Михаил Королюк - Квинт Лициний
— Хорошо, — Михаил Андреевич достал из верхнего ящика пухлый конверт с деньгами и каталоги издательств. — Саша, отправь, пожалуйста, как обычно.
Встал и направился к выходу, оставив листы на столе. Будучи почти первым человеком самой мощной страны, он мог ничего не бояться, тем более здесь, в этом здании на Старой Площади, в цитадели Партии. Не было в этой стране силы, которая бы рискнула без спроса засунуть нос в его бумаги.
Он легко мог стать и Первым, тогда, в шестьдесят четвертом многие секретари были готовы пойти за ним, а не за Лёней. Именно он был тем стержнем, вокруг которого потаённо складывался круг недовольных, именно он рисковал больше всех, ведя закулисные переговоры с глазу на глаз. И потом именно он открыто встал на трибуну Пленума и методично бросал Никите увесистые обвинения в отходе от ленинского курса.
От прокурора на трибуне до нового Первого – один шаг, это было понятно всем участникам Пленума. Но он отказался, сам, заранее, добровольно уступил ещё на стадии договоренностей. Вся эта парадная мишура – не для него, он любит работать. Пусть жизнелюбец Брежнев красуется в капитанском мундире, его же устраивает роль бессменного вахтового у штурвала или, даже вернее, штурмана, неутомимо прокладывающего путь в будущее.
Он ни разу ни пожалел о том, что посторонился тогда, ведь все последующие годы последнее слово почти всегда оставалось за ним. Да, по мелочам Брежнев иногда мог продавить своё решение, когда они расходились во мнениях, как, к примеру, тогда, в семьдесят втором, когда решали посылать хоккеистов в тур по Канаде или нет. Но по-настоящему важным вопросам Брежнев никогда, совсем никогда не решал сам, а бормочет «а это как Михал Андреич посмотрит…» И это хорошо, ведь Второму больше, по сути, ничего и не надо.
Шурочка привычно тормознула его в дверях и придирчиво осмотрела, а затем зачем-то одёрнула и так ровно сидящий пиджак и смахнула лишь ей одной видимую соринку с рукава. Михаил Андреевич с высоты своего роста добро улыбнулся своему ангелу-смотрителю и пошёл на обед, мысленно поставив в уме ещё одну галочку напротив плана дел. Сегодня он, как это делал втихую от всех уже много-много лет, сдал четверть своей зарплаты в Фонд Мира, а на вторую четверть заказал книг для школьной библиотеки в родном селе Ульяновской области. Зарплаты у членов Политбюро неприлично большие, ему столько не надо. На еду хватает, одежду он меняет редко, и мебель с казёнными бирками на квартире его вполне устраивает. Настоящий коммунист должен быть хоть немного аскетом. Впрочем, это личный выбор, он никогда не требовал этого от других, лишь поднимал планку для себя.
Неторопливо идя по коридору, Суслов приветливо здоровался с сотрудниками и ощущал себя дома. За десятилетия Михаил Андреевич настолько сроднился с этим зданием, с его длинными коридорами с бордовыми дорожками по центру, переходами и лифтами, фикусами в кадках рекреаций, что чувствовал порой эти стены как самого себя, как ещё один слой одежды, как броню, надежно защищающую от беспокойства медленно подыхающего «старого мира». А ещё ему нравилось пронизывающее здание пульсация коллективной мысли, которая, оформившись и получив его одобрение, становилась волей силы народа.
В цековской столовой он привычно пристроился в короткую общую очередь и, доброжелательно улыбнувшись, так же привычно пресёк робкую попытку пары гостей здания пропустить Второго вперёд. Ему не надо привилегий. Никаких. Он даже своему водителю приказал ездить строго по правилам, поэтому его машина никогда не ездила быстрее шестидесяти.
Пробежался глазами по строчкам меню и, быстро произведя в уме вычисления, заранее набрал из кошелька монет, с точностью до копейки. Яйцо с майонезом, щи из свежей капусты, пара сосисок с пюре, два куска чёрного хлеба и компот – он всегда был неприхотлив в еде. Не в этом счастье, не в этом…
— Приятного аппетита, — поприветствовал он Пономарёва, осторожно водружая нагруженный поднос на стол.
Этот секретарь ЦК КПСС, его формальный заместитель, не был доверенным соратником, хоть и проработал в этом здании почти столько же. Не был он и другом – не возникала между ними та особая химия, что вызывает взаимную симпатию. Но будучи почти одного возраста и пройдя примерно по одним и тем же ступеням, имея даже одни и те же предпочтения, они были товарищами по работе. Да, это привычное слово «товарищ», произносимое часто бездумно, как артикль, имело свой смысл и как нельзя лучше отражало связывающее их взаимное уважение. Суслову нравился такой тип отношений.
Ели неторопливо, обсуждая всякую всячину, и настоящий разговор в небольшом столовом кабинете, отделенном от общего зала лишь тяжелой занавеской, завязался только к компоту.
— Прочёл я доклад Яна, — бросил Суслов, загоняя куском хлеба остатки пюре на вилку. — Интересно, но не более того. Не вижу причин для той волны беспокойства, что он погнал в связи с этим. Арвида Яновича запугал чуть не до приступа, тебя взбаламутил… Спокойнее. Пусть Юра отрабатывает, его вопрос.
— Он уже и отрабатывает, аж зачистку аппарата начал, — Пономарёв приглушил, насколько смог, не сваливаясь в неуместный шёпот, свой мощный голос, и теперь осторожно оглянулся, прикидывая, слышно ли его за занавеской.
— Даже удивительно, что осмелился, — тонко улыбнулся Суслов. — Осторожный наш…
— Боится, — сдержанно усмехнулся в усы Пономарёв.
— Да. И хорошо, пусть боится. Лишь бы от страха глупость не выкинул, — Михаил Андреевич вытряхнул из стакана на ложку грушу и внимательно её осмотрел. — Вот за этим и надо следить. А остальное – блажь.
Пономарёв озабоченно вздохнул и уточнил:
— А Морис? Так и спустим? Просто утрёмся?
Суслов спокойно догрыз разваренный сухофрукт, сложил кисти рук в замок и похрустел суставами, выглядывая что-то в глубине полированной столешницы.
Пономарёв чуть заметно поморщился. Этот мертвящий хруст, издаваемый Михаилом Андреевичем в моменты задумчивости, был глубоко чужероден этому зданию, с его говорящими вполголоса сотрудниками. Так, должно быть, хрустят у костров, попивая чифир из оббитых эмалированных кружек, потные мужики в фуфайках, те, что только что валили лес и вязали плоты.
— Да… — протянул Суслов. — Кто бы мог подумать, десятилетиями проверенный товарищ… Самое плохое, Борис, даже не то, что через него шли деньги компартии США. Мы были с ним откровенны, вот что плохо. Предельно откровенны с агентом ФБР.
— Что делать будем? Мне ж с ним встречаться придётся, а из меня актёр неважный.
— Из меня тоже. Да… — протянул Суслов и ещё раз задумчиво хрустнул суставами. — Нет, в такие игры мы играть не будем. Партия отказалась от использования крайних мер, мы не можем нарушать наше же решение. И не будем. Не тот случай.
Пономарев ограничился недовольным похмыкиванием.
— Предатели… Это болезненно, конечно, очень болезненно, как с Морисом, но не опасно, — Суслов храднокровно отодвинул пустую тарелку.
— Михал Андреич, — не выдержал Пономарёв. — Ты список видел? Ничего себе, не опасно!
— Да ты пойми, Боря, все эти игрища военных и разведок – это борьба на периферии. Она не состоянии отменить неизбежное, не может победить законы социального развития. Конечно, надо этот список тщательно отрабатывать. Конечно! Но это пусть КГБ трудится, Ка-Гэ-Бе, — он наставительно постучал вилкой по столу. — Но никакой предатель или, даже, несколько предателей, даже будучи генералами, не погубят нашу страну. Максимум – замедлят продвижение социализма по планете. Это – плохо, мы должны с этим бороться всеми силами, должны – и будем. Но у нас с тобой, у Арвида с Яном – другая задача, и эти ресурсы переданы нам для решения другого вопроса. Нам надо не пропустить удар в сердце. Для этого нашу службу и задумывали. И расконсервировать кадры, как того требует Ян – это тратить её ресурс на решение не своей задачи.
Пономарёв озабоченно поёрзал в стуле:
— У Яна чутьё, ты ж знаешь… Если он волнуется, то я нервничаю. Сильно нервничаю.
— Да хватает у Яна ресурсов, хватает и так. Пусть посматривает за развитием из-за плеча Андропова. А самостоятельно действовать не надо. Пусть не отвлекается, московский горком сейчас важнее.
— А источник?
— А что источник… Найдёт его Иванов, тогда и подумаем. Если найдет. Так Яну и передай. А Арвиду я сам скажу.
— Ну, добро… — протянул Пономарев. — А насчёт Мориса я тогда сам прикину, как использовать.
— Да никак не используешь. ФБР не делится информацией с ЦРУ. А Мориса, не выкладывая обвинения товарищам из компартии, из игры не выключить. Так что пусть и дальше деньги носит, — и Суслов ухмыльнулся. — А ФБР, значит, и дальше будет охранять наши передачки.
Пономарев ушёл, а Суслов ещё некоторое время побыл один, наслаждаясь покоем и удовольствием от принятия ещё одного правильного решения. Это, на самом деле, не сложно, если хорошо знать марксизм и владеть диалектикой.
