Мэри Джентл - Том I: Пропавшая рукопись
— Ладно! Хватит! Назад.
Один из бургундцев — кажется, капитан? — прогремел:
— У нас перемирие! Именем Господа, никакого оружия!
Визиготы неуверенно остановились. Рыцарь-бургундец у дверей занял боевую стойку. Аш высоко подняла большой палец, боковым зрением увидела, что Томас, Эвен и (с неохотой) Годфри пятятся от нее. Она опять устремила взгляд на Фернандо.
Фернандо дель Гиз, не владея голосом, проговорил:
— Аш… если ты предусмотрительна — это осторожность; если ты переходишь на сторону более сильную — это уже бизнес. Ты что, не знаешь, что такое страх? — Помолчав, добавил: — Я думал, ты меня понимаешь: я сделал то, что сделал, из страха, что меня убьют.
Он сказал это очень просто, спокойно, с нажимом. Аш открыла рот, хотела ему что-то ответить, и снова закрыла. Так и стояла, глядя на него. Он держал свой перевернутый шлем обеими руками, костяшки рук побелели от напряжения.
— Я увидел лицо этой Фарис, — сказал он. — И вот я жив. Только потому, что сказал какой-то карфагенской суке, что в армии франков есть ублюдочная кузина. Я так испугался, что не мог не сказать.
— Убежать мог, — настаивала Аш. — Дьявольщина, попытаться-то хоть мог!
— Нет, не мог.
Он так побелел, что она вдруг подумала: «Да он и сейчас боится. Он не в сражении, а боится, как бывает в бою». И сказала привычно ласково, как всегда говорила кому-нибудь из своих:
— Да не волнуйся ты так. Он впился в нее глазами:
— Я — вовсе не волнуюсь.
— Что?
— Меня это не волнует.
— Но…
— Если бы меня это волновало, — объяснил ей Фернандо, — мне пришлось бы поверить, что такие, как ты, правы. Я в ту секунду вдруг все понял. Ты сумасшедшая. Вы все сумасшедшие. Вы убиваете других, и вас убивают, и вы не видите в этом ничего плохого.
— Ты сделал что-нибудь, когда они убивали Отто и Маттиаса и остальных твоих ребят? Ты хоть сказал что-нибудь?
— Нет.
Она молча смотрела ему в глаза.
— Нет, — повторил Фернандо. — Я ни слова не сказал.
Другому она бы объяснила, что война есть война, да, дерьмо, но войны бывают, и что бы ты ни говорил, это ничего не изменит.
— Так в чем дело? — уколола она его. — Скорее, твой стиль — пописать на двенадцатилетнюю девочку?
— Я, может, этого бы не сделал, если бы понимал, как ты опасна. — Выражение его лица изменилось. — Плохая ты баба. Ты убийца, психопатка.
— Не мели ерунды. Я солдат.
— А солдаты именно таковы и есть, — пародируя, продолжил он в ее стиле.
— Возможно. — Она говорила жестко. — Это война.
— Ну, лично я не желаю больше участвовать в войнах. — Фернандо дель Гиз улыбнулся ей светло и печально. — Хочешь правду? Я не желаю в этом участвовать. Если бы у меня был выбор, я бы вернулся в Гизбург, поднял бы подъемный мост и не выходил бы до самого конца войны. Пусть войнами занимаются такие кровожадные суки, как ты.
«И я делила постель с этим типом, — думала Аш, поражаясь, какая между ними дистанция. — А если он меня попросит? сейчас?..»
— Это мне намек — уходить? — Аш взялась руками за пояс. Голубая кожа пояса была украшена медными заклепками в форме львиных голов; у нее мелькнула мысль, что женщины такое не носят. — А что касается соблазнения, это, конечно, чушь.
— Да, согласен. — Фернандо через плечо взглянул на Санчо Лебрию, и по нему было видно, как он огорчен, что эти люди подслушали, как он не сумел уговорить заблудшую жену. — Мои жизненные достижения не блестящи в последнее время.
Усталым выглядит, подумала Аш. Моментальное сочувствие к нему смыло весь старательно накопленный гнев.
Нет. Нет. Я права в своей ненависти к нему. Я должна его ненавидеть.
— У тебя прекрасные жизненные достижения. Последнее, что ты для меня сделал, — это предательство. Почему не пришел ко мне в Базеле? — требовательно спросила она. — Когда они меня заперли, почему не пришел?
— А зачем мне было приходить? — Взгляд Фернандо был совершенно пустой.
И Аш его ударила.
Движение это было бесконтрольным, она едва удержалась, чтобы не вытащить меч. Это, конечно, объяснялось нежеланием почувствовать клинок стражника в своем животе, но ее прежде всего остановила промелькнувшая перед глазами картинка: по лицу Фернандо дель Гиза растекаются ручейки крови из рассеченного черепа.
От одной только мысли об этом у нее начался приступ тошноты. Не из-за факта убийства, убивать — ее работа; но — будет причинен вред этому телу, которое она сама ласкала своими руками…
Она ударила его по лицу сжатым кулаком, без перчатки; выругалась; сразу занывшую кисть спрятала себе под мышку и уставилась на Фернандо дель Гиза, а он откачнулся назад на каблуках, в широко раскрытых глазах появилось ошеломленное выражение. Она видела, что это не ярость, его просто ошеломил сам факт, что женщина осмелилась ударить его.
Позади нее зашаркали ноги, зазвенели кольчуги, раздались удары древками секир о каменные плитки пола, люди были снова готовы ринуться вперед…
Фернандо дель Гиз неподвижно стоял перед ней.
Под его губой вздувалось маленькое красное пятно. Он тяжело дышал, лицо его покраснело.
Аш наблюдала за ним, сгибая и разгибая пульсирующие от боли пальцы.
И наконец, кто-то — не из ее людей, из визиготов — хрипло засмеялся.
Фернандо дель Гиз по-прежнему неподвижно стоял перед ней. Она смотрела ему в лицо. Как острой сталью, ее пронзило что-то похожее на жалость — если жалость может иссушать и сжигать, как ненависть; если становишься абсолютно неспособным вынести позор и боль другого человека.
Аш вздрогнула, приложила пальцы к волосам, нагретым лучами солнца, ощутила швы на коже, сшитые колючими жилами и все еще выступающие на поверхности головы, и почувствовала на своей коже его запах.
— Боже мой!.. — У нее задрожало все внутри. Слезы хлынули из-под век, она заморгала от негодования и, откинув голову назад, объявила: — Эвен! Томас! Годфри! Уезжаем!
Каблуки Аш застучали по каменным плитам. Офицеры с обеих сторон от нее приноравливали свои шаги к ее бегу; она мчалась мимо мелькнувшего лица Санчо Лебрии, его людей, не обратила внимания на Ягненка; промчалась через окованные железом дубовые двери, не оглядываясь, не посмотрев, какое могло быть выражение лица Фернандо дель Гиза.
Мчась без определенного направления, Аш мимо своих людей вылетела из герцогского дворца в город; не глядя по сторонам, она проталкивалась сквозь толпу. Сзади ее окликнул чей-то голос. Но она и его не заметила, отвернулась, взлетела по каменной лестнице на открытую площадку и оказалась на массивной каменной стене Дижона, под ней лежали улочки города.
Она остановилась, запыхавшись, высоко над запруженными людьми и лошадьми улицами; по всегдашней привычке рассеянно оценила прочность стен. Отставшие от нее офицеры где-то позади стучали каблуками, взбегая по ступеням.
Дерьмо!
Она присела на бойницу, освещаемая послеполуденным солнцем. Очень далеко внизу, по обе стороны от пыльной белой дороги, ведущей в город, на полях работали крошечные фигурки. Мужчины в рубашках, в закатанных до колен драных рейтузах, связывали снопы бело-золотой пшеницы и, поднимая, грузили их на бычьи повозки. Теперь, по мере того как спадала убийственная жара, они стали двигаться быстрее…
— Дитя! — к ней подбежал запыхавшийся Годфри Максимиллиан. — Ты как, в порядке?
— Вот сукин сын трусливый! — Ее тело содрогалось от сильного сердцебиения, даже руки покалывало. — Долбанные визиготы — и меня передадут этим?
Томас Рочестер, раскрасневшийся от жары, сказал:
— Командир, уймись, ради Бога!
— В такую жару так носиться, — добавил Эвен Хью, отстегивая шлем и залезая на бойницу, где дул свежий ветер, чтобы оглядеть кажущиеся бесконечными ряды палаток бургундской армии, стоявшей под городскими стенами. — У нас хватает забот и кроме того парня, верно?
Аш метнула взгляд на них, на Годфри; успокоилась.
— Итак, за двадцать четыре часа я должна решить, ждать ли вердикта герцога или собрать свои манатки в засморканный платочек и отправиться…
Мужчины смеялись. Снизу, из-под городской стены, доносился шум. В крепостном рве, окружающем город, плавали ее люди, ныряли друг под друга, сверкали их белые руки, лагерные собаки тявкали и лаяли на их голые пятки. На ее глазах белая сучка с торчащим кзерху хвостом подпрыгнула и столкнула Томаса Моргана, помощника Эвена Хью, тот потерял равновесие и слетел с узкого моста, ведущего к городским воротам. В раскаленном воздухе прозвучал отдаленный всплеск падения в воду.
— Вон едет герцог Карл, — Аш указала на кавалькаду всадников, выезжающих из городских ворот и направляющихся в сторону леса; их нарядные одежды казались яркими на фоне пыли, на запястье у каждого сидел сокол; кавалькаду сопровождали пешие музыканты. Исполняемая ими мелодия приглушенно доносилась сюда, наверх. Аш прислонилась спиной к холодной каменной стене. — Можно подумать, будто у него дел нет! А, может, и вправду нет. Не то что у меня — думать, передадут ли меня утром этим чертовым визиготам.
