Назад в СССР: Классный руководитель, том 2 - Евгений Алексеев
Когда они ушли, я закрыл актовый зал на ключ, и вернулся на сцену. Ушёл в подсобку, на сцене стоял микрофон, но я надеялся, что дочь генсека приложила ко всему этому богатству и микрофон получше. Когда зажёг свет обнаружил ещё один чемодан, внушительный, похожий на большой футляр для баяна. Там оказалась массивная прямоугольная панель с многочисленными ручками, кнопками, стрелочными индикаторами. В левой нижней части на черном фоне располагались маленькие рычажки. И все это обрамляли панели из полированного красного дерева с красивым рисунком.
Сбоку я обнаружил значок «N», который мне ни о чем не говорил, а сзади — ряды входов-выходов, похожих на LPT подключение старых принтеров, и трёхштырьковые входы для штекеров DIN. Когда вынес эту штуку наружу и установил на стойку на колёсиках, вдруг совершенно отчётливо вспомнил клип с Queen, где Фредди сидит рядом с такой же панелью, но, конечно, гораздо большей. Микшерный пульт. На обложке инструкции красовалась надпись: «Neve Bcm10/2». Выглядела эта штука солидно, но как разобраться, как всем этим пользоваться? Сюда же я притащил стереомагнитофон, который мы с Ксенией купили в 200-й секции ГУМа, и кучу свежих плёнок BASF, которые я не забыл купить. Микрофона я не нашёл, так что пришлось вернуться в подсобку и разбираться, что за коробки там остались.
В углу оказались аккуратно сложенные барабаны ударной установке чехословацкого производства — Amati. Припоминаю, что такие были очень популярны в Союзе. Разбирать я их не стал, все равно играть на них я не умел. Да и надеялся, что синтезатор сможет воспроизвести хоть какой-то звук ударных.
Наконец-то я нашёл микрофон и стойку к нему, решил начать всё-таки заняться делом, как увидел в самом конце, перед сломанным столом огромную коробку, которая меня заинтересовала. И тут меня ждал настоящий сюрприз: там оказался тот самый магнитофон Akai-230, с тремя моторами и тремя головками, который я видел в 200-й секции, но купить отказался из-за страшной цены в 2,5 тыщи. Выглядел он очень солидно, особенно отделка под красное дерево. Крутой лентопротяжный механизм, входы микрофонов и наушников, ручки регулировки звука, тембра, счётчик ленты, аналоговые индикаторы уровня звука на два канала — все это вызывало уважение, переходящее в щенячий восторг. Сверху лежала небольшая коробочка, в которой я нашёл великолепные мониторные наушники с настоящими кожаными амбушюрами. Настоящее богатство для меломана.
Когда я все соединил, настроил, и присел за синтезатор, установив рядом клавир с нотами, которые нашёл в книжном отделе 200-й секции ГУМа, то на мгновенье задумался. Как легко я бы смог создать фонограмму на компьютере, скачать сэмплы, наложить любой звук. А сейчас, что делать? Вначале я решил попробовать записать мелодии только для фортепиано. Как играть на таком инструменте я ещё не забыл. Да и ноты зонгов были лишь для рояля. Я попытался проиграть самую известную балладу Мэкки-ножа. И, кажется, получилось. Звук пошёл довольно мощный, яркий, хотя нажимать на клавиши поначалу было совсем не удобно, но я как-то приспособился и чисто машинально начал напевать по тексту, который шёл поверх нот. Закончив первую запись, отмотал назад, прослушал. И едва не разрыдался от отвращения и досады. Мне совершенно не понравился собственный голос. Он звучал отвратительно, казалось, вместо сильного баритона слышу писклявый детский голос. Может быть, я что-то неправильно подстроил? Не с той скоростью начал прослушивать? Но ведь музыкальное сопровождение шло совершенно с нормальной скоростью.
Я вскочил с места, походил по сцене, потом вновь уселся за синтезатор. Попробовал остальные настройки: гитара звучала не очень здорово, хотя может быть я не смог настроить верно. А вот духовые, саксофон особенно, дали такой чудесный и правильный звук, что я заслушался. Эх, если бы я был композитором, мог бы написать джазовые композиции. Но тут же заставил себя сосредоточиться. Провёл несколько экспериментов, и что называется, скрипя зубами, записал несколько зонгов с собственным голосом. Конечно, звук в черепной коробке распространяется иначе, чем в воздухе, но не до такой же степени, чёрт возьми, чтобы вызывать отвращение у его владельца?
Из двадцати зонгов я в первую очередь записал те, которые должна петь Ксения: «Пиратка Дженни» и «Песня Полли». А затем уже прошёлся по остальным: «Утренний хорал Пичема», «Свадебная песня». Больше всего я провёл сессий для «Баллады о приятной жизни», я слушал этот зонг в исполнении Боярского, Миронова. Синтезатор давал невероятное количество комбинаций звуков. И так увлёкся, что просто щелкал кнопками, рычажками, передвигал настройки то туда, то сюда. То объединял звуки разных инструментов, то вызывал звучание совершенно фантастической мелодии.
Но в какой-то момент я понял, что невыносимо устал и просто засыпаю. День оказался слишком насыщенным и длинным. Я быстро переписал все, что смог сделать на кассетный магнитофон. И решил поспать хотя бы полчаса, иначе, я мог бы упасть прямо со стула и заснуть.
Около сцены стоял длинный, обтянутый искусственной черной кожей диван. Я вернулся в подсобку, нашёл там какой-то старый плед, пропахший мышиным дерьмом и пылью. Стоило прилечь, как я мгновенно провалился в сон.
Но мозг не дал отдохнуть, придумав невероятно яркий и реалистичный кошмар. Будто я стою на сцене Большого театра, абсолютно голый, а в зале сидят лишь женщины. И я ощущал себя так неловко, хотелось сбежать, но что-то держало меня на краю сцены и заставляло исполнять арию.
Странный шум вырвал меня из мерзкой фантасмагории, я присел и прислушался. Явно кто-то ковырялся в замке. Дверь, скрипнув, отворилась. А я быстро перебрался на сцену и спрятался за портьерой.
— Ну, чо, ушёл этот козёл? — послышался сиплый голос.
Замелькал по стенам, креслам призрачно-белый свет мощного фонаря.
— Свет погашен, не видишь? — отозвался второй баском.
— Хрен его знает, может он здесь где-то.
К первому лучу добавился конус более слабого фонарика. Упёрся в стену за сценой. В мягком лунном свете, лившемся из окон, я уловил контуры двух мужиков. Один повыше, другой более плотный, сутулый. Ступая очень тихо, я спустился со сцены, ползком добрался до своего полушубка, аккуратно вытащил из кармана дубинку. И прячась в проходе между креслами, добрался до двери. Встал рядом и щёлкнул выключателем.
Брызнувший из люстр свет затопил зал, выгнав все тени из углов. Мужики, уже стоявшие у сцены, синхронно обернулись. У того, что выглядел
