Алексей Шепелёв - За гранью
— Ну и поскольку Круг, разумеется, не поддерживает эту блажь Удера он готов принять от меня помощь и в благодарность за неё позволит мне вернуться в Логру, не так ли?
— Гэну рассмотрит дело о твоем изгнании, Мерлин. Сам понимаешь, если он просто объявит о прекращении изгнания, это не прибавит порядка в королевстве. Наверняка возмутится Круг, да и те, кто принял слова Патрика, не будут рады, а их среди пэров сегодня большинство. Поэтому гэну считает, что без королевского судилища никак не обойтись.
Улхс произнес эту речь, постоянно запинаясь и покраснев лицом, что, разумеется, не укрылось от проницательного взгляда старого колдуна.
— Ты не умеешь лгать, Улхс. Можешь считать это своим недостатком или своей добродетелью, но лгать ты не умеешь. Разве вся твоя семья и ты сам не сторонники новой веры?
— Ты знаешь, Мерлин, что я желаю помочь тебе не на словах, а на деле, — угрюмо выдавил из себя молодой маркьяг.
— Ты молод и неопытен, Улхс. Высокое положение не прибавляет никому разума само по себе. Тебе кажется, что ты знаешь, что движет королем, пэрами, Горлойсом потому, что ты говоришь с ними, но в словах никогда нет полной правды.
— Значит, ты не веришь мне? — с горечью опустил голову Улхс.
— Прежде всего, я не верю Удеру. Точнее, я верю в то, что он и впрямь может созвать королевский совет, чтобы поговорить обо мне, но он не позволит мне вернуться. Несмотря на все свои недостатки Удер — прирожденный правитель. Он может забыть свой долг, плененный красотой юной девицы, но не обещаниями старого гармэ.
— Значит, ты не поможешь ему?
Лицо старого волшебника осветила улыбка, показавшаяся воину лукавой.
— Посмотрим. Если он меня соответствующим образом отблагодарит — я могу ему помочь.
— Отблагодарить? — Улхс выглядел растерянным. — Но что он может дать тебе, кроме возвращения в Логру? Ведь деньги, титулы, земли, привилегии — всё, что ценно в наших глазах, для тебя — только дым. Вы, гармэ, существа не от мира сего… По крайней мере, мне так казалось, — торопливо закончил воин, опасаясь рассердить старика.
Но Мерлин, похоже, ничуть не разозлился.
— Верно, для меня не имеют значения титулы и золотые побрякушки. Однако, в силах Удера дать мне награду, которая мне была бы нужна, причем, пусть он знает, что ежели он согласится со мной, то ему это принесет более чем мне.
— Но что же он может отдать тебе, Мерлин?
— Бастарда, ежели Игрейна приживет от их близости.
— Бастарда? Но Мерлин, это же никому не дано знать…
— Я сказал «если», Улхс. Ежели Тому, Кто вершит судьбы мира, будет угодно, чтобы чрево Игрейны оказалось плодно от Удера — я хочу, чтобы ребенка отдали мне. Удера это только избавит от забот, как объяснять пэрам, что имеется королевский ублюдок.
— Но зачем он тебе, Мерлин? — в голосе маркьяга смешивались страх и недоверие.
— Для моих магических занятий, чего же тут непонятного?
— О Высокое Небо! Ты хочешь умертвить младенца?
— Почему бы и нет? — пожал плечами старик, лицо его было серьезным. — Когда-то король Вортигерн[54] возжелал заложить в основание новой крепости кости юного Мерлина и окропить его кровью фундамент.
— Вортигерн был бритт и язычник…
— Неважно. Его придворные жрецы и маги владели остатками Знаний и умели извлечь пользу из этой жертвы.
Улхс внимал старому гармэ со страхом, лицо его побледнело.
— Но Мерлин, пролить кровь невинного младенца — это… это невозможно. Это против законов Предков и против Божьих законов.
— Против законов Предков? Полно, Улхс. Во времена Предков ублюдка просто умертвили бы сразу после рождения.
— Но не использовали бы его в тайных ритуалах…
— Какая дитю разница как именно оно будет убито? Кстати, смерть во время ритуалов бывает безболезненней, нежели под ножом блюстителя заветов Предков.
— Мерлин, побойся Того, Кто над нами…
— Что ты знаешь об этом, Улхс? Ты способен пробормотать вслед за безграмотным жрецом десяток молитв, не понимая их сути — и мнишь, что понимаешь Его волю?
— Но Патрик учил…
— Тот, кто хотел, чтобы его запомнили как Патрика, постигал волю Того, Кому он служил всю свою жизнь. Всю жизнь, ты это понимаешь, Улхс? И в конце её говорил, что только-только начинает понимать Его волю. А ты хочешь сказать, что сумел во всем разобраться, выслушав дюжину преданий?
— Нет, но…
— Никаких но, — властно перебил Мерлин. — Никаких но, мальчишка. Я выслушал бы слова, как ты его называешь, Патрика, если бы была такая возможность. Выслушал бы Ронана[55], Корентина[56] или кого-то, похожего на них. Но слушать рассуждения зеленого юнца, еще ничего не видевшего в этой жизни — не собираюсь. Решай Улхс: либо ты передашь мои условия Удеру, либо забудь об этой нашей встрече. Еще раз повторяю: я сейчас Удеру намного нужнее, чем он мне.
— Я передам твоё слово, Мерлин, — потупясь, произнес Улхс. — Я немедленно спешу в Намнетский порт и первым же кораблем отплываю на Альбион. Думаю, гэну даст тебе то, что ты у него просишь. Когда ты сможешь прибыть к нему?
— Как только Удер пообещает выполнить моё условие, меня долго ждать не придется, — усмехнулся старый колдун.
— Но как ты узнаешь о решении гэну? И как успеешь добраться отсюда до Корнуолла, — с сомнением в голосе спросил Улхс.
— Отправляйся в путь, юноша, и не забивай себе голову тем, о чем не имеешь понятия, — старик отвернулся, давая понять, что разговор окончен. — Что для гармэ расстояния и моря…
Молодой маркьяг поторопил своего коня, но, отъехав шагов на тридцать, остановился и, повернувшись к волшебнику, прокричал:
— Я воин, а не мудрец, Мерлин, но запомни моё слово: если ты причинишь вред невинному младенцу, то на тебя падет гнев Того, Кто всё видит.
А затем пустил коня вскачь и вскоре исчез из виду среди буков и каштанов.
Волшебник долго смотрел ему вслед, погрузившись в свои мысли. Из размышлений его вывел какой-то шорох над головой. Мерлин отпрянул в сторону и тут же на то место, где он только что стоял, упала сосновая шишка.
Путь может быть долгим и трудным,Но все же, легче идти,Коль проложили дорогу,Те, кто прошли впереди.
Выбор пути иногоСтрашен и странен тем,Тем, кто пошел дорогой,Что предназначена всем.
Если ты выбрал дорогу,Которой никто не ходил,Знай, что твой путь особыйТребует больше сил.
Тот, кто прошел дорогой,Что проложил другойПридет лишь к обещанной цели,И ни к какой иной.
Если ты ищешь особый,Свой, непохожий путь,Должен ты с общей дорогиРано иль поздно свернуть.
Можешь в пути погибнуть,Сгинуть во тьме навсегда.Может — на небосклонеВспыхнет твоя звезда.
Право на выбор это:Проклятие или дар?Только лишь тот ответит,Кто в жизни своей выбирал.
ЗАМОК ЛОРИНГЕР. ЛИТОВСКАЯ ССР. 16 ОКТЯБРЯ 1944.
Трофейный «Опель-Капитан» трясло на разбитой проселочной дороге. Шофер — старшина третьей статьи Виктор Бирюлин, к которому все обращались не иначе как Витька, или, по прозвищу, Шалман, мертвой хваткой вцепился в руль, напряженно вглядываясь в дождливую муть за передним стеклом, которую не мог разогнать бьющий из мощных шестигранных фар свет. Дворники работали на полную мощность, но справиться с потоками воды были не в состоянии. "Вот и еще раз немецкая техника спасовала перед советской природой", — подумалось сидящему на переднем сидении капитану третьего ранга Ирмантасу Мартиновичу Гаяускасу.
Кроме него и шофера в машине было еще два бойца охранения, также в звании старшин: прошедшие через блокаду Ленинграда неразлучные друзья Роман Романов и Николай Олеников, или, для боевых товарищей, Пат и Паташон, прозванные так за некоторое сходство с известными комиками. В тылах Второй гвардейской армии Первого Прибалтийского фронта было неспокойно, запросто можно напороться на вооруженного противника. Это могли быть и тайком пробирающиеся в Восточную Пруссию немцы, из тех, что попали в окружение в Клайпеде или в Курляндии, и, что гораздо хуже, разведгруппа, ведь еще неделю назад в этих шли ожесточенные бои, да и сейчас фронт проходил совсем недалеко, чуть более десятка километров. И, что уж совсем плохо, это мог оказаться отряд "лесных братьев", бойцов ЛЛА [57], которым теперь, после прихода в Литву Красной Армии, терять оставалось уже нечего. По-хорошему, не следовало бы пускаться в этот путь без сопровождения хотя бы взвода автоматчиков, но капитан-три понадеялся, что в такую погоду засада крайне маловероятна. К тому же, порученное ему дело не терпело отлагательства, и не было времени дожидаться попутчиков.
