К Соловьев - Господа Магильеры
- Как зовут этих господ?
Франц наморщил лоб, еще не знакомый с настоящими взрослыми морщинами.
- Господин… э-э-э… господин Мориц и господин Шпильхе.
- Где они сейчас?
- В своих номерах. Они спускаются обычно сразу к завтраку.
- Это хорошо. Номера их рядом?
- Да, господин вассермейстер. На втором этаже. Но чаще всего они оба сидят в номере господина Шпильхе.
Кронберг кивнул сам себе. План действий появился почти сразу же. Или же не появился, а все это время спал в памяти, заранее составленный и продуманный до мелочей. Кронберг этому ничуть не удивился бы. Впрочем, сейчас это не играло значения. Сейчас важна была лишь решительность и быстрота реакции. Если ему повезет, он сможет покинуть «Виндфлюхтер» живым. Тогда все будет неплохо. Запасные документы уже подготовлены, лежат в надежном месте. Бельгийский паспорт, кое-какие ценные бумаги, небольшой запас наличных. Достаточно, чтоб перебраться через границу. А там… Кронберг не знал, что будет дальше, но уверен был в том, что что-то придумает. Вода – это жизнь…
- Значит, так, - сказал он Францу, - Слушай внимательно, парень. Сделаешь все в точности, как я говорю. После завтрака, когда эти господа снова засядут вместе, подойдешь к их двери, постучишь, и скажешь, что господину Шпильхе срочный звонок из Берлина. От господина Мартина. Запомнил? Молодец. Попросишь его, чтоб он спустился к портье, там есть телефонный аппарат. Как только он выйдет, убедись, что второй господин остался в номере, а потом стукни в мою дверь. Один раз.
Франц затряс головой.
- Понял, господин вассермейстер.
- Это важное дело. Магильерское, особенное дело. Понял? Выполни его как следует, и господин вассермейстер будет очень доволен. Может быть, даже даст тебе десять рейсхмарок.
Судя по горящему взгляду Франца, деньги интересовали того в последнюю очередь. Помочь господину вассермейстеру в важном магильерском деле! Что может быть мальчишке лучшей наградой?..
- Ступай, - сказал ему Кронберг, - Не маячь тут. А я… мне надо закончить маленькое дело.
Франц неумело отдал честь и скрылся за дверью. Кронберг вернулся к краю террасы и бросил взгляд на море. Погода быстро портилась, волны утратили безмятежную размеренность, стали резкими и угловатыми. Но между ними, как и прежде, покачивалась голова Штрассера с приметными залысинами. Кажется, он спешно греб к берегу. Кронберг несколько секунд смотрел на него, потом вытянул вперед руку. Пальцы сложились вместе щепотью и едва заметно напряглись.
Голова Штрассера на миг пропала за очередной волной, но волна прошла, а голова так и не появилась на поверхности.
- Рыбка булькнула, - пробормотал Кронберг, опуская руку и ежась от порыва холодного морского ветра, - Дело за водяным.
Франц постучал в дверь его номера без четверти час. Кронберг ждал этого стука. Он заранее собрал все необходимые вещи в легкий ручной саквояж, позаботился о костюме и удобной обуви. Сборы его были быстры, на флоте их заставляли собираться за считанные секунды, так что свободного времени оставалось еще прилично. Кронберг расходовал его самым расточительным образом – курил, читал какой-то иллюстрированный журнал, потом заказал в номер легкий завтрак. Он был спокоен, как много лет назад на палубе «Регенсбурга», глядя на приближающиеся силуэты английских эсминцев, грациозные и страшные.
- Вышел, - громким шепотом сообщил Франц, - Уже спускается вниз к телефону!
- Значит, ты хорошо справился, - Кронберг постарался изобразить на лице что-то вроде того, что изображали обычно гордые отцы при виде успехов своих сыновей, - Молодец, Франц.
- Что мне делать дальше?
- Главное – не мешать мне. Впрочем… Ты сможешь быть на пляже в три часа пополудни?.. Помнишь тот пляж, где я показывал фокусы?
- Конечно!
- Вот там и встретимся. В три. А сейчас лучше не околачивайся в гостинице. Пойди погуляй. Погода, правда, портится с каждой минутой, но настоящего шторма пока нет. Уж можешь мне поверить.
- Хорошо, господин вассермейстер.
Франц пропал. Кронберг медленно спустился на второй этаж. На нем был легкий фланелевый костюм, отлично подходящий для прогулок, и модная, с полями, шляпа, напоминание о Берлине. От одежды, конечно, придется избавиться при первой же возможности. Заодно и сбрить осточертевшие усы. Но об этом он будет думать много позже.
Он остановился перед номером господина Шпильхе и несколько раз легко постучал. За дверью зашелестела бумага – кажется, постоялец отложил газету.
- Кто? - спросил настороженный мужской голос.
- Портье. Простите, если помешал. Один из наших гостей оставил вам утром письмо. Кажется… Да, господин Кронберг. Сказал, вручить лично в руки.
- Письмо?
- Адресовано вам. Прикажете оставить внизу?
Он думал недолго. На это Кронберг и рассчитывал.
- Нет, возьму сам. Давайте сюда.
Дверь открылась. Как Кронберг и ожидал, на пороге стоял тощий тип с острым птичьим лицом, которого он когда-то назвал Гильдестерном. Как его? Господин Мориц?..
Увидев Кронберга, господин Мориц изменился в лице, так, что не спасло даже профессиональное хладнокровие. Всего на секунду, но все же. Растерянность, удивление, даже страх – все это отразилось на его лице. Очень неуютный момент – когда жертва вдруг возникает на пороге, мало того, насмешливо глядит на неудачливого охотника. Что делать? Сразу устранить? Рискованно. Раз жертва здесь, значит, ей что-то известно. Значит, она на что-то рассчитывает. Но что она знает? И что собирается делать?.. Пожалуй, лучше проявить разумную осторожность, не спешить, не паниковать.
- Добрый день, - Гильдестерн-Мориц не очень весело улыбнулся, - Я, признаться, не расслышал, от кого письмо?..
- От вассермейстера Кронберга, - Кронберг шагнул в номер, заставив постояльца машинально попятиться, - У него для вас персональное сообщение. Нет, не на бумаге, я передам лично, если вы не возражаете. А звучит оно так… Еще не родился человек, способный убить море. Но море запросто может убить любого из живущих. Запомнили?..
Лицо господина Морица дрогнуло. Но какое чувство появилось на нем, Кронберг сказать не мог бы. Потому что спустя мгновенье господин Мориц лопнул.
Сухой треск кожи, вроде звука лопающейся диванной обшивки, хлюпанье, плеск – господин Мориц лопнул, как насосавшийся крови клоп, непоправимо испачкав дымящимися внутренностями ковер, обои и большую часть обстановки в номере. Внутренности оказались разбросаны по всей комнате. Они были еще влажными, а некоторые даже ритмично подергивались. Бело-сизые связки кишечника повисли на изящном золоченом абажуре в традиционном для «Виндфлюхтера» стиле ампир, коричневый ком печень оказался отброшен к самому окну, клочья легких фантиками прилипли к шкафу и серванту. По полу рассыпались кости. Ребра беспорядочным ворохом оказались свалены недалеко от порога, а череп укатился под софу и удивленно глядел оттуда пустыми черными глазницами. Его содержимым, насколько Кронберг мог рассмотреть, оказалось непоправимо запачкано панно с белыми и розовыми цветами.
Кронберг придирчиво осмотрел свой костюм, но на нем не было и пятнышка – все брызги крови господина Морица оказались направлены в другую сторону. Сам номер, правда, выглядел ужасно. Из претенциозного и хорошо обставленного, подлинного образчика хорошего вкуса в «Виндфлюхтере», он стал подобием сарая забойщика, где все усеяно потрохами и тяжело пахнет кровью. Хорошо, что обслуга в гостинице была слишком хорошо вышколена, чтоб заглядывать в номера без спросу. Но горничным, пожалуй, завтра придется нелегко.
Кронберг согласен был потерпеть временные неудобства, связанные с обстановкой, тем более, что не предполагал здесь задерживаться. Аккуратно прикрыв дверь, он нашел стул, не забрызганный кровью, и сел на него. Ждать пришлось дольше, чем он рассчитывал. К сожалению, газета, которую читал господин Мориц, пострадала слишком серьезно и для чтения не годилась. Что ж, он подождет и так. Море умеет ждать.
Дверная рука дернулась лишь минут через двадцать.
- Чепуха какая-то, - сердито пробасил вошедший, хмурый малый с перебитым носом, именовавшийся господином Шпильхе, - Ты не поверишь, подхожу я к телефо…
Лишь оказавшись в номере, господин Шпильхе сообразил, что с его компаньоном, судя по всему, приключилось досадное несчастье. Возможно, он понял это лишь после того, как поскользнулся на том, что от него осталось. Как бы то ни было, господин Шпильхе умел действовать быстро и решительно.
Его рука мгновенно метнулась к ремню, где угадывалась характерная выпуклость кобуры. Возможно, его рука даже успела бы, но ей не помешала пола пиджака. Должно быть, господин Шпильхе не привык носить пиджаки, и в минуту, когда тело действует инстинктивно, эта случайность стала роковой. Кронберг увидел блеск револьвера, тревожный, как вспышка стальной молнии.
Господин Шпильхе успел вытащить оружие, но направить его на сидящую в кресле фигуру уже не смог. Он вдруг зашатался, как пьяный, налетел плечом на шкаф, по лицу, ставшему вдруг огненно-красным и отечным, градом покатился пот. Широко раскрывая рот, господин Шпильхе беспомощно выронил револьвер и прижал руки к вискам. Глаза его налились кровью и почти не моргали. Когда его искаженные судорогой губы позволили наконец открыть рот, из него донесся лишь хрип.
