Назад в СССР: Классный руководитель, том 2 - Евгений Алексеев
— Ну, как вы опасались, воры пробрались, но я их шуганул.
— Идите домой, Олег Николаевич, переоденьтесь, позавтракайте.
— Я боюсь помещение оставить.
— Не надо бояться. Я вызвал второго сторожа. Он будет здесь всё охранять. Пока новые двери не привезут, — директор бросил взгляд на часы. — Я уже договорился. Часа через два должны доставить.
— Я оплачу все работы… — начал я, но осёкся, увидев рассерженный взгляд собеседника.
— Олег Николаевич, ну что вы дурака-то валяете? — протянул он недовольно. — Вы же подвиг совершили, считай. Спасли школьное имущество. Я отмечу это в приказе. Идите же, наконец, домой. Все будет в порядке. Жена ваша звонила, беспокоилась, почему вы домой не вернулись.
Я замер от этих слов: Людка обо мне беспокоилась? И откуда она могла звонить в 8 утра? Неужели пошла по соседям? Что-то совсем на неё не похоже. Наверно, из автомата во дворе, но зачем?
Я подождал, пока подойдёт второй наш сторож, дядька средних лет, бывший боксёр в среднем весе, победитель районных спартакиад. Плотный, широкоплечий мужик, хотя и достаточно большим «мамоном», который выпирал из-под ремня. Но сила в мужике все равно ощущалась. Только после того, как он прошёл внутрь, уселся на одно из кресел, я решился все-таки покинуть школу.
Вышел на крыльцо, февральское промозглое утро пока ещё робко являло свои права. Небо посветлело, исчезла луна, все затянуло сизыми лохматыми тучами. Морозец впился в лицо, особенно в места, которые пострадали от кулаков бандюков. Но я поднял воротник, и поплёлся месить снег до остановки. В сторону Москвы автобусы шли битком набитые — люди ехали на работу. Но в сторону моего дома — полупустые. Я дождался «трёшки», но, когда зашёл в салон и оторвал билет, заметил, что редкие пассажиры косятся на меня, как-то странно посматривают. И тут вспомнил, что я забыл умыться, наверняка на моей физиономии засохшая кровь, уж не говоря о синяках. Я нашёл местечко у окна, и отвернулся, разглядывая пробегающие мимо нагие деревья, засыпанные снегом, редкие кирпичные пятиэтажные дома и «брежневки» — без балконов и лоджий, спутниковых антенн и кондиционеров они казались совсем безликими бетонными коробками с дырками-окнами.
Когда добрался до своего подъезда, уже совсем рассвело, и я заметил, что дом напротив вырос уже до пятого этажа. Так что, может быть, его как раз и достроят до 9-го мая. Вспомнилась новая учительница французского, которая хочет квартиру получше. Если переедет сюда, будем встречаться часто. Привлекательная женщина, положила на меня глаз. Зачем всё это?
В подъезде — темень, хоть глаз коли: опять хулиганы или разбили, или выкрутили лампочку. Ощупью я поднялся по ступенькам к лифту. Попытался вызвать, но кнопка не загорелась красным, и никакого звука я не услышал. Пришлось подниматься пешком, но далось мне это легко, перепрыгивая через пару ступенек, оказался у нас на этаже. Позвонил в дверь. Через минуту она распахнулась, Людка в своём любимом «королевском» халате, ярко-красном с вышитыми золотыми лилиями, пропустила меня и встала около двери в большую комнату, таинственно улыбаясь.
— Явился, наконец. Думала, вернёшься, весь перемазанный губной помадой, а ты опять с разбитой рожей, — сказала со смешком, но в голосе я не услышал осуждения, лишь иронию.
Сложив руки на груди, она демонстративно отошла в сторону, и тут я увидел на стене то, что повергло меня в полный восторг — телефонный аппарат бежевого цвета, такой же, как я видел в квартире Тетерина. Не веря своему счастью, подошёл ближе, снял трубку.
— Работает?
— Хех, а то? Конечно. Вот тебе номерок, как просил, — она подал мне клочок бумаги, с написанными размашистым почерком цифрами.
— Хороший номерок, легко запомнить, — теперь я понял, почему Людка звонила в школу. Хотела проверить, как работает домашний телефон.
— Ладно, иди душ прими, а то выглядишь, как бандит с большой дороги.
— Кофейку мне сварганишь?
— Сделаю, мой герой. И завтрак приготовлю. Давай, переодевайся.
Я снял полушубок, стащил сапоги и отправился в свою комнату. Пиджак остался цел и невредим, а вот рубашка оказался вся порванной, придётся, видно выбросить. И тут я вспомнил о пухлом конверте, который передали от цыгана. Я заглянул внутрь и поразился — Буряца вложил не тысячу рублей, а целых две. Десять бумажек по сто рублей, десять по пятьдесят и остальные по четвертаку. Я уселся на диван, с интересом рассматривая 100-рублевую бумажку. Я их видел, но никогда в руках не держал. И в голове зазвенели строки из песни, которую мы вместе пели с Буряца:
Всюду деньги, деньги, деньги,
Всюду деньги, господа,
А без денег жизнь плохая,
Не годится никуда.
Полтинники помню обменивали в 91-м году, а фиолетовые четвертаки делались с самой серьёзной защитой. Почему-то на ум пришло уголовное дело, когда один умелец смог сделать эти фиолетовые купюры так, что никто не мог заподозрить, что они фальшивые. Прокололся он лишь на том, что надписи на банкнотах делали на всех языках республик Союза, и в каком-то закралась ошибка. Я отложил мелкие купюры, а сторублёвки сунул в карман халата.
Ушёл в ванну, пустил горячую воду, но потом сделал ее еле-еле тёплой, иначе от ударов струек воды начинали зудеть всё мои «боевые» раны. Удалось даже побриться, шрамы от когтей Златы-Машки почти зажили. Вылез из ванны, взглянул в зеркало. С удовольствием разглядывая свою физиономию, рельефные бицепсы. Все-таки как здорово быть здоровым и молодым! Начинаешь ценить молодость по-настоящему, только когда ее теряешь, в старости.
Людка уже суетилась на кухне, в нос ударил сногсшибательный аромат свежесваренного кофе и жаренных котлет. Жена выложила две штуки с гарниром из гречневой каши, щедро сдобренной сливочным маслом.
— Держи, — я подал ей пачку сторублёвок.
Она выхватила деньги, пересчитала.
— Фарцевать что ли начал? — бросила хитрый взгляд.
— Нет. Все честно заработано, — я усмехнулся. — Моими талантами.
— Ясно, — вытащив три купюры, она сунула в карман халата, остальные отдала мне обратно.
— Это я на хозяйство беру, а это ты копи лучше на машину. А то ездишь, как пацан на мотоцикле. Надо солидней быть. Купить машину.
— А ты мне её достать сможешь, если накоплю?
Она ничего не ответила, только губы тронула снисходительная ухмылка, мол, о чем ты говоришь? Какие проблемы?
