Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов
Ополченцы, которые почти не понесли потерь, бурно ликовали. Однако Мясников и Иванов охладили неумеренный пыл. Всё-таки враг не только не побеждён, но даже и не отброшен…
Унтер-офицер Иванов отправил своего однофамильца с десятком ратников собирать ружья и пистолеты. Сотня дружинников была выделена для укрепления и расчистки палисадов, на которых повисли убитые и раненые враги…
Противник отступил. Но уже скоро начался новый штурм. На сей раз в дело пошла пехота. Только наивные и незнающие люди считают, что поляки — это сильная кавалерия и слабая пехота: в Бородинском сражении именно пехота Понятовского едва-едва не пробила левый фланг русской армии на Утицком кургане. Поляки тогда почти перемололи лейб-гвардии Московский гренадерский полк, и, если бы не дивизия Олсуфьева, заткнувшая собой брешь, удар в тыл русских войск был бы неминуем. А там вряд ли бы Кутузову удалось сохранить армию.
Бывший полковник Пестель, который принял полное командование на время сражения, это прекрасно знал. Посему, завидев наступающие цепи, он оставил на первой линии только тех, кто имел ружья и пистолеты, а остальным приказал отходить ко второй линии окопов. Вместе с трофейными польскими (русского и аглицкого изготовления!) у ополченцев первой линии набралось около сотни стволов. Добрая половина всего огнестрельного оружия, имеющегося у целой дружины. Мало! Тем более что прицельный залп произвести не удастся. Не потянут охотничьи ружья и пистолеты против более дальнобойных армейских ружей.
— Слушать меня! — громко крикнул командир. — Всем укрыться. Укрывшись — приготовиться к стрельбе. Стрелять — только по моей команде. Ложись!
Всё воинство, за исключением командира, залегло. Сам Павел Иванович, слегка укрывшись за бруствером, стал наблюдать.
Стрельба у нападающих началась с четырёхсот шагов. Всё правильно. Только вот попасть с такого расстояния трудно. Видимо, это понимали и поляки. Правильной атаки у пехоты не получилось. Да и где получиться, если приходилось идти через ямы, натыкаться на заострённые колья и на собственных убитых и раненых лошадей? Но цепи продвигались вперёд.
Сблизившись на сто шагов с палисадами и перезарядив ружья, пехота дала залп. Они же не знали и не видели, что защитники сейчас лежат на дне окопа! Залп был такой силы, что многие из жердей разлетелись в щепки. Рядом с Павлом Ивановичем просвистело несколько пуль. Но теперь есть время, пока пехотинец перезарядит ружьё!
— Ратники! — свирепо (как только сумел!) проорал командир. — Вставай!
«Нарочитая» сотня спешно вскочила и прицелилась. Кое у кого уже сдали нервы и, не дожидаясь команды, они выстрелили. Бывает.
— Братцы, — скомандовал Иванов. — Цель-с! Пли!
Залп получился жалким. Из сотни выстрелов попали в цель не больше десятка. Но всё же, всё же! Цепи поляков смешались.
— Братцы! — снова скомандовал унтер-офицер Иванов. — Отступаем! Бегом!
Ратники, только и ждавшие этой команды, споро выскочили из траншеи и помчались к окопам второй линии. Противник, ошеломлённый было залпом, увидев убегающего врага, радостно бросился вдогонку, даже не перезарядив ружей. Можно добить и штыками!
Иванов, бегущий позади ратников, надеялся только на то, что бы не сплоховал его «тёзка»! Вторая линия обороны находилась в двадцати шагах от первой. Когда последний из отступавших запрыгнул в окоп, нарочитый капрал Иванов скомандовал:
— Цель-с! Пли!
В наступающих поляков ударил залп из оставшихся во второй линии пятидесяти ружей.
С двадцати шагов не промахнулся никто! А дальше командовал сам унтер-офицер Иванов:
— Братцы! В атаку!
На наступавшую пехоту противника нестройной толпой побежали ратники. Бой был коротким. Ошеломлённая залпом и ошарашенная видом бородатых злобных мужиков, размахивающих топорами и копьями, польская пехота дрогнула и… начала отступать.
Кое-кто, разумеется, пытался принять бой: профессиональному солдату несложно справиться с ополченцем. Один из пехотинцев успел сразить двух ратников, прежде чем его подняли на копья. А один — даже трёх. Но это уже не играло никакой роли. Вторая атака также была отбита…
Но на этом «игрушки» закончились. Часа через два поляки подтащили артиллерию. Орудия, установленные на прямую наводку, снесли палисады в несколько залпов. Возможности организовать контратаку и отбить орудия у ополчения не было. Кавалерия ударила по флангам, пехота выдвинулась в центр. Достойное сопротивление сумели оказать только ратники второй дружины, воодушевлённые двумя первыми победами. Но и они не могли противостоять слаженным залпам польской пехоты. Всё, что сумел сделать унтер-офицер Иванов, получивший два ранения, — наладить достойное отступление, не превращая его в бегство. А дальше — он уже не помнил…
Унтер-офицера, которого ополченцы за глаза материли и в хвост и в гриву, они же тащили на руках через переправу, не давая ему замочить не то что шинель, но и ноги.
Часть ратников, во главе с самим поручиком Мясниковым, осталась на берегу, прикрывая отход…
…Поручик был сражён штыками. Нарочитый капрал Иванов, крутя алебардой как оглоблей, сумел сбить двух жовнежей, но был забит ударами прикладов.
Соседи — ратники первой и третьей дружин — почти все полегли под саблями, не причинив вреда неприятелю. Статский советник, разрядив оба имеющихся у него пистолета, упал с разрубленной головой. Асессор… тот вообще при первом же появлении противника потерял голову и бросился наутёк. Его, кажется, при бегстве утопили в речке…
…Те, с кем сражались ополченцы, были лишь польским авангардом. Основные силы подошли позже. Гибель ополчения изменила в общем раскладе боя немного. Польские полки, форсировав речку Вихровку, вышли во фланг русской пехоты.
После многочасового боя, потеряв половину пехоты и треть кавалерии, Витгенштейн скомандовал отступление…
Русская армия уходила, оставляя Смоленск. Не было героической обороны, как во времена Михаила Фёдоровича, и не было сражения, как при Александре Павловиче. Город сдали. Но бегства не было.
