Богдан Сушинский - Восточный вал
— Но ведь и Всевышний не утруждал себя экспериментами, подобными тем, которыми озабочены мы, в нашей секретной лаборатории, — огрызнулся Фризское Чудовище.
— Не настаивайте, зачислить в штат «Лаборатории призраков» Всевышнего я все равно не смогу, — воинственно улыбнулся Скорцени. — По рангу не положено. Разве что фюрер. Ибо фюреру позволительно даже то, что не позволительно Всевышнему.
— Только вряд ли я осмелюсь напомнить об этом им обоим — фюреру и Всевышнему.
— Понимаю: далеко не каждому из нас, смертных, дано сотворять целое поколение новой цивилизации. И тем не менее… Спуститесь на землю и не забывайте, что, прежде чем решиться на сотворение зомби, мы решились сотворить Вторую мировую войну.
— Что выглядит весьма опрометчиво. Особенно идея напасть на Россию. В любом случае, теперь следовало бы очнуться и перевести дух в границах рейха сорокового года. А дальнейшее завоевание мира начинать не с того, что посылать в танковые мясорубки десятки арийских дивизий, а с превращения в зомби тот многомиллионный неполноценный людской материал, который уже имеется под рукой на огромных просторах, от африканских песков до белорусских болот.
— Создавая обычную, наземную армию зомби? — удивленно уточнил Скорцени, поражаясь тому, что подобная мысль до сих пор не пришла в голову ему самому.
— Для начала вполне хватило бы нескольких отрядов диверсантов. Понимаю, что решение о создании зомби-диверсионных отрядов было бы воспринято вами с большим пониманием, — оскалился в своей жутковатой ухмылке Фризское Чудовище.
В это время дверь в зомби-могильник вновь приоткрылась и на пороге, в сопровождении фельдфебеля Зебольда, появился барон фон Штубер.
— А вот и командир подразделения зомби-диверсантов! — объявил Скорцени, отвечая на приветствие гауптштурмфюрера. — Говорят, вы уже неплохо освоились здесь, стратег и тактик партизанских воен.
— Я и в самом деле пытаюсь определить места закладки базовых партизанских складов и самих подземных партизанских лагерей, соединяя их с лагерями и базами наземными.
— И какие перспективы подобной войны вам с Вечным Фельдфебелем видятся?
— Ни один лесной партизанский отряд не получал возможности в критической ситуации отойти на подземную базу. Мне пришлось пару недель провести в Одессе, в роли специалиста по антипартизанским операциям против отрядов, действовавших в тамошних катакомбах. Конечно, наши рейды были малоэффективными, поскольку атаковать партизан в катакомбах, в узеньких проходках и штольнях, в полном мраке, — очень сложно. Атакующие несут немыслимо большие потери, а оставшиеся в живых выбираются из подземелий в полусумасшедшем состоянии. В то же время гестапо и сигуранце удалось замуровать, заминировать и взять под наблюдение все основные выходы из катакомб, поставив катакомбников на грань выживания, поскольку выработки катакомб к жизни не приспособлены: нет света, нет воды, нет топлива и всего прочего, а психика людей очень быстро истощается.
— То есть «СС-Франкония» значительно лучше приспособлена к жизни партизан, а лагеря их, в соединении с секретными наземными базами, становятся очень надежными?
— Считаю, что у диверсантов «лагеря дождевого червя» появятся уникальные возможности для партизанских действий. Через неделю у меня уже будет готов план базирования партизан, их рейдов и направления основных ударов.
— В таком случае я подготовлю приказ и назначении вас начальником разведывательно-диверсионной службы «Регенвурмлагеря» и заместителем коменданта по развертыванию партизанского движения. Уверен, что Кальтенбруннер его поддержит, а Гиммлер подпишет. Одновременно похлопочу и о повышении вас, гауптштурмфюрер, в чине.
28В выработке, в которой должно было появиться первое распятие работы лучшего скульптора «СС-Франконии» Отшельника, уже потрудились два пленника-камнетеса. Они вырубили из каменного монолита заготовку для столба, грубо очертили контуры креста и даже контуры некоего подобия тела Иисуса. Но для более тонкой и возвышенной работы их грубые зубила ремесленников оказались непригодными.
Теперь камнетесы стояли с непокрытыми головами и молча, почти благоговейно, как и подобает подмастерьям, смотрели на появившегося мастера. Эти «голгофские плотники» примитивно «сработали» крест и вознесли его на Голгофу, теперь все решало искусство «палача».
— Зачем им, нехристям, понадобился этот крест? — негромко проговорил один из камнетесов, худощавый и согбенный, в произношении которого Отшельник четко уловил белорусский акцент.
— Ну, распятие ведь, — пожал плечами его напарник, считая, что в данном случает оправдание Штубера и Крайза сокрыто в самом смысле и предназначении скульптуры.
— Как они собираются отмаливать грехи свои перед муками Господними, когда сами муки эти возрождают в камне, через убийство и мучения?
— А они ставят распятия не для того, чтобы, глядя на них, молиться, — уже более уверенно ответил ему собрат по топору. — Это эсэсовцы нас запугивают. Кресты Иисусовы для них — что-то вроде сатанинской метки. Чтобы на каждого замученного здесь — по распятию.
Камнетесы вопросительно взглянули на Отшельника, но тот богобоязненно осматривал заготовку, взволнованно и недоверчиво прощупывая заскорузлыми пальцами каждую складку материала, каждую неудачную зазубрину.
Сейчас он был похож на скрипичных дел мастера, ощупывающего заготовку под скрипку. Вроде бы, все, как надо, все — как всегда. И все же, какие-то сомнения охватывали: неужели эта масса грубой древесины способна будет когда-либо воссоздавать уму непостижимые творения гениев?
— Что ты так прицениваешься? — скептически поинтересовался белорус. — Что облапываешь ее, словно девку на весенней травке?
— Материал понять хочу. Образ уловить…
— Что-что ты хочешь «понять»?
— Материал, материал. Что тут непонятного?
— А что «уловить», какой такой «образ»?! — поинтересовался его собрат.
— Зачем тебе это знать? — недовольно проворчал Отшельник.
— Я к тому, что если еще пару раз пройтись по ней зубилом и изуродовать, то ничерта у них потом не выйдет.
— Не Христос, а чистый ирод — вот что у них из глыбы этой получится, — добавил белорус.
— У кого «у них»?! — хриплым басом возмутился Отшельник. — Статую сотворяют не они, а мы с вами. Наше это… Наша работа, память о нас.
Он оглянулся на безучастно стоявшего неподалеку гауптштурмфюрера Вилли Штубера, но тот методично ударял стеком по голенищу до блеска начищенного сапога и всем своим видом давал понять, что вмешиваться не собирается.
— Какое «наше»?! Что здесь нашего?! — изумился напарник белоруса, приземистый, широкоплечий мужик лет пятидесяти, с искореженной шрамом нижней губой. — Мы здесь рабы, и дело наше — рабское.
— Неужто забыли, сколько великих творений создано было рабами? Потому что не на рабство работали — на вечность.
— Все равно надо бы изуродовать, — возразил «губастый», страшно заикаясь и шепелявя, очевидно, когда-то, во время допросов, ему раздробили челюсть.
— Вы обо мне и камне этом думайте, что хотите. Но если кто-то из вас хоть однажды нанесет неверный удар топором или молотком, того я самолично изуродую! — буквально прорычал Отшельник, обкрошивая пальцами ту часть заготовки, в которой уже чудились ему голова и терновый венок Христа.
Камнетесы приумолкли и только теперь, вспомнив, что неподалеку стоит немецкий офицер, с опаской оглянулись на него.
— Да-да, я слышал весь ваш спор, — неожиданно заговорил этот офицер почти на чистом русском, что поразило их, словно знамение небесное. — Дело не в том, что вы рабы, а в том, что вы — не мастера, а црего лишь жалкие ремесленники. Вы никак не можете понять: все, что здесь делается, принадлежит уже не нам, ибо мы — всего лишь колония термитов, возводящих сей величественный подземный Термитник. Оно принадлежит цивилизации, которая будет утверждаться в этих подземельях после нас.
Камнетесы угрюмо молчали, время от времени посматривая то на Штубера, то на Отшельника. В эти минуты оба они в одинаковой мере были ненавистны им. Как, впрочем, и камень, из которого должно появиться распятие.
— В ближайшее время камнетесы подготовят для вас, Отшельник, еще три таких заготовки, — не обращал на них внимания барон фон Штубер. — Завершив работу над ними, вы затем украсите зал торжеств «СС-Франконии» гербом Третьего рейха.
— Никогда не занимался такого вида резьбой… — попытался возразить Отшельник, однако Штубер не пожелал выслушивать его.
— Понимаю, что вы потомственный мастер, и что ваше призвание — распятия.
— Каждый должен делать то, что умеет, — угрюмо оправдал себя Отшельник.
