Наталья Болдырева - У обелиска (сборник)
Черт что-то недовольно забурчал под нос, но под взглядом Эккехарда мигом притащил два стакана, которые размером были едва ли не больше его самого. Один он протянул Каролине, другой, сиганув с каминной полки на софу, передал Эккехарду. Цыганка сделал осторожный глоток, закашлялась от шнапса. Эсэсовец выпил свой как воду, но легче ему, похоже, не стало.
– Хозяин, – с неодобрением заметил второй черт, прыгнув на софу. Плюнул на пальцы, загасил пламя на своем хвосте, на хвосте брата, встревоженно потянул носом. – Ты, хозяин, и так уже лишнего выпил.
– Сегодня можно. Завтра начнется ад.
Каролина встретилась с его взглядом и похолодела.
– Что начнется завтра? – спросила она и не узнала своего голоса.
– Тебе известно.
Каролину охватило смятение. Он или действительно был в курсе готовящегося восстания, или опять запутывал ее, чтобы она сама все выложила.
– Да, я знаю о восстании, – заговорил Эккехард. – В штаб уже целый месяц поступают донесения о том, что происходит в подполье.
Каролина попятилась к двери. Первая мысль была бежать, предупредить Мартушу. Но цыганку остановил холодный, уверенный голос фон Книгге.
– Ты ничего не изменишь. Они все обречены.
– Я не верю тебе…
– Я вижу гораздо глубже, чем ты себе можешь представить. Вижу судьбу этого города. Всего города… Так зачем ты следила за мной?
Каролина растерянно молчала, пытаясь вспомнить. Решительность вдруг испарилась. Цыганка прислонилась к стене, по щекам побежали слезы. Черти переглянулись, неодобрительно покачали головами.
– Ты оплакиваешь тех, кто еще жив, – заметил Эккехард.
– Люди Мартуши видели, что табор увезли в грузовике по твоему приказу. Судя по всему, в место, где очень быстро умирают.
– У нас был договор, Каролина: ты отдаешь мне ключ – твой табор остается жив. Я готов сдержать свое обещание… Дело за тобой.
В темных широко распахнувшихся глазах цыганки заплескались отражения сотен свечей.
– Где они? – выдавила она из себя.
– Не в Аушвице. В одном из подвалов в Варшаве. Их стерегут мои люди. Если ты отдашь ключ, их точно так же погрузят в грузовик, вывезут за город и отпустят. Поверь, в моей власти провернуть и не такое. Соглашайся – и спасешь хоть кого-то… У нас есть несколько часов. Но в замке нам лучше быть к концу ночи.
Он подошел к ней, вытер пальцем слезинки со щек, приподнял ей подбородок, прижался к соленым губам. Она сдалась с тихим стоном, не понимая, почему, ненавидя его, хочет быть вместе с ним.
Свечи почти догорели. Каролина осторожно приподнялась на постели, огляделась. Потом дотянулась до одной из маленьких свечек, склонилась над Эккехардом. Сдерживая от волнения дыхание, взяла его руку, перевернула. Но он сжал пальцы, прежде чем она успела что-либо разглядеть на ладони. Из задрожавших рук выпала свечка, пролив ему на грудь несколько капель расплавленного воска. Но Эккехард даже не вздрогнул, посмотрел в ее испуганные глаза.
– Прямо Амур и Психея, – гнусавыми голосками заметили черти.
Оба теперь сидели на каминной полке и болтали ножками, стуча копытцами по мрамору.
– Тебе так любопытно? – спросил Эккехард спокойно. – Не показываю не потому, что это секрет. Это испугает тебя.
– Ты меня уже так напугал, что хуже быть не может, – отозвалась Каролина.
– Может.
Он приподнялся, его рука скользнула по ее волосам, по спине, притягивая к себе.
– Экке… – Каролина закрыла глаза, когда он поцеловал ей шею, плечо. – Покажи мне, пожалуйста!
– Не надо, хозяин! Она сбежит от тебя еще быстрее, чем в прошлый раз.
Взгляд Эккехарда упал на неснятые с руки часы. Он отстранился.
– Потом. В замке. Вставай и одевайся. Нам пора идти.
Они прошли по Пивной улице, не встретив ни одного патруля. У ворот замка была выставлена охрана. Но они беспрепятственно ступили внутрь. Каролина решила, что Эккехард снова сделал их невидимыми.
Ночью пустые огромные залы сделались совсем жуткими. Свет фонаря, который фон Книгге взял в караульном помещении, высвечивал голые стены, часто черные от пожара, делал едва отступившую тьму еще более мрачной, давящей. Каролина шла по залам и не узнавала ничего. Она вдруг остановилась в отчаянии, сжала руки.
– Я не помню! Я ничего не помню! Тут все по-другому!
Эккехард обернулся к ней.
– Успокойся, представь, где это было, вспоминай…
Каролина на несколько мгновений закрыла глаза. Черные безжизненные залы исчезли. В воображении рисовалось их былое величие и красота, яркость люстр и светильников, картины с пейзажами и портретами монархов, королевское золото. Хелена тогда тоже приводила ее сюда, накинув невидимость на обеих.
– Третий этаж. В том зале когда-то стояли огромные напольные часы. Тайник был за ними…
– За часами? Символично.
Они поднялись наверх, нашли, как показалось Каролине, нужный зал. Но здесь она опять остановилась в растерянности. Тронутые давним пожаром стены было не узнать. Над головой не было крыши, среди стропил завывал ветер. Эккехард прошелся несколько раз вдоль стен, выстукивая маленьким молоточком. Остановился напротив Каролины.
– Должно быть что-то еще…
Она вскрикнула, когда он неожиданно порезал ей ладонь офицерским кинжалом. Схватив за запястье, он потащил за собой цыганку, обагряя сажу стен ее кровью. Каролина тихо плакала от боли, но не сопротивлялась. Внезапно в одном месте стена запламенела, стала прозрачной, словно плавилось стекло, истончилась и исчезла, открывая освещенную багровым нишу. Эккехард замер, взволнованно следя за происходящим, не заметил, как Каролина, чью руку он еще держал, перевернула его ладонь. Она всмотрелась в линии. На лице ее обозначилось непонимание, а потом цыганка отшатнулась, вжавшись в стену. Он взглянул на нее с недоумением, потом понял, что произошло.
– Этого не может быть! Не может! Не может! – закричала Каролина.
Открытие отрезвило ее так, словно она нырнула в прорубь замерзшей в зиму Вислы.
– Я не хотел пугать тебя, – мягко заметил Эккехард. – И ты не должна бояться – я сдержу свое обещание.
– Нет, – произнесла она, мотая головой. – Я теперь не могу сдержать своего…
– Отойди от стены и дай мне забрать ключ, – голос эсэсовца заледенел.
– Можешь убить всех моих родных, но ты не получишь его.
– Ты мне не помешаешь, лишь сделаешь себе хуже.
– Хелена перед смертью поведала мне кое-что. Ты зря считал ее глупой.
– Что она тебе еще сказала? – хмуро поинтересовался Эккехард.
– Как уничтожить ключ…
Каролина запустила руку в нишу. Ее пальцы нащупали холодный стержень, схватили, извлекая наружу тонкой работы бронзовый ключ. Над ним она занесла раненую ладонь. Настороженность во взгляде штурмбаннфюрера сменилась, как ей показалось, отчаянием.
– Ты тоже знаешь, да? – почти торжественно произнесла Каролина.
– Не надо. Ты не понимаешь, что делаешь… Только не сейчас!
– Это уничтожит ключ и сильно ослабит тебя. Так ведь?
Алые капельки сорвались с ладони на бронзу, зашипели, словно попали на раскаленный металл. Ржа тут же стала пожирать ключ. Эккехард метнулся к цыганке, попытавшись вырвать желанный артефакт, но она крепко сжала его в раненой руке, пачкая в крови. Эсэсовец рухнул у ее ног, скорчившись от боли. Каролина торжествовала, стискивая зубы. И лишь мигом позже осознала, что тоже чувствует невыносимую боль. Блузка покрылась бурыми пятнами. Цыганка с испугом сорвала одежду и увидела, как по коже расползаются кровоточащие язвы, все больше пожирая плоть, точно так же как ржа уничтожала ключ. Еще через секунду раны на Каролине вспыхнули алым пламенем, которое объяло ее всю. С диким криком, теряя сознание, она упала на Эккехарда.
Судорожный вздох. И после него боль, какая, наверное, бывает только у новорожденных. Эккехард с трудом открыл глаза. Ресницы слиплись от серых хлопьев, в глаза, казалось, насыпали песок. Он протер их и увидел прямо у себя на груди пепельного цвета череп, обращенные к нему пустые глазницы. Тронул его, чтобы сбросить с себя, и тот распался на кусочки. Со стоном штурмбаннфюрер поднялся. С него посыпался прах – с остатков обгоревшего мундира, с лица, с волос. Легкие болели, как обожженные, во рту чувствовался вкус запекшейся крови. Резкий подъем на ноги вызвал сильное головокружение. Замутило. И он на несколько мгновений вынужден был опуститься обратно на пол, на серый круг пепла. Вспомнив о чем-то, Эккехард взглянул на офицерские часы. С ругательствами и проклятиями, сжав зубы, он дополз до стены, поднялся. Несколько минут тяжело дышал. Затем, опираясь плечом о стену, медленно двинулся к выходу. Чтобы добраться до Карла, вместо пяти минут он потратил почти час.
Ввалившись в комнату подполковника, он рухнул на ковер.
