Чиновникъ Особых поручений - Алексей Иванович Кулаков
— … выкупил пакетбот вместе со всем его грузом: думаю, отличный шотландский виски нам пригодиться⁉ Там еще сыр, маслины и немного арабики в зернах — будет чем в дороге закусить…
— Ха-ха-кха-ох-ё!.. Григорий, хватит меня смешить! И так толком не вздохнуть, а ты еще…
От каркающего смеха Великого князя очнулся штабс-капитан — тут же попытавшийся вздеть себя на ноги.
— И-эк!
Но вместо этого больно (и обидно) плюхнувшийся задом о сырую мать-землю. Ну ладно, сухую, но все равно неприятно твердую. Переждав приступ боли и потрогав повязку, офицер подал голос:
— Г-хаспада…
— О, Николай Николаевич опять с нами!
Уцепившись за руку князя, Шиллинг с натугой вздел себя на ноги. Вновь накатила легкая дурнота, но вид разбитой пулями адской машинки отлично взбодрил героического гвардионца: настолько, что он тут же позабыл про дырку в груди и поинтересовался — а собственно, по какой причине они всё еще живы? Ведь нитроглицерин такая штука, что взрывается от легчайшего удара и даже неосторожного чиха…
— В каком смысле масло? Это что, было обычное оливковое масло!?! Твою же в бога душу мать!!!
Рассматривающий сваленную перед ним груду дешевых револьверов, десятка полтора разнообразных ножей, дюжину недурных кастетов и две потертые лупары, господин Долгин рассеянно поправил:
— Ну, не совсем обычное: рафинированное, тройной очистки. Пришлось изрядно походить по лавкам колониальных товаров, пока нашлось подходящее по консистенции и цвету.
Вспомнив, каким холодом смертного ужаса его обдало во время внезапного падения Михаила Александровича, офицер гвардии Измайловского полка слабым голосом произнес:
— Ваши розыгрыши убьют меня вернее вражеской пули! У меня же тогда едва сердце не остановилось!!! Ох-х…
Дальнейшим признаниям помешал показавшийся «чиновник» с выправкой кадрового военного — старательно огибая неудачливых «бегунков», явный каваллерист еще на подходе расцвел верноподданнической улыбкой.
— Ваше императорское высочество, вы целы!..
Увы, но спешка и сумрак сыграли с ним дурную шутку: устремившись вперед, он сначала подскользнулся на подозрительной серо-красной кашице. Затем закономерно брякнулся на колени. И уже из этого положения разглядел во всех неппетитных подробностях, что может сотворить близкий картечный выстрел с человеческой головой…
— Бу-э-э!!!
В общем, вид пострадавшего от дружественного огня французского революционера благодаря ему стал еще неаппетитнее. На удачу оплошавшего офицера, вернулись телохранители с докладом и дорогим охотничьим ружьем — при виде которого Великий князь моментально забыл о фееричном появлении «подмоги». Пока он с болезненной гримассой вертел и осматривал одноствольный штуцер-экспресс с клеймами «JamesPerdey Sons, Ltd. London», его светловолосый друг листал тоненькую стопку бумаг, бывших в карманах охотника на августейшую дичь.
— Хм? Обратный билет до Дувра, на имя Томаса Бронте.
Поглядев на кусок тонкого картона с парой печатей, обычно сдержанный и вежливый Михаил Александрович злобно прошипел сквозь зубы:
— Английский ублюдок!..
Не без труда отобрав у помрачневшего здоровяка штуцер, оружейный магнат покрутил его, затем нажал-сдвинул и разобрал на две части, передав их дворцовому полицейскому:
— В кофр.
Туда же переправили подсумок с десятком тупорылых безоболочечных патронов неприятно-большого калибра, маску (выбрали ту, что почище) и кучку документов, нашедшихся у павших борцов за светлое будущее французского народа — на чем сбор памятных сувениров был закончен. Обменявшись с Агреневым и Долгиным парой неразборчивых фраз, Великий князь чуть хриплым голосом распорядился:
— Господа, несите архив к воротам.
Видя, как пара чиновников молча подцепила и поволокла в проход кофры, «каваллерист» и оставшийся целым придворный полисмен обменялись нечитаемыми взглядами и начали примеряться к оставшимся на земляном полу баулам.
— Николай Николаевич, вы как, сами идти сможете?
— Благодарю, вполне.
Тем не менее пошатывающегося Шиллинга, и заметно приободрившегося после укола обезбола раненого дворцового стража ненавязчиво страховали во время их короткого перехода к воротам, выходящим сразу на морской причал. Створки были открыты, позволяя лучам вечернего солнца освещать штабеля разнокалиберных ящиков и подозрительную кучу чего-то, накрытую куском рыжего брезента — из под которого предательски вытарчивал башмак с неравномерно стертым каблуком… А так же заехавший внутрь лабаза старенький, но еще крепкий пароконный фургон — где сидел чем-то недовольный третий дворцовый стражник, за которым с оружием наизготовку следили сразу два долгинских телохранителя. Вернее даже не за ним, а за большими и туго набитыми джутовыми мешками, кое-где прострелеными и густо заляпанными подсыхающей кровью: чуть расслабившись при виде явившегося начальства, хмурые мужчины тут же сдернули с ближнего штабеля ящик из-под фиников, поставив его близ дорожных кофров. Затем еще один, только им брякнули о землю возле фургона, достав из него целое ведро промасленных гвоздей и молоток с короткой ручкой…
— Грузим бумаги и деньги!
Его императорское высочество не погнушался лично подать пример, милостиво соизволив пнуть один из мешков с деньгами. Его почин тут же подхватили, в десяток минут заполнив внутреннее пространство повозки тяжелыми ящиками — после чего Михаил Александрович огласил новые распоряжения:
— В двух сотнях саженей от нас пришвартован пакетбот «Саванна». Доезжаете до судна и поднимаетесь на борт: с вами отправится надворный советник Долгин, организует заселение и доставку ящиков в большую каюту. Глаз с них не спускать! Затем он закончит здесь все дела, вернется на пакетбот, и вы все немедля отплываете в Санкт-Петербург: вплоть до прибытия и передачи груза находитесь под командованием Григория Дмитрича.
Чуть ссутулившись из-за тяжести бронежилета, и все сильнее ноющей ушибленной груди и сломанного ребра (или двух), Великий князь устало закруглился:
— Все необходимые подробности надворный советник доведет до
