Стилист - Геннадий Борисович Марченко
— Тусовка говоришь… Хм… Занятно. Ну да ладно. Насчёт этого можете не переживать, не такие уж они и друзья, как может показаться на первый взгляд. Михал Михалыч ещё и не с такими знакомства водит. Идите смело, ни о чём не думайте, — добавил он с нажимом.
Не читал в своё время мемуары Козакова, но попадалось вроде бы как — то в Сети упоминание, будто в книге своих воспоминаний актёр признаётся, что лет 30 сотрудничал с Конторой. Тогда становится понятна уверенность Гулякова в том, что тот примет меня как миленький. Ну и ладно, дойду до этого Козакова, от меня не убудет.
— На следующей неделе я вас сам найду, расскажете, как сходили на мероприятие, — напутствовал меня комитетчик.
Ха, учитывая, что о встрече на своей квартире ему всё в красках скорее всего доложит сам Козаков, выходило, что всё, что я расскажу Гулякову — он будет сверять с полученной от Михал Михалыча информацией. И если я где — то привру или о чём — то умолчу — веры мне уже не будет. А это может сказаться не самым лучшим образом на моём будущем. Так уж и быть, заложу всех с потрохами, один хрен всего — навсего продублирую Козакова.
Врать для меня — дело страшное, всегда предпочитал говорить правду, пусть зачастую и не совсем приятную. Так что нетрудно представить, какие муки я испытывал, рассказывая невесте о вечернем визите к очередной клиентке, при этом кивая на собранный дипломат с инструментами. К счастью, Ленка, похоже, всё приняла за чистую монету, женская интуиция её на этот раз подвела, либо просто сказалось отсутствие большого жизненного опыта. Мне же, целуя её перед уходом, хотелось надеяться, что врать таким образом мне придётся крайне редко.
Строение № 68 на Ордынке, не «хрущёвка», но и не сталинский ампир. Чем — то смахивал на питерские дома, в том числе и серым цветом. Казаков с супругой обитал в спаренной 3—комнатной квартире, образованной из двух — 60—й и 61—й.
— Региночка, вот и тот самый парикмахер пожаловал, что наделал фурора у Брик и Катаняна, — воскликнул открывший дверь Михаил Михалыч, пыхнув мне в лицо своей трубкой с длинным мундштуком.
По сравнению с утончённым, походившим на аристократа Козаковым его жена Регина Соломоновна (попросившая называть её просто Регина) выглядела серой мышкой. Они и так была не красавица, к тому же скромно одевалась и носила очки в крупной роговой оправе чёрного цвета. И что в ней нашёл один из самых харизматичных актёров советского кинематографа? Работала Регина переводчицей и, как выяснилось случайно в ходе откровенного монолога Козакова, это был его третий брак.
Когда я пришёл, у Козакова уже тусили молодой актёр театра «Современник» Константин Райкин и театральный художник Борис Мессерер. Чуть позже подтянулись Иосиф Кобзон и композитор Давид Тухманов, а последними пришли ведущая солистка ансамбля «Берёзка» Мира Кольцова и её муж, танцор из ансамбля Моисеева, цыганистого вида Борис Санкин. Многих из них я помнил в куда более преклонном возрасте, ту же Кольцову, ставшую впоследствии руководителем «Берёзки», а теперь благодаря воле провидения получил возможность видеть этих людей, так сказать, в самом расцвете.
— Йося, а что без молодой супруги? — спросил Козаков.
— С Андрюшкой сидит, парню меньше трёх месяцев. Ты что, забыл, что я 1 января стал отцом?
— И точно! Стыд мне и позор! Кстати, знакомься, это известный московский парикмахер Алексей Бестужев. Если приспичит подстричься — обращайся смело, да, Алексей? — вовсю стебался актёр.
— Да иди ты к чёрту, Миша, — беззлобно отреагировал певец.
Опытным взглядом я сразу определили, что свои волосы у Иосифа Давыдовича только по краям, сзади и в виде небольших бакенбардов, а основную часть шевелюры составляет искусственная накладка. Но сейчас Кобзон предпочитал парик попышнее того, который ему предстоит носить в будущем.
Похоже, случился этакий еврейский междусобойчик. Всегда поражался умению людей этой национальности добиваться успеха. Если еврей талантлив — то он обязательно станет знаменитым. И это невзирая на происхождение, сколько их пробилось с самых низов! Наверное, это в них было заложено на генетическом уровне. За что бы они ни брались — всегда выходит толк.
— А у Бори 15 марта был день рождения! — провозгласил Казаков. — Предлагаю по этому поводу тост. Он будет коротким, но смачным. Хочу пожелать, Боря, чтобы у тебя всё стояло, кроме сердца!
Под дружный смех мужчины, включая меня, подняли бокалы, в которых на два пальца был налит 15—летний «Двин», который по такому случаю был извлечён хозяином из шкафа. Обе дамы предпочли сухое красное. Обычно перед коньяком согласно правилам этикета я предпочитал выпить чашечку кофе, но в это время, видно, с такими деталями были не очень хорошо знакомы. Хотя кофе у Козаковых, уверен, имелся, и думаю, не самый плохой.
Коллекционный армянский коньяк крепостью 50° неплохо вдарил по «шарам», но имел приятное послевкусие, особенно под тонкую дольку лимона, посыпанного сахаром. Как объяснил Козаков, именно в этот напиток влюбился английский премьер Черчилль после того, как впервые распробовал его в компании Сталина.
Кто — то уже был наслышан о моём скандальном спиче в адрес Тарковского, и неудивительно, что под пьяную лавочку принялись обсуждать творчество столь неоднозначного режиссёра. В отличие от прошлого раза, сейчас мнения разделились. Кобзон принял мою сторону, хотя и сделал это крайне деликатно, Тухманов и Козаков держали нейтралитет, Райкин и Мессерер завели пластинку о «великом гении», замысел которого простой челяди понять не по силам. Наверное, под челядью подразумевались такие, как я.
Я же, памятуя, что должен провоцировать собравшихся не только разговорами о Тарковском, после второй рюмки проявил инициативу и завернул на тему любви к Родине.
— Всё понимаю: бесплатные образование и медицина, бесплатные квартиры, отпуска, премии, но почему же тогда мы живём хуже, чем загнивающий Запад? Вот этот вопрос не даёт мне покоя.
— Ну почему же хуже? У нас, во всяком случае, нет на улицах нищих, — подал голос Кобзон.
— Да, у них встречаются нищие, но в основном это просто ленивые выходцы из стран третьего мира, для которых пособие по безработице с талонами на продукты питания уже в несколько раз больше того, что они имели у себя дома. То же самое касается и безработных. А если взять средний класс, то живёт он на порядок лучше нашего, если к СССР вообще применимо такое понятие, как средний класс. У них обычный
