Наталья Болдырева - У обелиска (сборник)
– А где господин штурмбаннфюрер?
– Вы не видели? Только что вышел отсюда.
– Мимо меня никто не… – Карла передернуло.
Ульрих торопливо вышел наружу, но улица была пустынна в обе стороны. Он вернулся в ресторан, заглянул на кухню, но и Марты след простыл.
Мартуша, нырнув на кухне в подпол, бежала по подвалам, по подземным коммуникациям, снова по подвалам, пока не оказалась в погребе маленькой пекарни.
– Петр! – позвала она, поднимаясь наверх и громко стуча каблуками по высоким деревянным ступенькам.
Люк подпола откинулся, в светлом квадрате показалась взъерошенная голова мальчишки. Он протянул ей руку, помог выбраться.
– Пулей беги в мою квартиру! Уводи оттуда Каролину через черный ход. Не медлите ни секунды!
– Да, панна Мартуша!
Мальчишка помчался исполнять. Скоро они уже втроем сидели на тесной кухне Петра. Мальчишка уронил голову на сложенные на столе руки и заснул. Каролина до сих пор дрожала. Из окна она увидела Эккехарда, спешно идущего по улице. Сначала она даже не узнала его в форме. А когда узнала, в дверь настойчиво постучали, и она едва не умерла от страха. Голос Петра привел ее в себя. Уже через секунду они бежали. По темной узкой лестнице, короткому переулку и, наконец, по подземным туннелям.
– Еще немного – и он бы успел…
– Но он ничего не заметил, не проследил? – спросила Мартуша.
– Нет.
– Теперь он будет жутко зол. Но ничего. Мы скоро сами на него поохотимся.
– Хелена считала, что он бессмертен, – произнесла Каролина.
– Твоя наставница была не слишком умна, – строго глянула на нее Марта.
Каролина обиделась, припомнив, что и Экке не очень лестно отзывался о Хелене, и сказала:
– Все, что мы знаем о нем, – это куча сведений, часто противоречащих друг другу.
– Значит, нам надо искать способ остановить его. Пробовать все! Ты видела его руку?
– Нет, он не позволил.
Марта поджала губы от досады. Нужно было действительно что-то срочно предпринимать.
5. Королевский замок
– Объяснитесь!
Это было первое слово, которое произнес Ульрих, войдя утром в квартиру кузена и смотря на завтракающего вместе с подполковником барона. Пожилая полька, что прислуживала им, немедленно убралась из комнаты.
Поймав злой, раздраженный взгляд Карла, Ульрих скорректировал требование:
– Объяснитесь, господин штурмбаннфюрер. На каком основании вы распорядились произвести обыск в квартире фройляйн Марты и арестовали ее кухонную прислугу?
– На том, что ваша разлюбезная полька вчера оскорбила меня и у меня есть все основания полагать, что она связана с подпольщиками. Как, возможно, и ее люди.
– Какими подпольщиками? – ошалело произнес Ульрих.
Эккехард молча протянул ему какой-то листок. Ульрих взял и решил, что перед ним агитационная листовка.
– За пять лет жизни в Генерал-губернаторстве вы выучили туземный язык или вам перевести? – спросил Эккехард.
– Переведите.
– «Дорогие варшавяне. Дух свободы скоро вновь наполнит наш город. Пусть громче и мужественнее стучат сердца. Дадим последний отпор фашистским оккупантам – душегубам и убийцам! Прогоним прочь с нашей земли». Ну и так далее… Отпечатано в типографии. Значит, листовок у них должно быть много.
– Где вы это взяли? – Все оборвалось у Ульриха внутри.
Он боялся, что фон Книгге скажет: «У Марты». Эккехарду бы, наверное, хотелось ответить так. Но ответил Карл.
– Мои люди нашли тайный склад продовольствия и это.
– Но при чем тут панна Марта? Нет, она не связана с…
– Вчерашние ее слова очень напоминали этот текст. – Эккехард поднялся, вплотную подошел к Ульриху и произнес: – Пару раз вам обворожительно улыбнулись, а вы уже слюной изошли? Да очнитесь же, господин унтер-фельдфебель. Вас просто использовали. Она – наш враг. Поймите это и продолжайте выполнять свой долг!
Ульрих поник. Ему вдруг стало стыдно. Перед Карлом. Даже перед неприятным ему бароном. После слов последнего внутри что-то надломилось, и Ульрих едва ли впервые серьезно задумался о долге.
– Примите мои извинения, господин штурмбаннфюрер, – произнес он подавленно. – Если вы не против, я готов приступить к работе.
– Принимаю. Вот и отлично.
Эккехард надел фуражку, и, попрощавшись с Карлом, они вышли вон. В сопровождении группы искусствоведов и одного подразделения саперов направились к Королевскому замку.
Шаги пришедших загромыхали в пустых залах, отзываясь гулким эхом. Замок был давно пуст и разграблен. Не было на стенах гобеленов, картин. В течение пяти лет в лишенные стекол и рам окна свободно задували сквозняки, лили дожди и залетал снег. Остатки паркета встопорщились, местами прогнили. В этой пугающей звонкой пустоте остались немногочисленные предметы мебели, пострадавшие во время пожара тридцать девятого года. Эккехард бросил на почерневший от копоти круглый стол, на котором каким-то чудом осталась часть наборной из кости мозаики, огромную папку. Раскрыл ее, разворачивая листы большого формата, содержащие планы этажей и отдельных залов. Стульев поблизости не оказалось, но стоя анализировать чертежи было даже удобнее. Ульрих хотел положить рядом свою папку с описанием вывезенных из замка предметов, но передумал. Эккехард быстро и четко обрисовал порядок работы: Ульрих и его люди осматривают зал за залом, сразу за ними двигаются саперные бригады. Ульрих согласился. Разбившись на группы, все приступили к своим обязанностям.
Ульрих поднялся на самый верхний этаж. Но что-то потянуло его на крохотную лестницу, выводящую на чердак, а следом на крышу. Точнее, то, что от нее осталось после пожара. Он увидел маленькую фальшивую башенку около противоположного конька. В речи барона многократно и даже настойчиво звучало слово «тайник». Ульрих подумал, что, может быть, тому известно что-то, но он не хочет выдавать информацию раньше времени. Искусствовед поставил ногу на листы жести, сделал осторожный шаг и пошел по крыше к башенке.
Жестяной лист вдруг поехал под ногами, увлекая Ульриха вниз к огромной черной дыре, пробитой снарядом. Он упал и каким-то чудом успел перекатиться на живот, срываясь в провал, и зацепиться за одну из досок, образующих перекрытия. Кусок крыши загрохотал о пол. Ульрих опустил голову и похолодел. Высота неожиданно оказалась огромной, будто он угодил в лестничный колодец. Только лестницы тут не было. А внизу прямо под ним в неровном, как края дыры, круге света лежал неразорвавшийся снаряд. Градинами проступил пот на лбу, и руки стали предательски влажными. Пальцы, дрожавшие от напряжения, начали соскальзывать. Вдруг наверху тихо застучала под осторожными шагами жесть. Ульрих поднял голову, но разглядел, ослепленный солнцем, лишь протянутую руку. Вцепился в нее. Его неожиданно легко вытянули из дыры, оттащили подальше. Он почему-то решил, что это делали двое или даже трое. Вытер пот с глаз и с изумлением уставился на Эккехарда. Ульрих вспомнил о приличиях и обрел дар речи секунд через пять.
– Благодарю вас, господин штурмбаннфюрер… – Унтер-фельдфебель на миг обернулся к зловещей дыре. – Если бы не вы, меня бы разорвало на куски. Или, в ином случае, я просто свернул бы шею.
– Будьте осторожнее, Ульрих.
Эккехард, ограничившись этой простой фразой, сел на коньке, задумчиво смотря сверху на город. Под крышей пищали слетки стрижей. Взрослые птицы носились высоко в синем небе, пикировали на мошкару, как «Юнкерсы». Экке стащил с головы фуражку, подставляя лицо солнцу. Ульрих огляделся, обнаружил папку и, подняв, уселся рядом. Так они в молчании сидели несколько минут.
– Вам не жалко? – спросил Ульрих.
– Что?
– Взрывать его?
– Нет.
– Вы же не застали его неповрежденным. Его залы…
Он протянул Эккехарду папку, раскрыл ее на, как ему казалось, самых красивых фотографиях интерьеров. Штурмбаннфюрер глянул, едва заметно улыбнулся, пролистал папку и покачал головой.
– После того, как я видел Мариенбург – нет. У древнего замка гораздо больше величия, чем у этой неуклюжей низкорослой громадины.
– Вы побывали в Гитлерюгенде? В Мариенбурге же постоянно проводились слеты…
– Нет. – Эккехард вдруг рассмеялся. – Я уже был слишком взрослым, когда вступление в Союз сделали обязательным.
– Я был год… Почему вы смеялись?
– Представил себя марширующим под барабанную дробь. Ненавижу маршировать. Зато в Мариенбурге было много красивых девушек.
Ульрих отвел взгляд.
– Неужели вам не попалось ни одной? – удивился Экке с легкой насмешкой.
– Я не слишком удачлив в подобных делах.
– Бросьте, вам тут недавно нагадали жену и пятеро детей…
– Вам и про это рассказали? – в досаде бросил Ульрих. – Все это чушь, глупость.
– Может быть. – Барон пожал плечами и поднялся. – Пойдемте вниз. Мне страшно оставлять вас одного на крыше.
