Флигель-Адъютант - Евгений Адгурович Капба
А на миру, братцы, и смерть красна, а?
В груди защемило — первая, вторая тысяча слитной многоногой змеей выплескивались на плац и разворачивались в боевые порядки... Третья, четвертая...
— — Сига-суджук! Сига-суджук! — я слышал шепот каждого из них, они бормотали это волшебное заклинание себе под нос, точно также, как малыши-кафры, и гнал от себя мысли о том, что эти взрослые дядьки, подростки и убеленные сединами старцы могут повторить судьбу коричневокожих юношей с дальнего Юга...
Шепот сливался в один рокочущий бас, единый голос ополчения, который в какой-то момент заглушил даже пронзительную мелодию зурны и барабанные дроби. Наконец, последняя тысяча, в авангарде которой маршировал Башир со своими контрабандистами, вышла на плац и услышав команду:
— На месте — стой, рыба-колбаса! — последний раз наша эрзац-армия ударила пятками в пыльные плиты плаца и замерла.
— Да! — выдохнул я, не сдерживая радости. — Да-а-а-а!!!
И меня поняли правильно, и подхватили мой вопль многоголосо, мощно:
— А-а-а-а-а!!!! — они потрясали оружием и обнимались друг с другом и приплясывали, и вопили от радости.
Черт его знает, может — были счастливы потому, что наконец смогут отвязать от ног рыбу и колбасу, и отнести гостинцы детям, или сожрать в одиночку... А может — почувствовалаи тоже, что и я? Единение с теми, кто стоит рядом, плечом к плечу?
Говорят, за три дня можно научить ездить на велосипеде медведя. Никогда не пробовал... А вот вымуштровать случайных людей для одного чудовищного блефа — получилось. И я чертовски ими всеми гордился.
— Слушай мою команду! — рыкнул я по-имперски, и местные командиры продублировали мои слова на дили и шемаханском. — Приказываю — получить форму! Посотенно, к складам — шагом-марш!!!
То, как они быстро восстановили дисциплину, как четко выровняли ряды и потянулись за своими командирами, и какие улыбки сверкали на смуглых лицах — всё это добавляло мне уверенности, что задуманная профанация может и получиться! Но мой бодрый настрой улетучился очень быстро — ровно в тот момент, когда полковник Торники со стены крикнул:
— Едут! Едут!!!
Если бы он крикнул "идут" — это значило бы, что мы не успели, и нам конец. Но сейчас — "едут" могло значит парламентеров, и тогда — мы успели, пусть и в самый последний момент. И я мог потянуть время — пусть и ценой... Какой угодно ценой!
* * *
У нас собралась довольно странная команда переговорщиков: впереди шел я, за мной — Кузьма с имперским знаменем на плече, рядом с ним — Гегард Торники с шемаханской хоругвью в руках. А по мою левую руку царственной походкой шествовала та самая чопорная дама, выполнявшая роль подружки невесты на венчании. Ее звали Каринэ Рштуни и она, оказывается, была настоящим нахараром — кем-то вроде генерал-губернатора восточных пределов долины Шемахи! Вот вам и положение женщины в традиционном обществе... В любом случае, сановника, рангом выше этой дамочки найти не удалось, да и сама она проявила настойчивое желание придать нашей насквозь милитаристской, да к тому же еще и состоящей наполовину из иноземцев делегации, настоящего лоска и элитарности.
Нам навстречу, по золе и углям сгоревшего парка выдвинулись всадники. Завидев, что мы шли пешком, трое из них спешились. Один нес полосатое башибузукское знамя, второй явно выполнял роль телохранителя, а третий... Третий, видимо, и был парламентер.
По крайней мере, белую чалму из всей орды могли носить только военачальники самого высокого ранга — так было принято у башибузуков. Орлиный нос, насупленные брови, длинная ухоженная черная борода, дородная фигура в красно-желтом атласном халате — всё это говорило о том, что этот мужчина явно привык повелевать и знал себе цену.
— Почему я вижу здесь флаг эмперьял? С каких пор Шемахань стала имперским городом? — спросил этот башибузук, не утруждая себя приветствием.
— А с каких пор дикарь из пустыни считает себя вправе спрашивать что-то таким тоном в долине Шемахи? — не дала мне и рта открыть Каринэ Рштуни. — Не так ли давно ты, Касым Абу Али приводил сюда коз на продажу? Теперь ты надел белую чалму и думаешь, что можешь проявлять неуважение к тем, с чьих рук питался в детстве? Позор тебе, Касым Абу Али!
— А-а-а, это ты, старая лицемерная женщина! — Касым сложил руки на груди. — Каково теперь тебе разговаривать со мной не как с нищим, а как с победителем?
Мы с Кузьмой переглядывались — переговоры сразу как-то не задались. Нужно было срочно менять их русло!
— Позвольте представиться, — щелкнул каблуками я. — Временно исполняющий обязанности командующего обороной Старого Города Шемахани, лейб-гвардии полковник...
— Ого! — перебил меня Касым и сделал резкое движение рукой. — Лейб-гвардии полковник? Что-то я не видел имперских войск, входящих в город! Я видел только шемаханских стражников, которые улепетывали отсюда следом за разжиревшими трусливыми советниками... Ты самозванец, полковник. А рядом с тобой кто? Гегард? А-а-а, старый пёс Тиграна, пришел подписать сдачу города? Что, все твои друзья, и начальники, и даже царица — все сбежали? Оставили эту почетную обязанность тебе? Джавдет посмеется, когда я приволоку тебя на аркане в его ставку... И эмперьял тебе не помогут! Сколько их тут — десять? Двадцать? Если я хлопну в ладоши — сюда явится двадцать тысяч аскеров! Выбирайте — вы можете открыть ворота, и поклониться Джавдету как царю и первосвященнику Баала, или — вас постигнет та же участь, что и жалких червей за моей спиной, что корчатся в золе!
— Вы предлагаете капитуляцию? — спросил я, снова пытаясь перехватить инициативу. — На каких условиях?
— На условиях? Эмперьял, ты уверен, что имеешь право говорить со мной от лица шемаханцев? — однако, его надменный тон даже мне опротивел.
— Я исполняю обязанности коменданта. Все войска, которые сейчас обороняют Старый Город, подчиняются мне! — я представил, как выстрелю ему в пузо из револьвера — стоило только сунуть руку в карман...
Кажется, это проскочило в моем взгляде, и потому Касым Абу Али слегка умерил спесь:
— Войска? У вас нет
