Валерий Елманов - Царская невеста
Но я еще не умер, хотя это был лишь вопрос времени, всего нескольких секунд.
«Извозчик, отвези меня домой!» Прости, милая, не отвезу. И рад бы, да не суметь мне. А как было бы здорово выйти вместе с ней из Серой дыры и скромно сказать обалдевшим друзьям: «Знакомьтесь. Это моя княжна». Ой, как мне этого захотелось! До слез!
И тут я вдруг с удивлением почувствовал, как жжет безымянный палец правой руки. Тот самый, на котором был надет перстень. Странное ощущение — тело окружал леденящий, мертвенный холод и в то же время горячечный огонь от перстня. С чего бы это? Впору хоть с пальца скидывать — до того больно. Но нечем — вторая рука занята Машей, а потому я просто вытянул ладонь куда-то в сторону и потряс ею. Глупо, конечно. Помочь это ничем не могло, но… помогло.
Однако вместе с удивлением пришло и недоумение — боль-то утихала, но зато кто-то ухватил меня за руку и куда-то потянул. Неужто и впрямь существуют водяные?! Вырваться даже не пытался — откуда силы-то? А руку все продолжали тянуть, только теперь перехватили за запястье. И голоса человеческие. Приглушенно так, будто сквозь подушку или сквозь стенку:
— Костя! Костя!
Знакомые голоса. Даже странно. Ответить не могу — нечем. Да и в легких уже ни глотка воздуха. К тому же с призраками необязательно общаться с помощью голоса, с видениями тем паче, а то, что это все мне мерещится, — и к гадалке ходить не надо. Не иначе как бред начался. Перед смертью. Не может ведь такого быть, чтоб радом оказались те, далекие. Их рождения еще четыреста лет ждать, а они вон, орут наперебой:
— Перехватывай, Валерка, перехватывай!
— За плечо его, Андрюха, за плечо хватай!
— Не идет! Он там еще за что-то вцепился. Выпусти, Костя! Выпусти, а то не вытянем!
Да не слышит он!
А вот и нет, все я слышу. Вот только выпустить и не подумаю — разлучить меня с ней не получится даже у смерти. Перебьется костлявая. Наоборот, ухватился еще крепче, хотя чую — обмякла моя Машенька. Видать, досыта воды нахлебалась. А голоса не унимаются:
— Плечо! Плечо!
— За шиворот надо!
— Не суй туда руку, Валерка! Не суй, я тебе говорю, иначе и тебе хана настанет!
— А не суну — ему хана! Не видишь, что ли, он все равно не отпустит! А-а-а, была не была…
Я еще успел порадоваться, перед тем как потерять сознание, что судьба ниспослала перед смертью хоть какой-то приятный глюк. Пускай я его и не вижу, зато слышу и даже ощу…
Небытие. Черное и ласковое, оно укрыло меня, словно заботливая няня, теплым одеялом.
«Оказывается, смерть совсем не страшная штука», — успел подумать я, прежде чем погрузился в него с головой. Дети вообще любят закутаться с головой, когда боятся кошмаров наяву. У меня их тоже хватало, потому я и последовал их примеру. Вот только ненадолго. Почему-то в случае со мной это самое небытие оказалось каким-то коротким. Только-только успел помереть, и тут на тебе — новая серия про жизнь. Но обидеться на явную несправедливость не успел — едва я пришел в себя, как первым делом услышал голоса.
Глюк продолжался.
Вовсю.
— Кому расскажи — не поверят. Да, Валерка?
— Точно. Дурдом обеспечен. Только мы хитрые — не скажем.
— А Генка спит, поди. Проснется — расстроится.
— Еще бы. Все самое интересное без него прошло. Тем более ты всего час назад его сменил.
— Так что, слетать за ним?
— Только ты сам. У меня все, упадок сил, плавно переходящий в тяжелую форму дистрофии.
— Ладно, схожу. А бутылку взять?
— Обязательно, и литровую. Надеюсь, когда вернетесь, она всем понадобится, а не только мне одному.
Топ-топ — другие шаги, совсем рядом. То ли и впрямь Валеркины, то ли моей сумасшедшей надежды. Я продолжал лежать, опасаясь, что, открыв глаза, никого и ничего не увижу, что все это — глюк, мираж, слуховая галлюцинация. Не может быть, чтобы они были! Не может! Пускай даже они проявили дикое терпение и выдержали три с половиной года, но не у пруда ведь! Мы же выезжали в Тверскую область, а не во Владимирскую, в Старицу, а не в Александрову слободу, в пещеру, а не к пруду, а потому я лучше… полежу с закрытыми глазами. Пусть мираж длится, а то, чего доброго, спугну…
Шарк-шарк — удаляющиеся шаги. Шмяк — кто-то сел. Чирк. Дымком повеяло. Что за черт — сигаретным. Тут уж я не выдержал, открыл глаза. Мираж продолжался. Валерка сидел рядом и еще подмигивал.
— Оклемался?
— Ага, — настороженно ответил я, не в силах поверить, что…
И тут меня обуял страх — дикий, панический, потому что я вспомнил о самом главном, без которого жизнь не жизнь, и если окажется, что… Словом, на кой черт мне такой глюк, если в нем нет самого главного! Тогда и просыпаться можно — не жалко.
— А как там?.. — Но не продолжаю — все равно страшно. Сейчас скажу: «Маша моя», а мне в ответ изумленное: «Какая Маша?» И пускай даже Валерка сейчас передо мной наяву — неужели мне от этого станет хоть на каплю легче? И что мне — назад за ненаглядной лезть? Нет, я, конечно, полезу, тут однозначно, но боюсь, что толку от этого…
— Если ты про девицу, которая вцепилась в тебя мертвой хваткой, из-за чего ты чуть не застрял, то с ней все в порядке.
— А-а-а… она… — И снова страшно вымолвить «жива».
Хорошо, что Валерка смышленый — понял все с полуслова.
— Жива она, жива. Воды, конечно, наглоталась будь здоров, так что пока без сознания, но мы ее уже откачали. Словом, не боись — жить будет. Вон она, бедолага, — показал он рукой куда-то вправо от меня.
Я кое-как повернул голову. Точно, лежит совсем рядышком со мной. Губы еще синеватые, на белом лице ни кровинки, но главное — дышит, причем не прерывисто, тяжело, а ровненько так, спокойно. Господи, какое же это блаженство. Неужто все позади?! Не верю!
И сразу слабость во всем теле — дикая, неимоверная. Нет, может, она и раньше была, только мне не до нее — поважнее дела имелись, а тут нахлынула. Глаза закрыл, а над ухом Валер кинголос:
— Ну, пирог Аленкин, конечно, без нас съели, — пробубнил он. — Ну и ладно, новый испечет, никуда не денется.
Я поначалу безмолвно согласился с ним — конечно же испечет, а потом встрепенулся — дошло до меня.
— Так это сколько же времени меня не было?
— Долго, — вздохнул Валерка. — Двое с лишним суток. Хотели уж назад подаваться, но тут эта штука искрить начала, словно закоротило в ней что-то. Вот и решили выждать, чем все закончится. А тут рука высовывается. Вроде твоя, а вроде — не совсем. Рукав-то вовсе не похож, зато перстень с камнем — один к одному. Ну мы за нее цоп и потянули. Сигаретку-то дать, путешественник во времени?
— Я в ответ лениво мотнул головой. Отвечать сил нет, но поднапрягся:
— Бросил.
— Давно ли?
Прикинул в уме.
— Три года назад. — И, подумав, внес уточнение: — С половиной.
Валерка даже закашлялся.
— Ты что, хочешь сказать, что…
— Ага. Хочу, — ответил я лениво.
— А… чего так долго-то? — удивился Валерка. — Сам же говорил: «Я ее хвать — и тикать».
— Дела были, — вздохнул я. — Опять же и Серой дыры этой я не нашел.
— А как же ты сюда попал?
Из пруда в Александровой слободе, — равнодушно доложил я. — Иоанн Васильевич хотел утопить кое-кого, вот и пришлось вступиться. Как видишь, получилось. А твои историки — козлы, — добавил я. — Такую информацию упустили из виду. Из-за них я и…
— Ты погоди с историками, — загорелся Валерка. — Ты что, и правда самого царя видел?!
— Ивана Грозного? — вслед ему восхитился выползший из сумерек хода Андрюха.
— Живого?! — Это уже следующий за ним по пятам Генка.
Дался им этот царь. Нет чтобы о чем-то приятном спросили. Но надо отвечать.
— Как вас. Да и не только его одного — Висковатого, Воротынского… — начал перечислять я, но, кроме Валерки, эмоций никто не проявил — чувствуется, что подзабыли они славные страницы нашей отечественной истории. А там как знать — может, вообще не помнили. Тогда кого же им назвать-то? О! Идея!
— Я и с Годуновым успел познакомиться.
— С царем Борисом Федоровичем?! — снова ахнул Валерка.
Ну да. Только он не царь еще и даже не Федорович, потому как молодой совсем. А Ирина, сестренка его, вообще дите дитем. Кстати, если бы не мое вмешательство, ее бы еще в детстве убили, — не удержавшись, похвастался я.
А что? Учитывая пережитое — вполне простительно. Имею я, в конце концов, право на небольшую слабость или нет?!
— Может, ты еще и Казань брал вместе с Астраханью? — недоверчиво усмехнулся Андрюха.
Я не обиделся. На его месте я бы тоже усомнился, даже посильнее, чем он.
— Казань не брал — взята уже, а вот Вейсенштейн, который Пайда, у шведов оттяпал. Да и не только ее. Правда, врать не стану — там я в битвах не участвовал. Зато под Молодями, когда крымского хана лупили, довелось сабелькой помахать. Да и раньше тоже, — сообщил я.
— А этого, как его, Малюту Скуратова видел? — блеснул познаниями Генка.
