Вторая жизнь Арсения Коренева - Геннадий Борисович Марченко
Тем временем у меня появился повод наведаться в Пензу впервые с начала моей интернатуры. Гришин просил позвонить ему примерно через пару недель после наших банных посиделок, я и позвонил. Договорились, что в ближайшее воскресенье я приеду на репетицию народного хора, а они исполнят мои (ну как бы мои) вещи в собственной обработке. А заодно и маму навещу, тем более что хор базируется на той же улице Карла Маркса, где мы живём, только кварталом выше. Маме я позвонил из амбулатории на работу, предупредил о приезде.
Когда я сообщил о поездке Евдокии, она восприняла это спокойно, не было просьб типа: «Возьми меня с собой». Тем более по графику у неё была работа. Опять же, пришлось бы вести Евдокию к нам домой, знакомить с мамой, а та воспитана в старых традициях, подумала бы, что мы уже практически жених и невеста, раз я их знакомлю…
Нет уж, при всей моей любви к этой женщине я не планировал связывать наши жизни. Да, так вот сложилось, что два месяца я живу с ней под одной крышей, и вполне естественно, что незамужняя молодая женщина и неженатый молодой мужчина в итоге оказались в одной постели. Это всё физиология, тем более забеременеть от меня Евдокия не могла. Собственно, ни от кого не могла до тех пор, пока я не ликвидирую последние спайки. Тут вот после этого происшествия на охоте подумалось, а что, если бы не в Тарасевича пуля попала, а в меня? И не в бедро, а в живот, к примеру. Помри я там на месте с развороченными кишками, и Евдокия так и осталась бы «пустоцветом».
В общем, в воскресенье я на перекладных добрался до Пензы. С автовокзала, который всё ещё находился на Плеханова, напротив цирка (на Луначарского, на зады железнодорожного вокзала, он переедет в 1981-м), я сразу же отправился домой. Под дождём, который начал лить, как только мы подъехали к городу. И зонта у меня с собой не было; отправляясь летом в Сердобск, я как-то такой мелочью не заморачивался. Нет, мог бы, конечно, одолжить у Евдокии, но не стал. Не люблю лишнюю тяжесть таскать, да и погода на момент отъезда была вполне приличной.
От автовокзала до дома добрался на 8-м автобусе, в это время он ещё ездил по Московской, которая только десятилетия спустя станет пешеходной.
— Сенечка!
Мама встала на цыпочки, расцеловала меня в обе щеки и повисла у меня на шее. Потом поила чаем со своими фирменными пирогами, всё расспрашивала про моё куракинское житьё-бытьё. Настало время услышать вопрос и про Евдокию, про которую мама упоминала в ответном письме, но я быстро свернул эту тему, мол, живём под одной крышей — и на этом всё.
Я же поинтересовался её здоровьем и здоровьем любимой тётушки.
— Чувствую себя молодой, — с довольной улыбкой заявила мама. — Больше того, на улице мужчины мне вслед заглядываются. Уже и не помню, когда подобное случалось.
Ну ещё бы, я тоже отметил, что мама за эти месяцы ещё больше похорошела. Плечи расправились, спина прямая, даже морщины частично разгладились. Больше сорока и не дашь!
— Ты у меня ещё жениха найдёшь, — подбодрил я её.
— Ой, да ладно, скажешь тоже!
Она со смехом отмахнулась, но при этом щёки её предательски заалели. А ведь и правда. Молодая она ещё у меня, ей бы и впрямь замуж выйти за ровесника или чуть постарше. А то с тех пор, как вдовой стала, могла не раз найти себе пару, женщиной она ещё тогда оставалась видной. Но так и хранила верность ушедшему мужу, меня растила в одиночку. А с другой стороны, нашла бы она кого-нибудь, и как бы ко мне относился приёмный отец? Вполне могли не найти взаимопонимания, ещё неизвестно, чем бы всё кончилось. А сейчас я уже взрослый молодой человек, у меня своя жизнь, у неё своя, пусть выходит за кого хочет, лишь бы не алкаш был и не мразь по характеру.
Правда, квартиры у меня своей пока нет, и вполне вероятно, что по окончанию интернатуры я, как и в прошлой жизни, останусь работать в Пензе, и до собственной свадьбы так же буду жить с мамой. Тогда желательно, чтобы она переехала жить к мужу… А если не захочет, а если она его к нам пропишет? Хм, вот ведь засада какая…
Когда я вышел из дома с намерением спокойно дойти до здания, где базировался хор профсоюзов, дождь уже кончился, так что я снова был без зонта. Приглушённые голоса, звуки балалаек и баянов доносились на улицу, насмотрят на закрытые окна и форточки. На входе сидела старенькая вахтёрша, которая велела подождать и отправилась докладывать Гришину, что пришли по его душу. Не прошло и минут, как в её сопровождении появился сам Октябрь Васильевич.
— Арсений Ильич, с приездом! Никак не забуду ту баню… Я ведь после того сеанса массажа в бане чувствую себя словно заново родившимся. И знаете, уже неделю не курю, хоть и с огромным трудом это даётся. С кофе пока совсем завязать не смог, но его употребление сократил до минимума… Ну что, готовы послушать свои творения в нашей обработке? Но для начала я вас представлю нашему хору.
Почти весь хор я видел на выступлении в Куракино, многие лица запомнил. На меня же, сидящего в зале, тогда вряд ли кто-то из них обратил внимание, так что с их стороны это действительно было знакомство. В общем, мужчинам пожал руки, женщинам ручки поцеловал… Шучу, обошлось без целования, мы так же обменивались рукопожатием, только их ладошки я сжимал не в пример мягче.
Ну а дальше я сидел на не очень удобном стуле в углу репетиционной и слушал вариации песен, написанных Игорем Матвиенко для «Любэ». Что сказать, аккомпанемент из балалаек, домр, гармоней и прочих русских народных инструментов на меня особого впечатления
