Нил Стивенсон - Золото Соломона
Джек услышал за спиной дыхание де Жекса и сказал:
— Уж кто-кто, а ты мог бы помнить про время.
— Сатурн был повелитель времени, а не его раб.
— А ты?
— Когда как. Большую часть дня я у времени в рабстве, и лишь когда копаюсь в часах — или в замке, — оно останавливается.
— Ты хочешь сказать, часы останавливаются?
— Нет. Останавливается время, или так мне кажется. Я не чувствую его хода. Когда меня отвлекают, я замечаю, что мочевой пузырь переполнен, во рту пересохло, в животе бурчит, камин погас, а солнце село. Но тогда передо мною на столе собранные часы… — в механизме что-то хмыкнуло, — или открытый замок. — Сатурн не мог встать в полный рост, поэтому просто выпрямился, глубоко вздохнул и осторожно, чтобы не ударить о стенку ящика, снял замок.
— Ты только что говорил, будто Ньютонов замок какой-то охрененный.
Сатурн поднёс замок к свече, чтобы все могли полюбоваться его барочностью. Замок изображал портик античного храма, вполне классический, однако вместо греческих богов его украшали серафимы и херувимы, а по фризу шла надпись на древнееврейском.
— Храм Соломона, — объяснил Сатурн.
— Замочной скважины нет! — изумился Джек.
Между колоннами располагалась крохотная дверца тоже с древнееврейской надписью. Сатурн открыл её чёрным ногтем. За дверью на алтаре горело пламя — видимо, из чистого золота. В нём-то и располагалась неимоверно сложная замочная скважина, вырезанная в форме лабиринта.
— Ты был прав, — сказал Джек. — И впрямь охренеть можно.
— Красиво и умно. Однако замок — он замок и есть.
Сатурн откинул третий запор, взялся за ручку на крышке и потянул.
Ковчег со скрипом открылся. Джек шагнул вперёд. Де Жекс торопливо встал рядом с ним.
Шайвский утёс. Сумерки
На палубе, в свете горящей башни, драгуны шестами толкали гукер, мучительно, ярд за ярдом уводя его от пламени; под палубой в свете фонаря, который Барнс предусмотрительно захватил с «Аталанты», сэр Исаак Ньютон и Даниель Уотерхауз смотрели на огромный запертый сундук и слушали его тиканье.
Барнс подсунул штык под окованный железом сундук и попытался его поднять, затем объявил:
— Дело даже не в весе. Он привинчен к корпусу корабля, и головки болтов — внутри сундука.
Исаак не ответил. Он вообще молчал с тех пор, как спустился в трюм и не увидел там ничего, кроме тикающего сундука.
В кои-то веки у Даниеля было интеллектуальное преимущество. Исаак поднялся на гукер в полной уверенности, что расставил капкан Джеку-Монетчику и скоро завладеет золотом Соломона. Мысль, что это Джек расставил ему капкан, только сейчас проникла в его сознание, и ей требовалось время, чтобы пустить корни.
Инстинкт гнал Даниеля на нос или на корму, как можно дальше от адского механизма. При большом везении он мог бы пережить взрыв. Однако сейчас стало ясно, что гукер переломится, как сухая ветка, и мгновенно утонет в холодной тёмной воде.
Поднимаясь на палубу, Даниель забрал фонарь, чтобы буквально оставить Исаака во тьме неведения. Он боялся, что при свете Исаак попытается что-нибудь сделать с механизмом. Барнс вышел вслед за Даниелем.
Шайвская башня раскалённым докрасна обелиском вставала прямо из моря.
Беглецы подрубили мачты и выбросили за борт румпель, так что гукер мог только дрейфовать по воле ветра и волн. Куда она приведёт, оставалось лишь гадать, поскольку Темза и Медуэй вступили в войну с начавшимся приливом и по всей линии фронта закручивались лихие водовороты. Но в целом судёнышко несло к середине устья, откуда объединенное течение рек должно было вытолкнуть его в море. До острова Грейн было пока не так далеко; возможно, ещё оставалось время призвать сержанта Боба, который где-то во тьме спасал солдат Первой роты от наступающего прилива. Боб видел, что башня горит; однако ему неоткуда узнать, что к дну гукера привинчена адская машина.
Драгуны отрубили от сломанных мачт реи и теперь отталкивались ими, как шестами, от илистого дна, стоя у борта и прижимая реи к груди (они были очень тяжёлые). Когда несколько минут назад Даниель с Исааком спускались в трюм, задачей драгун было удержать гукер, чтобы его не засосало пламя. Это не составляло большого труда, поскольку вода еле-еле поддерживала судёнышко, и шесты легко находили дно. Теперь всё изменилось. Они отошли на безопасное расстояние от вишнёво-красного столпа.
Стало гораздо темнее. Контраст между тем, на что падали отблески, и всем остальным, был так велик, что Даниелю приходилось воссоздавать картину событий по редким пятнам и полосам света, по лицам, возникавшим урывками, словно во сне. Однако он видел, что драгуны опасно перегнулись через борт, с трудом удерживая шесты, почти на всю длину ушедшие в воду. То ли прилив так быстро поднимал судёнышко, то ли они вытолкнули его на глубину. Так или иначе, они теряли возможность управлять гукером.
Башня — единственное, что было видно за пределами судна — долгое время оставалась в одной и той же точке по левому борту. Сейчас она резко сдвинулась, уменьшаясь в размерах. Течение гнало их в море.
— Что будет, если выстрелить из ружья, когда в дуле шомпол? — спросил Даниель из темноты.
— Сержант Шафто изобьёт вас до полусмерти! — отвечал драгун.
— А что будет с шомполом?
— Наверное, вылетит, как копьё, — сказал драгун, — если не застрянет в дуле и всё это дело не взорвётся у вас в руках.
— Я хотел бы проделать дыру в запертом сундуке, — объяснил Даниель.
— У нас есть топор, — предложил драгун.
— Сундук окован железом, — ответил Даниель.
Но он уже отказался от идеи стрелять шомполом или вообще чем бы то ни было по тикающему сундуку, понимая, что адскую машину можно с тем же успехом не повредить, а взорвать.
Как только Даниель понял, что они совершенно точно обречены, на него снизошло странное умиротворение.
Он спустился в трюм, чтобы сказать это всё Исааку, которого они бросили в темноте. Даниель ожидал упрёков, но, посветив фонарём, увидел, что Исаак лежит, прижав ухо к сундуку, словно врач королевы Анны, проверяющий, бьётся ли ещё её сердце.
— Это Томпионов механизм с балансиром, — объявил Исаак, — очень массивный. Как будто часы сделаны для великана. Но сделаны очень хорошо. Ничто не скрежещет, шестерёнки крутятся легко.
— Попытаемся его взломать?
— Встраивать смертельные ловушки в замки научились задолго до первых адских машин, — заметил Исаак.
— Понимаю, — сказал Даниель. — Однако альтернатива — ничего не делать и ждать, пока нас разнесёт в клочья…
Он не договорил, потому что Исаак зажмурился и, приоткрыв рот, сильнее припал ухом к железной оковке сундука.
— Что-то происходит, — провозгласил Исаак. — Есть закреплённый стержень. Вращается кулачок… — Он открыл глаза и отпрянул, словно только сейчас осознал грозящую опасность. Даниель поддержал его за руку, помогая встать, и тут же поймал в объятия, потому что гукер сильно накренился на морской волне.
— Ну, — спросил Даниель, — готовы ли вы узнать, что будет потом?
— Я уже сказал, там какой-то механизм.
— Я имел в виду, после смерти, — сказал Даниель.
— К этому я готов давно, — отвечал Исаак. Даниель вспомнил Троицын день 1662 года, когда Исаак покаялся во всех прежде совершённых грехах и приготовил место для записи новых. Появилось ли что-нибудь на той странице? Или она по-прежнему чиста?
— А вы, Даниель? — спросил Исаак.
— Я приготовился двадцать пять лет назад, когда умирал от камня, и с тех пор часто раздумывал, когда же Смерть удосужится за мной зайти.
— Тогда нам обоим нечего страшиться, — сказал Исаак.
На чисто интеллектуальном уровне Даниель был с ним согласен, но всё равно подпрыгнул, когда в сундуке что-то механически лязгнуло и крышка откинулась на двух мощных пружинах. Что произошло дальше, Даниель не видел, поскольку (как позже со стыдом осознал) спрятался за Исаака. Теперь он шагнул вперёд. Фонарь был больше не нужен: сундук излучал собственный свет. Снопы разноцветных искр сыпались из трубок, торчащих как стальные пики на Старых каменных воротах Лондонского моста. На какое-то время Даниель ослеп, когда же глаза привыкли, увидел резную раскрашенную фигурку, подрыгивающую на пружине. Фигурка была в дурацком колпаке с колокольчиками, деревянная физиономия кривилась в глупой ухмылке. То был чёртик из табакерки, или, как его ещё называют, Джек из коробка. Подсвеченный снизу бенгальскими огнями, он выглядел мерзко и жутковато.
Исаак подошёл к сундуку. Игрушка покачивалась над грудой золотых монет — они хлынули через край, когда сундук открылся, и продолжали скатываться на палубу. Одна замерла в нескольких дюймах от Исааковой ноги. Тот нагнулся её поднять. Даниель, вечный лаборант, поднёс фонарь. Исаак смотрел на неё четверть минуты. У Даниеля затекла рука, но он не смел шелохнуться.
