Андрей Архипов - Поветлужье

Трофим незаметно покосился на Ишея, стоящего в сторонке с переяславцами, и глянул на своего полусотника. Тот чуть повел головой, обозначая намеком отрицание. Мол, не стоит сейчас выставлять на вид их кормчего: себе дороже выйдет.

— Полусотник это мой, Василий Григорьевич, — ухмыльнулся Трофим. — Иван, Михайлов сын. Ажно со мной случится что, то к нему обращайся. Напроказничать может, а подвести... еще не подводил ни разу, да ты сам днесь оценил ратное дело его.

— Да уж... — невесело улыбнулся в ответ сотник. — Учудил он в лесу такое, что дружинные мои по сию пору не признались мне, как взял он их. Не прольешь ли свет на деяние свое, Иван Михайлович?

Озорные бесенята так явно мелькнули в глазах Ивана, что Трофим аж крякнул, однако промолчал, поскольку самому стало интересно, как же его полусотник со своими учениками совладал без особого шума с пятью далеко не безоружными ратниками.

— Как только рать твою увидел, Василий Григорьевич, — начал свой рассказ полусотник, — то понял, что добром встреча наша может и не кончиться. Забрал я наши общие гривенки, что на черный день копили, и место для их схрона приметил. Там яму копать начал, а людишек своих по кустам рассовал да сказал, чтобы не подглядывали. Бронь снял, дабы полегче землю ворошить было... А тут твои орлы, Василий Григорьевич, показались. Глядят, смерд какой-то полуголый около ели возится, а рядом гривенки приметно разбросаны. Двое, правда, дальше пошли — наказ твой исполнять. Их в кустах и повязали, оглушив, когда они сослепу на людишек моих наткнулись. А остальные трое меч мне к горлу приставили да спрос учинять стали, где остальное добро прикопано. Обида у меня тогда за гривенки наши взыграла, кои они ручонками своими грязными, мечи отложив в сторону, лапать начали... — Увидев, что у суздальского сотника стали ходить желваки, и представив, что он сделает со своими воинами, надумав, что они хотели утаить добро от общего дележа, Иван поправился. — Шуткую я, Василий Григорьевич, про ратников твоих. Просто выждал, когда они поближе подошли да попробовали по голове плашмя мечом угостить, чтобы потом разобраться с тем серебром. А уж вблизи... никак не могли бы они со мной сладить. Но двоих пришлось приласкать до беспамятства — больно резвые оказались.

— Благодарствую, что не до смерти, — успокоенно кивнул сотник. — Племяш там мой был.

— Вот токмо гривны те полусотник мой по сию пору не отдал мне, — сварливо проворчал Трофим.

— Это как это не отдал, воевода? — скорчил рожу Иван. — Ты же сам их под шелом засовывал, дабы сохраннее были... Вон, одна вылезла... — Рука полусотника потянулась в сторону уха Трофима и извлекла оттуда небольшой серебряный брусок. Глядя на ошарашенные физиономии сидящих около костра воев, с недоумением глядящих то на него, то на его воеводу, Иван не выдержал и расхохотался. После чего начал по очереди проделывать старый фокус со всеми сидящими у костра. Такой ловкости рук он научился, будучи еще курсантом, однако двухсотграммовые гривны не сигареты, и на третьей его попытке, когда он потянулся к Онуфрию, та выскользнула из пальцев. Очарование от мнимого волшебства тут же прошло, и его сразу заставили раскрыть всю подноготную сего действия.

Отсмеявшись, сотник в очередной раз спросил, как ему загладить свою вину. Переяславский воевода перевел взгляд на Онуфрия, уловил его одобрительный жест и ответил:

— Не потребую многого с тебя, Василий Григорьевич. — Трофим посмотрел в глаза нахмурившегося суздальского сотника и продолжил: — Ответь лишь на вопросы мои да по осени помощь какую советом окажи. Сам в торговлишке не смыслю, про пошлины ваши не знаю. Собираемся мы в Суздале расторговаться на вересень, ратью пойдем той же, как и ныне, но на трех лодьях. Про товар не скажу, потому как самим неясно, как дело повернется. Но ежели придем, то в накладе не останешься, прибыток на торговле нашей поиметь можешь... Ныне же я вслед за тобой на твои вопросы по чести отвечу.

— Отчего ж не ответить, коли лишнего не спросишь...

— С чего это ты на бесермен так зол? — начал пытать его переяславский воевода. — Про татей понятно, наказать надобно, раз они злодеяние какое над купцами суздальскими учинили... Однако мнится мне по речам твоим, на любых булгар ополчился бы ты... Вроде бы десяток лет прошло, как Суздаль они разоряли, али урон какой они тебе нанесли и ты на них зол по сию пору?

— В самую сердцевину ты заглянул, Трофим Игнатьич, — поджал губы сотник, задумчиво глядя на костер. — Ополчился бы, особенно в этих местах. Да не во мне дело, урона не понес я в те времена, да и пришли булгарцы, занеже купцам их у нас обиду чинили. Слыхал ли ты о кыпчакском хане Аепе Осеневе, который князю нашему тестем приходится?

— Лишь недавно последние вести доходили. Будто он булгар потеснить собрался да походом на них пошел.

— Пошел, да не дошел. Вынесли ему булгарцы из города своего чашу вина, будто говорить об откупном собрались... И потравили насмерть хана и ближников его. Свара промеж половцев началась за главенство, и поход тот ничем не кончился.

— Вот как... — задумался Трофим. — Оттого князь ваш зело зол на Булгарию ныне, так? Про ответ князя Юрия на смерть родича своего не спрашиваю — мыслю, что будет...

— Не сей же час. Сил таких у князя ныне нет. Но будет, — согласился Василий Григорьевич.

— А вас послал в эти места, абы... дань, что местные племена булгарцам платят, на себя перевести?

— И тут в корень зришь, — кивнул сотник. — Племена черемисские, что рядом с нами по правому берегу Волги да на Оке малым числом сидят, во все времена нам дань давали. А за эти места спор между нами и булгарцами с давних пор идет. Вот и послал меня князь наш к кугузу черемисскому, что в городке под названием Шанза сидит. После него еще Ветлуга зачинает на восход солнца чуть заворачивать.

— Река сия вихляет, Василий Григорьевич, аки девица беспутная, с поворотом можешь и ошибиться, как мы в свое время. Но до того городка крепостица небольшая есть, Юр прозывается. Коли память не изменяет, чуть ниже нее волок на Унжу идет по речке Вол. Да и не крепостица это вовсе, а так... Вал земляной вокруг поселения насыпан и ров, однако место приметное. Вот после него Шанза и будет. Редко черемисские городки разбросаны на реке Энер, не чета той же Пижме, Вятке али Волге.

— Энер?

— Иное название Ветлуги... Лишь деревеньки захудалые тут по берегам стоят, хотя рвами старыми и огорожены. Больше на притоках по левому берегу черемисы селятся...

— Благодарствую за наставление, вот там с князька ихнего и спрошу дань нашу. А коли не будет согласия кугуза, князь наш тысяцкого пришлет али сам придет, да не один. — Сотник откашлялся и продолжил: — Прощения прошу, Трофим Игнатьич, сам-то ты под кем сидишь?

— Под кем? Земли свои выкупили мы у черемисов ветлужских. Более не платили им, да и уговора такого меж нас не было. Разное между нами может случиться, однако ныне за помощью к ним идем... Ушкуйники с полуночи волоками заходят сюда да на Вятку-реку, разорения черемисам несут. Вот и на нас напали после того, как гостями у нас побывали. Насилу отбили захваченных ими людишек своих, да самих татей порубали...

— Князя ли новгородского те людишки али сами новгородцы? — встрепенулся сотник.

— Не князя, да и новгородцами были ли, не ведомо мне. Купец это был, Слепнем кликали его подельники, к булгарцам ходил... Видя силу нашу малую, а показали мы ему неполный десяток воев наших, решил он поиметь с нас прибыток разбойным путем, да нарвался на остальную рать.

— Не слыхал, мелкий тать был, мыслю, — покачал головой Василий Григорьевич. — Да и ватагу себе мог набрать из новгородских низов... Хуже, ежели из молодших детей боярских, кто в разруб[20] не попал... Остались ли видоки с сего дела?

— Почти вся рать наша да отроки малым числом... — Трофим поднял глаза на сотника. — На копе оставшихся судили мы да сторонних людей на сбор сей позвали от соседей. К смерти приговорили...

— А пошто не по Правде Русской? Хотя да, не под князем вы, не к кому вам обратиться. А у новгородцев доброго вас не ждало ништо, как бы сами они виновны ни были. А... не хочешь ли под нашего Юрия? Молодой он, но рука у него крепкая... Своих в обиду не даст. А новгородцы для него... разберется. Начинает ужо князь наш крепиться на путях водных да ругаться с ними за дань от племен окрест тех путей. Тех же мерян, что не токмо в суздальских землях проживают... — Василий Григорьевич прокашлялся, осознав, что хватил лишку, разговаривая про такие вещи при свидетелях, однако договорил: — Но и ближе к Заволочью сидят.

— Про мерян, что среди вас живут и с черемисами рядом, слыхивал. А про Заволочье... Чудь там живет, весь да пермь всякая, но земли те новгородцев издавна... — Трофим поворошил прогоревший костер, на котором перед этим что-то готовили вставшим на дневку воинам с обеих сторон. — Языком трепать на сторону не буду о планах княжеских, не беспокойся о том. А о предложении твоем подумаю с дружинными и сообщу через тебя. То лепо для князя вашего — закрепиться на берегах сих с нашей помощью. И нам защита будет... Тем паче, что ради дела этого воев князь пришлет и содержание их на себя возьмет, мыслю. Однако мнится мне, что не до того ему будет. С булгарцами бы разобраться, да и разлад внесется между нами и племенами местными, коли прознают, что мы под руку его пойдем... Одно обещаю — что подумаем о том.