преисполненные желания всеобщего благоденствия…» «Понимая недопустимость существующего стеснения помещичьих крестьян…» «Осознав необходимость дополнительных прав для Государственного Совета…» «Необходимость исправления некоторых законов…»
Интересно, как составлялся этот документ? Возможно, как Манифест о вступлении на трон: написал Карамзин, отредактировал Сперанский.
Если в зале кто-то и дремал, то только я. Сенаторы вертели головами и разве что не дергали себя за уши, желая убедиться в реальности происходящего. Ну да, царь сам себя ограничивает и берется покончить с крепостным правом в течение десяти лет.
Но все же это были слова, пусть и написанные. Требовался поступок.
— Мушка, проснись и лети!
Миша подкрался, дернул меня за рукав:
— Они пришли. Стоят на площади, но не знают, кому вручить.
Я мгновенно вышла из летаргии. Выскочила. Вернулась через десять минут. Как раз когда закончилось чтение.
Дальше требовалось соблюсти подобие субординации. Супруг посовещался с престарелым министром, тот что-то сказал царю. И я услышала профессиональный голос церемониймейстера:
— Его императорское величество изволят, чтобы Эмма Марковна Орлова-Шторм огласила полученные сведения.
Звездный час, звездная минута… Все отдала бы за постель и чашку какао. А тут надо идти в центр внимания.
— Ваше императорское величество, — сказала я после подобающего книксена, — вот тетрадь, в которой участники тайного общества вписали свои имена. Эти люди отказались от своих умыслов, в том числе столь страшного, как покушение на жизнь монарха. Они признают свою вину и вверяют свои судьбы вашей милости. И надеются, что смогут и дальше служить Отечеству.
По рядам пронесся ропот.
— Если люди отказались от своих умыслов, мне незачем знать их имена, — сказал новый царь, — поэтому я считаю должным…
Почему же он говорит так медленно? А, он готов сделать красивый жест. Но в этом здании находится впервые. И не видит очень важного элемента тогдашнего жизнеобеспечения.
— Ваше императорское величество, — дерзнула я, — печка слева от вас.
Первая же подошла и, не жалея перчаток, открыла заслонку.
К счастью, внутри были угольки.
Император эффектно бросил в огонь тетрадь. Но несколько листов выпали. И я поспешила опуститься на колено, чтобы поднять листочки и кинуть на угли.
Эпилог
Остров между Евразией и Америкой
— Эй, медведка, что у нас на обед?
— Сти из кабарги, печеный лосось и клюквенный квас, о повелитель огня.
Можно было проворчать, что «сти» — без капусты, да и лосось будет
